Битва при Ипсе

Не следует путать с битвой при Иссе.

Битва при Ипсе
Основной конфликт: Четвёртая война диадохов
Царства преемников Александра: после битвы при Ипсе, 301 г. до нашей эры
Дата	301 год до н. э.
Место	Фригия
Итог	Поражение Антигона, распад империи Александра Македонского
Противники
Македоняне Антигона Одноглазого Македоняне Селевка, Лисимаха и Кассандра с вспомогательными отрядами персов и фракийцев
Командующие
Антигон†, Деметрий, Пирр Препелай, Лисимах, Селевк, Плистарх
Силы сторон
45 тыс. тяжёлой пехоты, 25 тыс. лёгкой пехоты, 10 тыс. кавалерии, 75 слонов 40 тыс. тяжёлой пехоты, 20 тыс. лёгкой пехоты, 12 тыс. персидской кавалерии, 3 тыс. тяжёлой кавалерии, 480 слонов, 100 колесниц
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Ипсе — решающая битва борьбы диадохов, произошедшая летом 301 года до н. э. возле города Ипса во Фригии (Малая Азия) между войсками Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета с одной стороны и войсками коалиции Кассандра (Македония), Птолемея (Египет), Селевка (Вавилония и сатрапии Ирана) и Лисимаха (Фракия) с другой. Одна из крупнейших битв периода эллинизма и вообще всемирной истории до начала Нового времени.

События, предшествовавшие битве

После смерти Александра Македонского сатрап Великой Фригии Антигон Одноглазый попытался восстановить его державу под своей властью. Он сосредоточил основную часть владений Александра — власть над Малой Азией, Сирией и частично Грецией и принял титул царя. Остальные диадохи, также принявшие царские титулы, пытались противостоять политике Антигона. В 302 году до н. э. была создана (точнее возобновлена) коалиция диадохов против Антигона. Инициатором выступил царь Македонии Кассандр, ведший в Греции тяжёлую борьбу с сыном Антигона Деметрием. При этом, сначала Кассандр пытался договориться с Антигоном, но, когда последний отверг его предложения, направил посольство с предложением о союзе против Антигона царю Фракии Лисимаху. Союз был заключен, после чего оба царя предложили присоединиться к нему царю Египта Птолемею и Селевку, владевшему тогда Вавилонией и т. н. Верхними сатрапиями (Иран и Средняя Азия). Договоренность была достигнута, и Кассандр с Лисимахом открыли боевые действия: первый напал на Деметрия и войска Эллинской лиги, второй же совершил успешное вторжение в Малую Азию и угрожал даже Фригии, хотя от решительного сражения уклонился, ожидая подхода союзников. Тем временем Кассандр встретился с Деметрием под Фивами Фтиотийскими, однако до сражения дело также не дошло, так как Антигон, узнав о приближении Селевка, отозвал сына в Азию. В это же время Птолемей выступил из Египта и захватил Южную Сирию; однако, услыхав во время осады Сидона о мнимом поражении, якобы нанесенном Антигоном Лисимаху и Селевку, и о движении Антигона на Сирию, поспешил отступить в Египет. По мнению современных ученых, Птолемей счел для себя выгодным поверить (или сделать вид, что поверил) явно невероятному слуху, так как, имея за собой практически неприступный Египет, не хотел рисковать своей армией в решающем сражении.

Накануне битвы

С наступлением лета 301 года до н. э. военные действия возобновились. Антигон выбрал для битвы удобную для фаланги и конницы равнину под городом Ипс, во Фригии, и расположился там, ожидая подхода неприятелей. К Ипсу вскоре подступили объединившиеся армии противников Антигона. Командовали ими сами цари, кроме македонской армии, которой руководил брат Кассандра Плистарх. По численности армии были примерно равны — около 70 тыс. человек. Войско Антигона состояло в основном из македонских ветеранов, организованных в фалангу. Войска Лисимаха и Селевка в значительной степени были укомплектованы местными контингентами. Значительную часть их составляла лёгкая пехота и конные лучники. Кроме того у Селевка было 480 слонов, полученных от индийского царя Чандрагупты по договору, завершившему безуспешный поход Селевка в Индию. Обе стороны имели на вооружении персидские серпоносные колесницы, впрочем, не сыгравшие значительной роли в сражении, так как колесничие спрыгивали с них ещё до подхода к неприятельскому войску, фаланга же расступалась без ущерба и легко пропускала колесницы.

Судя по ходу сражения, Антигон попытался воспроизвести план, принесший Александру победу при Гавгамелах: сосредоточив конницу на одном фланге, обрушить её удар на наиболее сильную группировку противника и разгромить её, скомбинировав этот удар с переходом в наступление фаланги. По мнению современных исследователей, Антигон надеялся, что, имея перед собой в основном «варварскую» по составу армию, он сможет одолеть её тактикой Александра. Однако ошибка Антигона состояла в том, что он имел дело с войском, гораздо лучше обученным и управляемым, чем противники Александра, и с полководцами, (в отличие от Дария III) стоявшими на высоте современных им тактических требований. В результате противники Антигона (прежде всего Селевк) сумели сполна использовать преимущества подвижных «варварских» контингентов и слабые стороны неповоротливой фаланги.

Ход сражения

Битва началась атаками колесниц и легковооружённой пехоты. Конница Антигона, которой командовал Деметрий Полиоркет, атаковала тяжелую конницу Селевка под командованием сына царя Антиоха, после ожесточенной схватки разгромила её и кинулась преследовать. Однако, увлекшись преследованием, он оторвался от фаланги Антигона. Этим не замедлил воспользоваться Селевк, которые ввел в дело слонов. Сами по себе слоны не представляли большой опасности для фаланги — македоняне умели бороться с ними с помощью досок, утыканных гвоздями, и горючих средств. Однако они отрезали фалангу от конницы Деметрия, и Селевк воспользовался этим, введя в действие конных лучников и легкую подвижную пехоту, которые принялись активно обстреливать тяжелую фалангу Антигона. Антигон оказался заперт вражескими слонами и тяжёлой пехотой, и после нескольких часов стояния под обстрелом значительная часть его фаланги сдалась и перешла на сторону Селевка, либо бежала. Армия Антигона потерпела полное поражение. Сам 80-летний полководец продолжал яростно сражаться, до последнего надеясь на помощь Деметрия, пока не рухнул на землю, пронзенный дротиками. Деметрий с 8 тысячами своих солдат ушёл в Грецию.

Последствия битвы

Держава Антигона была разделена между победителями. Её большая часть попала в руки Селевка и Лисимаха, причём первый получил Сирию и Северную Месопотамию, второй — значительную часть Малой Азии. Птолемей сохранил земли, завоеванные в ходе похода 302 года, то есть Палестину, область Дамаска и южную Финикию. В результате окончательно оформились три основные державы эллинистического мира: Египетское царство Птолемеев, Македонское царство и так называемое Сирийское царство Селевкидов, к которому вскоре отошли и основные владения разгромленного Селевком царства Лисимаха (кроме Пергама).

Таким образом, битва завершила распад великой империи Александра Македонского и предопределила конфигурацию Средиземноморья на протяжении всего III века до н. э.

Литература

Первичные источники

• Плутарх. Сравнительные жизнеописания: [ancientrome.ru/antlitr/plutarch/sgo/demetrios.htm Жизнеописание Деметрия]

Исследования

• Эллинистический период // Всемирная история в 24 т. — Мн.: Литература, 1996. — Т. 4. — 608 с.
• История Древней Греции. / гл. ред. Кузищин В. И. — М.: Высшая школа, 2001. — С. 399.
• Шофман А. С. Распад империи Александра Македонского. — Изд-во Казанского университета, 1984. — С. 113—114.

Ссылки

• [svitoc.ru/topic/1929-bitva-pri-ipse-301-g-do-n-e/ Битва при Ипсе 301 г. до н. э.]

Отрывок, характеризующий Битва при Ипсе

– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: