Битва при Каррах
| Битва при Каррах | |||
| Основной конфликт: Парфянский поход Красса | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа Парфии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Каррах — одно из величайших поражений в истории Древнего Рима, понесённое 40-тысячным корпусом во главе с Крассом от парфян под начальством Сурены в окрестностях древнего города Карры. Битва произошла в июне 53 до н. э. по римскому календарю (в начале мая по современному счету) и закончилась гибелью Красса и его армии.
Римлян было 7 легионов, 4 тысячи конницы и 4 тысячи лёгкой пехоты, парфян — 10 тысяч конных лучников и 1 тысяча катафрактариев из личной царской дружины. Битва, закончившаяся в начале ночи, произошла, однако, ближе к Ихнам, так как солнце на широте около 37 градусов в июне заходит около 19:00, а Эгнаций подошёл к Каррам по Плутарху глубокой ночью, то есть был в пути 5—7 часов (восход около 5:00), при котором прошёл не менее 50—60 км. Угрозой атак и обстрелом со всех сторон, в основном с флангов, парфяне заставили римлян сначала построиться в каре. Контратаку возглавил сын Красса, Публий, возглавивший легион, 1 300 всадников и 500 пеших лучников. Однако его отряд из-за ложного отступления парфян оторвался от основных сил и был разгромлен лобовой атакой и одновременным охватом с флангов. Всадники Публия были разбиты, пока остальная часть парфянской армии сковывала пехоту его отряда, после чего она была, наконец, атакована копейщиками. Голова Публия была отправлена царю Ороду II. Окружив легионеров, конные лучники Сурена выставили легионеров в уязвимую позицию для атаки катафрактов. А так как кавалерия Красса была повержена в атаке парфянской конницы, тяжеловооруженным легионерам было невозможно догнать конных лучников. Уничтожив римскую кавалерию, Сурена атаковал уже уязвимых легионеров. Крассу пришлось гнать лучников назад и именно там он попал в засаду. Многие легионеры были ранены именно градом стрел. Катафракты особо мало что сделали.
Пехота самого Красса была крайне стеснена обстрелом из луков.[1] Стрельба была неточной, но очень эффективной, так как велась по всей массе стоявших в плотном строю римских воинов. В итоге у римлян было 4 тысячи раненых при неизвестном числе погибших. Тем не менее, парфянские катафракты не сыграли при Каррах значительной роли — в 52 до н. э. и 38 до н. э. была также выявлена слабость парфянской тяжёлой конницы в ближнем бою против римской тяжёлой пехоты[2]. Но в поражении римлян сыграл роль также климатический фактор — армию Красса составляли в основном италики, а летом жара в Междуречье достигала 38 градусов. На марше с грузом более 50 кг при нехватке воды воины быстро утомились.
Из 43 тысяч принимавших участие в битве римлян половина погибла, четверть бежала и ещё четверть попала в плен и была переселена в Маргиану. Согласно одной из легенд, самого Красса парфяне казнили жестокой казнью, влив в горло расплавленное золото. Такая казнь была глубоко символичной, так как Красс на Востоке был широко известен своими вымогательствами и ненасытной жаждой наживы.[3]
В 19 до н. э. Август дипломатическим путём вернул потерянные в битве Орлы разбитых легионов.
|
Это заготовка статьи о Древнем Риме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Битва при Каррах"
Примечания
Первоисточники
- Плутарх. [lib.ru/POEEAST/PLUTARH/plutarkh4_14.txt «Никий и Красс», 23-27]
- Дион Кассий. «Римская история», XL, 21-24
Литература
- F. Smith. Die Schlacht bei Carrhae
Отрывок, характеризующий Битва при Каррах
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
