Битва при Квебеке (1690)

Битва при Квебеке
Основной конфликт: Девятилетняя война
Фронтенак принимает посланника Уильяма Фипса с требованием о капитуляции Квебека. Акварель. 1925 год. Чарльз Уильям Джефрис
Дата	16—24 октября 1690 года
Место	Квебек, Новая Франция
Итог	Победа Франции
Противники
Королевство Франция Королевство Англия
Командующие
Луи де Бюад де Фронтенак Сэр Уильям Фипс
Силы сторон
2000 2300 60 туземцев 6 орудий 34 военных корабля
Потери
7 убитых 12 раненых 30 убитых большое количество раненых, ок. 1000, погибших на обратном пути

Битва при Квебеке (англ. Battle of Quebec, фр. Bataille de Québec) — сражение, состоявшееся с 16 по 24 октября 1690 года между британскими войсками под командованием сэра Уильяма Фипса и французскими войсками под командованием Луи де Фронтенака около города Квебек в рамках Девятилетней войны.

После взятия Порт-Ройала в Акадии английские колониальные власти рассчитывали захватить Монреаль и даже столицу Новой Франции Квебек. Весть о потере форта в Акадии ошеломила жителей французской Канады, и генерал губернатор Луи де Бюад де Фронтенак отдал приказ о немедленном начале подготовки к осаде главного города колонии.

Когда английские посланники прибыли в Квебек, для того, чтобы передать французам условия капитуляции города Фронтенак отказался отдать город и пообещал дать ответ «жерлами орудий»<. Майор Джон Уолли командовал вторгшейся английской армией, которая высадилась в районе Бопор. Английские солдаты постоянно подвергались нападениям со стороны канадских ополченцев и были вынуждены отступить. А эскадра военных кораблей под командованием сэра Уильяма Фипса почти полностью была разрушена пушечными выстрелами из города.

Обе стороны извлекли полезные для себя уроки из битвы. Французы поняли, что им необходимо улучшить защиту Квебека. Англичане же осознали, что для взятия столицы Новой Франции им понадобится больше артиллерии и более весомая поддержка со стороны метрополии.

Предыстория

Новая Франция, занимавшая существенную часть Северной Америки, численно серьёзно уступала соседним британским колониям Новой Англии и Нью-Йорку. К 1689 году население французской колонии составляли лишь 14 000 поселенцев, в основном проживавших в охраняемых фортами городах.

В 1690 году сэр Уильям Фипс был назначен генерал-майором Массачусетса для командования экспедицией против Французской Аркадии. Выплыв на семи кораблях, перевозивших 450 милиционеров «пешего Полка», 21 мая им был захвачен Порт-Ройал. Местный губернатор Луис Александр де Фрише де Менневаль имел при себе только 70 человек без каких-либо артиллерийских орудий, так что не мог оказать действенного сопротивления. 22 мая англичане спилили крест и снесли алтарь в местной церкви, после чего разрушили её саму, а 23-го — разграбили местные окрестности.

Подобное развитие событий шокировало французских колонистов, опасавшихся потерять свою столицу. Квебек не имел серьёзных укреплений, а с севера и запада был полностью открыт, особенно с полей Авраама. Граф Фронтенак вернулся в Канаду во второй раз в качестве генерала-губернатора, и приказал возвести деревянный частокол для прикрытия города со стороны форта Шато-Сен-Луи и Сен-Шарль. Главный градостроитель следил за возведением одиннадцати небольших редутов в этой ограде, которая защищала-бы от вражеской артиллерии. С целью прикрытия со стороны равнины на западной стороне города, на мельнице Монт-Кармель была установлена батарея из трёх орудий. Частокол заканчивался на восточной стороне города около госпиталя. Батареи у реки были также усилены, вместе с восемью пушками, размещёнными за Шато, и шестью 18 фунтовыми в доках. На ведущей к верхнему городу улице были воздвигнуты баррикады.

В это время отряд из 150 милиционеров из Олбани и ирокезов под руководством капитана Джона Шхуйлера направлялась к Монреалю пешим путём и на каноэ, имитируя тактику партизанской войны (экспедиции на вражескую территорию на большое расстояние), улучшенную французскими колонистами. Целью являлось взятие города и разгром французских сил к югу от Квебека, что позволило-бы флоту из Бостона беспрепятственно подойти к столице колонии. Вспышка оспы, отсутствие припасов и разногласия среди офицеров вынудило многих милиционеров и индейцев покинуть стан Шхуйлера, у которого осталось только 855 солдат, обещанных властями Новой Англии. 4 сентября английские рейдеры напали на поселения к югу от Монреаля, убив более 50 местных жителей. Не имея достаточных сил для сражения с гарнизоном, Джон завершил вторжение и вернулся в Новую Англию. Пока Фипс осаждал Тадуссак, Фронтенак приказал гарнизонам Монреаля и Труа-Ривьера идти на выручку Квебеку. Спустя четыре дня губернатор прибыл в столицу Новой Франции с отрядом из 200—300 солдат, высвободившихся благодаря решению Шхуйлера, чем повысил боевой дух сопротивления.

Прибытие Фипса

Когда Новая Англия и Нью-Йорк организовали закончившуюся ничем экспедицию против Монреаля, Массачусетс начал отдельную экспедицию к Квебеку. Операция финансировалась за счёт выпуска облигаций, рассчитанного на богатую добычу в столице французских владений в Северной Америке. В ней участвовали 32 корабля и порядка 2 300 местных милиционеров, подчинявшихся Уильяму Фипсу. Выдвижение было отложено до конца лета из-за напрасного ожидания доставки дополнительных боеприпасов из Англии, в итоге корабли выплыли из Халла 19 или 20 августа. Плохая погода, отсутствие встречного ветра, нехватка знакомых с рекой Святого Лаврентия навигаторов тормозили продвижение, и англичане прибыли к Квебеку лишь 16 октября.

Луи Фронтенак прибыл в столицу Новой Франции 14 октября, вместе с ним пришло порядка 3 000 милиционеров. Английские колонисты были «вполне уверены в трусости и слабости французов», но в реальности дела обстояли иначе. Защита Квебека опиралась на три батальона закалённых колонистов, имевших в отличие от людей Фипса опыт борьбы с противником. Сам город был «размещён на сильных природных позициях, которые они [английские офицеры] могли когда-либо видеть.», крутые отвесные склоны и особенности восточного берега, препятствовавших присутствию боевых и десантных кораблей.

16 октября Фипс отправил к Фронтенаку майора Томаса Саважа в качестве посланника для передачи условий капитуляции. Встреча проходила по законам психологической войны. До начала боевых действий, лидер французов провёл представителя с закрытыми глазами по улицам города через ревущую толпу с целью скрыть истинное количество своих людей. Затем в Шато Сэнт-Луи он вместе с другими офицерами в лучших нарядах выслушал условия англичан. Составленный пуританами документ звучал грозно:

Войны между коронами Англии и Франции не происходят без достаточного оправдания; Но разрушения, нанесённые вами французами и индейцами, под вашим руководством и поощрением, лицам и объектам их Величества Новой Англии без всякого повода с их стороны, поставили их перед необходимостью этой экспедиции для их собственной безопасности и сатисфакции.

Майор сказал французскому командованию, что у них есть один час чтобы подчиниться, после чего вытащил из кармана часы. Взбешённый Фронтенак хотел повесить посланника перед английским флотом, но епископ Квебека Франсуа Лаваль смог его успокоить. Фронтенак ответил:

У меня нет другого ответа для твоего генерала, кроме как из отверстий моих пушек и мушкетов.

Саваж с закрытыми глазами был препровождён на свой корабль. Военный совет при Фипсе был раздосадован итогами переговоров, так как намеревался атаковать беззащитный и запаниковавший город. В тот вечер барабаны уведомили горожан о прибытии оставшихся милиционеров Монреаля под командованием Луи-Гектора де Каллиера, давших Фронтенаку численное превосходство перед противником.

Битва

Атакующие понимали, что единственно-возможное место прорыва обороны — северо-восточная часть города, имевшая слабые стены. Было решено высадить основные силы в районе Бопор к западу от реки Сен-Шарль, после чего пересечь её на лодках вместе с полевыми орудиями. Когда десант займёт возвышенности к западу от Квебека, флотилия начнёт бомбардировку города и высадку второго отряда. Фронтенак ожидал наземную атаку со стороны Бопора, и на берегу реки были возведены полевые укрепления, направленные на юго-запад. Тут он приказал вступать только в перестрелку с противником, оставив регулярные войска в резерве для участия в сражении на открытой местности к западу от города.

Тем не менее, открытое сражение так и не состоялось. Отряд в 1 200 солдат под командованием майора Джона Вэлли, второго командира Фипса, так и не достиг реки Сен-Шарль. Фронтенак выслал сильное подразделение канадских милиционеров под руководством Жака Ле Мойна де Сент-Элена вместе с несколькими индейцами в лес к западу от реки. Когда 18 октября английские колонисты высадились, они подверглись немедленному французскому обстрелу, в то время как полевые орудия по ошибке были высажены на другую сторону реки. Параллельно четыре крупных корабля Фипса вопреки плану встали на якорь у Квебека, после чего до 19 октября бомбардировали город, расстреляв к этому дню большую часть боеприпасов. Французских батарей оказалось гораздо больше ожидаемого, и вскоре такелаж и их корабельные корпуса получили серьёзный урон. Знамя с флагманского корабля «Шесть Друзей» было сорвано и упало в реку, и под упорным мушкетным огнём группа канадцев в каноэ смогло унести его в Квебек, где оно было торжественно преподнесено самому губернатору.

Во время бомбардировки люди Вэлли продолжали бездействовать, при этом страдая от холода и нехватки рома. 20 октября они решились снести французские укрепления, и выступили «в лучших европейских традициях, с битьём в барабаны и развёрнутыми знмёнами», но угодили в перестрелку на окраине леса. Англичане не могли выдержать тяжёлый канадский огонь, а эффективность медных пушек в этой местности была весьма низкой. Хотя Сент-Элен был смертельно ранен в этом бою, вместе с ним там осталось 150 англичан. 22 октября их соотечественники отступили в практически паническом состоянии, оставив на берегу победителям пять полевых орудий.

Последствия

23 и 24 октября состоялся обмен военнопленными, после чего корабли отправились в Бостон. Хотя по собственным подсчётам Фипса в сражении погибло только 30 человек, оспа вместе с несчастными случаями на море забрали более 1 000. Его поражение было бесповоротным, что обрадовало французов, не имевших достаточно провианта для снабжения всего гарнизона в случае долгосрочной осады. Фипс продемонстрировал полное отсутствие военных талантов, способных компенсировать недостаток опыта, однако на провал повлияли отсутствие достаточного количества припасов и опытных солдат.

Вся Канада ликовала победе, 5 ноября Te Deum прозвучал в квебекской церкви, переименованной в честь события в Notre Dame de la Victoire. Когда новости о разгроме экспедиции достигли Версальского дворца, король Франции Людовик XIV приказал изготовить медаль с надписью: «Kebeca liberata M.DC.XC-Francia in novo orbe victrix», или «Освобождение Квебека 1690-Победа Франции в Новом Мире».

Смерть Жака Ле Мойна де Сент-Элена вскоре после битвы вызвала скорбь во всей колонии, знавшей его доблесть и честь. Племя онондага прислало в качестве знака сочувствия вампумовое ожерелье, освободив в память о нём двух пленников. Его брат Шарль Ле Мойн, участвовавший в этом сражении, позже получил дополнительный грант на землю за свои услуги и стал первым бароном де Лонгёй.

Обе стороны вынесли уроки из сражения. Французская победа продемонстрировала, что английским колонистам требуется помощь метрополии. Граф Фронтенак осознал необходимость улучшить городские укрепления, и в 1692 году поручил военному инженеру Жозуэ Бертло де Бокур спроектировать крепость, способную выдержать современную осаду Работы, отложенные из-за канадской зимы, начались летом 1693 года. На земляном валу были возведены крупные бастионы для прикрытия города, имевшие заострённые деревянные колья на стенах. Полноценная береговая батарея, известная как «Королевская батарея», была возведена сразу после осады. Выглядевшая как небольшой бастион, она имела на своём вооружении четырнадцать пушечных амбразур для прикрытия двух берегов Святого Лаврентия и самой реки.

Спустя 21 год во время войны королевы Анны англичанами была предпринята ещё одна попытка захватить Квебек. Но из-за тумана, сложного течения и сильных ветров транспортные корабли были отброшены к северному берегу залива Святого Лаврентия, где потерпели кораблекрушение. Оборона Квебека подверглась новому испытанию лишь в 1759 году в битве на полях Абраама.

Литература

• Chartrand, René. French Fortresses in North America 1535–1763: Quebec, Montreal, Louisbourg and New Orleans. — Toronto: Osprey Publishing, 2005. — ISBN 978-1-84176-714-7.
• Eccles, William J. Canada Under Louis XIV. — Toronto: MacMillan and Stewart, 1964. — ISBN 9780771030468.

Ссылки

[www.biographi.ca/EN/ShowBio.asp?BioId=34586 Biography of Sir William Phips]. Dictionary of Canadian Biography Online. Проверено 21 апреля 2011. [web.archive.org/web/20110525063848/www.biographi.ca/EN/ShowBio.asp?BioId=34586 Архивировано из первоисточника 25 мая 2011].

Отрывок, характеризующий Битва при Квебеке (1690)

Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.