Битва при Карпениси
| Битва при Карпениси | |||
| Основной конфликт: Греческая революция | |||
 Смерть Маркоса Боцариса. Картина кисти Людовико Липпарини | |||
| Дата |
8 августа 1823 года | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа греческих повстанцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при городе Карпениси (Карпенисион) (греч. ή Μάχη του Καρπενησίου) или Битва при Кефаловрисо (греч. Η Μάχη του Κεφαλόβρυσου) — сражение между греческими повстанцами под командованием Маркоса Боцариса и османскими войсками, произошедшее 8 августа 1823 года.
Содержание
Предыстория
После того как греческие повстанцы отбили атаку турок на Месолонгион, султан обязал Мустаи-пашу из северо-албанского города Шкодер возглавить экспедицию в Западную Среднюю Грецию. Мустаи-паша собрал 15 000 «геков» (северных албанцев) и мирдитов (албанских христиан-католиков) и направился на юг. Омер-вриони, имевший 6 000 албанцев, не покидал Эпир и должен был дождаться прихода Мустаи-паши, чтобы примкнуть к нему.
Боцарис, Маркос
Сулиоты Боцарис был одним из командиров во время Первой осады Месолонгиона, но именно ему временное правительство присвоило звание генерала. Это вызвало недовольство у местных военачальников Средней Греции. Чтобы звание генерала не внесло раздоры в греческий лагерь, Боцарис выступил перед соратниками, поцеловал, а затем публично порвал диплом генерала[1]. 33-летний Боцарис имел к тому времени боевой опыт в горах Сулиона, воевал на стороне Али-паши Тепеленского, служил французам на острове Лефкас и в Италии, говорил по-албански и по-итальянски и снискал уважение как у греков (был побратимом Теодора Колотрони), так и у мусульман.
Перед боем
Мустаи-паша прибыл в город Трикала в середине июля. Отсюда он направился в горы Аграфа, которые были гнездом военачальника Караискакиса. Караискакис, которого мучил туберкулёз, встретился с Боцарисом 30 июля в Соволако. Караискакис ушёл лечиться в монастырь Пруссос, но отдал Боцарису своих бойцов. Мустаи-паша прибыл 30 июля в город Карпениси. Узнав об этом, Боцарис расположился недалеко от Карпениси, в селе Микро Хорио (Малое Село), а братья Дзавелас — в Мегало Хорио (Большое Село). Под его командованием было 1250 бойцов, из них 400 были сулиотами. Здесь у него зародился дерзкий план. Поскольку сулиоты владели албанским языком, а одежда «ляпи» Омер-вриони (южных албанцев), в отличие от «геков» Мустаи-паши (северных албанцев), ничем не отличалась от греческой, Боцарис послал трёх лазутчиков в турецко-албанский лагерь, в Кефаловрисо, которые 7 августа целый день, никем не примеченные, ходили по лагерю, собирая информацию. Боцарис принял решение: в ту же ночь атаковать лагерь и, по возможности, взять в плен или убить Мустаи. В течение всей Освободительной войны произвести подобную атаку рискнёт только Караискакис.
Бой
Боцарис выступил во главе 800 бойцов, а 400 бойцов во главе с З. Дзавеласом заняли Платаниа, чтобы перекрыть путь подкреплениям турецкому лагерю, в котором располагались 4 000 турко-албанцев. Но, получив не подтвердившуюся информацию от местного крестьянина, что к Платаниа подошли турецкие силы численностью около 8 000 человек, Боцарис изменил свой план, оставив Дзавеласу 850 бойцов. Боцарис оставил для атаки 450 сулиотов (по другим данным — 350[2]) и простился с Дзавеласом со словами: «доброй встречи в подземном царстве».
Боцарис дал указание своим бойцам: «Входим в лагерь с обнажёнными клинками, идём к центру лагеря, говорим между собой только по-албански, стрелять только по моему приказу. Когда начнется бой, чтобы не убивать своих, на вопрос „кто ты?“ отвечаем: „камень“». В полночь, с 8 на 9 августа, сулиоты по руслу речки вошли в лагерь. Выдавая себя за взбунтовавшихся против командиров албанцев, они вошли в лагерь, убивая клинками только тех, кто пытался их остановить. Турки ещё не определились, что происходит, когда сулиоты подошли уже к палаткам пашей. Боцарис дал команду, и горнист протрубил сигнал. Албанцы кричали «эрде Марко» («идёт Маркос») и падали от ударов клинков, не зная ответа на пароль.
В первой палатке, в которую вошёл Боцарис, он обнаружил своего знакомого по двору Али-паши, старика Аго-васиари, и отдал его под охрану, чтобы спасти ему жизнь. Сразу после этого Боцарис был ранен в бок, но скрыл это от своих бойцов. Турки постепенно стали организовывать сопротивление, заняв позиции в Ампелиа, где у них был бастион.
Бойцы обратились к Маркосу: «Достаточно мы их порезали, пора и уходить». Но Боцарис в горячке боя хотел взять и бастион.
Здесь он и был ранен в правый висок. Греческий историк Коккинос пишет, что Боцарис был поражён негром — слугой одного из пашей[3]. Однако народная Муза оспаривает это в песне тех лет: Боцарис убит мирдитом («латинская собака/ рубать тебе бы руку/ героя Марко в голову сразил той горькой пулей»). Сулиоты стали отходить, неся раненного Боцариса, который скончался у них на руках ещё до выхода из лагеря. После смерти Боцариса сулиоты не щадили никого на своем пути. Был убит и старик Аго-васиари[4].
Итоги сражения
Некоторые историки пишут, что турки потеряли в этом бою 1 500 человек убитыми. Народная Муза зафиксировала: «1200 порезали…». Греки потеряли около 40 человек убитыми и столько же ранеными. Трикупис пишет, что было захвачено 2 знамени, 690 ружей, 1 тыс. пистолетов, много лошадей и мулов[5]. Но победа была омрачена смертью Боцариса.
После боя
Мусульмане славили Аллаха, что избавились от «Харуна Марко». Греки решили не хоронить Боцариса на месте, опасаясь, что турки осквернят его останки. Тело его было отправлено в Месолонгион. По пути эскорт сделал остановку в монастыре Пруссос, где лечился от туберкулёза Караискакис. Шатаясь, Караискакис спустился в церковь и поцеловал покойника со словами: «когда бы брат, Маркос, и я такой смертью…». Боцарис был похоронен в Месолонги. Было произведено 33 пушечных выстрела — столько, сколько ему было лет.
Напишите отзыв о статье "Битва при Карпениси"
Примечания
Литература
- Paroulakis P. H. The Greeks: Their Struggle for Independence. — Hellenic International Press, 1984. — ISBN 0-9590894-0-3..
Ссылки
- [www.evrytania.eu/D.Karpenisiou/KarpenissiRevolution/Karpenissi2.htm Περιγραφή της μάχης του Κεφαλόβρυσου από το evrytania.eu]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по истории желательно?:
|
| ||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Карпениси
– После, после, завтра. Поздно…Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
