Сражение при Клишове

Сражение при Клишове
Основной конфликт: Великая Северная война
Сражение при Клишове
Дата	8 (19) июля 1702 года (9 июля по шведскому календарю)
Место	Клишов, Польша
Итог	победа шведов
Противники
Швеция Саксония Речь Посполитая
Командующие
Карл XII Август II Сильный
Силы сторон
12 000 16 000 саксонцев 8000 поляков
Потери
300 убитых 900 раненых 2000 убитых 700 раненых 1000 пленных

Сражение при Клишове — сражение между шведами и саксонцами, произошедшее в ходе Северной войны 8 (19) июля 1702 года (9 июля по шведскому календарю) у польской деревни Клишов (польск. Kliszów), располагающейся в 80 км к северо-востоку от Кракова.

Предыстория

Летом 1702 года польско-саксонский король Август II Сильный формировал в районе Кракова армию, состоявшую из находившихся в Польше саксонских войск фельдмаршала Штейнау, отдельного корпуса генерал-лейтенанта Шуленбурга, а также польского войска под командованием коронного гетмана Любомирского. В общей сложности она состояла из 28 тысяч человек (20 тысяч саксонцев и 8 тысяч поляков).

Намериваясь ликвидировать эту угрозу, шведский король Карл XII приказал генерал-майорам Карлу Густаву Мёрнеру и Магнусу Стенбоку двинуться маршем из района Вильны к Кракову и соединиться с главными силами шведской армии, которые под командованием короля двинулись от Варшавы на юг.

Шведские армии соединились 7 июля несколько южнее города Кельце и теперь насчитывали в общей сложности около 12 000 человек. Шведский король принял решение немедленно атаковать противника, лагерь которого располагался на возвышенности возле Клишова. Поскольку лагерь был защищён болотистой местностью и лесом, саксонцы не ожидали нападения.

Сражение

В 9 часов утра 8 июля шведы 4 колоннами двинулись на союзников через густой лес. В полдень шведское войско неожиданно для саксонцев вышло из леса, прикрывавшего его подход. Саксонская армия спешно построилась в боевой порядок на возвышенности, в 2 ряда, поставив поляков на правом фланге. Общее командование войском осуществляли Август II и Штейнау, кавалерией командовал Флемминг, пехотой — Шуленбург.

Выйдя из леса, Карл XII обнаружил, что атаковать возможно лишь правый фланг противника, где стояли поляки, так как центр и левый фланг были прикрыты заболоченной местностью, к тому же саксонцы на возвышенности имели превосходную позицию для артиллерийского обстрела. Под артиллерийским огнём саксонцев шведский король двинул своё войско влево, послав вперёд первую линию левого фланга, поддержанную пехотой фон Ливена и Стенбока. Поляки отразили две атаки. В ходе одной из них у шведов был смертельно ранен Фридрих Голштинский. В третью атаку шведов повел Карл XII, самостоятельно возглавивший командование левым флангом. Поляки не выдержали и побежали.

Тем временем в центре шведам под командованием генерал-майора Кнута Поссе также удалось перебраться через болото и с большим трудом повторной атакой прорвать ряды вражеской пехоты.

Одновременно с этим ожесточённое сражение развернулось на правом фланге шведов, где командовал Реншильд, заменивший короля. Штейнау попытался пройти между болотами и атаковать правый фланг шведов, ударив им в спину, однако Реншильд сумел организовать оборону и только с большим усилием вынудил противника отступить.

Вслед за этим шведы контратаковали саксонскую кавалерию Флемминга. После жаркого боя она была обращена в бегство. Этим исход сражения был предрешен. К 18-00 вражеский лагерь был занят шведами.

Сражение, длившееся около пяти часов, согласно официальным данным шведов, стоило противнику 2000 человек убитыми и ранеными, а также свыше 1700 взятыми в плен (без учёта женщин и прислуги, находившихся в саксонском лагере). Со своей стороны шведы потеряли 300 человек убитыми и 800 ранеными. Победителям досталась вся саксонская артиллерия (48 орудий) и полевая касса.

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Nordisk familjebok. B. 11. Stockholm, 1914.

Отрывок, характеризующий Сражение при Клишове

Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.