Битва при Куфре
| Битва при Куфре | |||
| Основной конфликт: Вторая мировая война | |||
 Куфра на карте Северной Африки | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа союзников | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Куфре (31 января — 1 марта 1941) — одна из первых боевых операций сил «Свободной Франции» во Второй мировой войне.
Предыстория
Вскоре после капитуляции Франции перебравшийся в Великобританию генерал Шарль де Голль создал организацию «Свободная Франция», которая продолжила борьбу с фашистской Германией и её союзниками. Одним из первых сторонников «Свободной Франции» стала Французская Экваториальная Африка, и Де Голль решил попытаться открыть собственно французский фронт на границе колонии Чад и Итальянской Ливии.
Французские силы в Чаде были слабы и не имели техники, но им на поддержку пришла британская Long Range Desert Group, специализирующаяся на глубокой разведке в пустыне. В январе 1941 года британские и французские силы провели совместный рейд на итальянский аэродром в Мурзуке. Операция оказалась успешной, однако в её ходе погиб командовавший силами «Свободной Франции» в Чаде подполковник д’Орнано. Новым командующим французскими силами в Чаде стал полковник Леклерк.
Целью для серьёзной операции было решено сделать оазис Куфра, через который итальянцы, благодаря находившимся там аэродрому и радиостанции, поддерживали связь с Итальянской Восточной Африкой.
Ход боевых действий
Для выдвижения к находившемуся в 1000 километров от французских баз оазису Леклерк собрал 400 бойцов на 60 грузовиках, две разведывательные бронированные машины «Laffly S15», четыре транспортных грузовика и два 75-мм орудия.
Итальянские позиции были укреплены с помощью траншей, заграждений из колючей проволоки, на них имелись пулемёты и лёгкие зенитные орудия. Обороняло оазис две пулемётные роты (280 человек колониальной пехоты) и «Compagnia Sahariana di Cufra» — моторизированная рота, предназначенная для рейдов по пустыне.
Леклерк попросил британцев разобраться с итальянской моторизованной ротой, однако превосходство итальянцев в огневой мощи (на итальянских автомобилях были установлены 20-мм орудия) и поддержка итальянской авиации привели к тому, что англичане были разгромлены и им пришлось отступить. Самым плохим было то, что в плен попал один из офицеров с планом операции. Тем не менее Леклерк решил продолжать выполнение плана. Единственным изменением (как впоследствии выяснилось, критическим) стало то, что он отказался от разведывательных бронированных машин, а вместо них взял с собой всю имевшуюся в наличии артиллерию.
16 февраля французы подошли к Куфре; из-за поломок грузовиков к цели было доставлено лишь 360 бойцов. Итальянская моторизованная рота вышла на перехват, но французы сумели 17 февраля отбить её атаку, так как гарнизон Куфры не рискнул прийти на подмогу своим войскам. Несмотря на то, что французы потеряли много грузовиков от огня итальянских 20-мм пушек, это уже не играло роли: французы окружили Куфру. Несмотря на атаки из пустыни и угрозу с воздуха, они установили своё единственное оставшееся 75-мм орудие в 3 километрах от итальянского форта, вне досягаемости огня итальянцев, и приступили к методичному обстрелу итальянских позиций, подкреплённому огнём 81-мм миномётов с дистанции в 1,5 км.
Итальянской обороной командовал неопытный капитан-резервист, не имевший особого желания стоять насмерть. 28 февраля начались переговоры о капитуляции, и 1 марта Куфра сдалась. Итальянскому гарнизону было разрешено уйти на северо-запад, оставив боевое имущество.
Итоги и последствия
Захваченное в Куфре военное имущество явилось ценным подспорьем для слабых сил «Свободной Франции», однако сама по себе эта операция особого стратегического значения не имела: ход боевых действий в Африке определялся на берегах Средиземного моря.
Источники
- Шарль де Голль «Военные мемуары: Призыв. 1940—1942» — Москва: ООО «Издательство АСТ», 2003. ISBN 5-17-016112-3
Напишите отзыв о статье "Битва при Куфре"
Отрывок, характеризующий Битва при Куфре
Он помолчал.– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
