Битва при Линкольне (1141)

Битва при Линкольне
Основной конфликт: Гражданская война в Англии 1135—1154
Дата	2 февраля 1141 года
Место	Линкольн (Англия)
Итог	Решающая победа сторонников королевы Матильды Шотландской
Противники
Сторонники короля Стефана Сторонники королевы Матильды
Командующие
Король Стефан Блуаский Роберт Глостерский Ранульф де Жернон
Силы сторон
1,250 человек 1,000 человек
Потери
неизвестны неизвестны

Битва при Линкольне (англ. Battle of Lincoln) — одно из важнейших сражений гражданской войны в Англии 1135—1154 годов, состоявшееся 2 февраля 1141 года у Линкольна между сторонниками короля Стефана и королевы Матильды Шотландской. Армия Стефана была разбита, а сам король попал в плен, что позволило Матильде захватить власть в Англии.

Предыстория битвы

В первые годы гражданской войны в Англии 1135—1154 годов ни одна из противоборствующих сторон не имела очевидного преимущества. Король Стефан прочно удерживал под своей властью восточные части страны, тогда как в западных графствах закрепились сторонники королевы Матильды. Однако в конце 1140 года в лагерь королевы перешёл Ранульф де Жернон, граф Честера и крупнейший магнат Северной Англии. По свидетельству современника, Ранульф контролировал почти треть страны. Его разрыв с королём был связан с тем, что в 1139 году Стефан уступил королю Шотландии Давиду I Карлайл, которым ранее владел отец Ранульфа. В конце сентября 1140 года Ранульф де Жернон организовал заговор с целью убийства Генриха Хантингдонского, сына шотландского короля, находившегося при дворе Стефана. В рамках заговора Ранульф при поддержке своего сводного брата Вильгельма де Румара хитростью захватил замок Линкольн, через который должны были следовать король Стефан и принц Генрих, направлявшиеся к шотландской границе.

Стефан Блуаский, прибывший в Линкольн, решил пойти на уступки могущественному североанглийскому барону, чтобы избежать его перехода в лагерь королевы Матильды, а в дальнейшем использовать Ранульфа против шотландцев. Он передал Ранульфу города Линкольн и Дерби, а также административную и военную власть в Линкольншире, а Вильгельма де Румара пожаловал титулом графа Линкольна. Однако вскоре после отъезда короля в Лондон, жители Линкольна, страдавшие от притеснений со стороны Ранульфа, обратились к Стефану с просьбой о защите. Они также сообщили королю, что Ранульф не уделяет внимание укреплению замка и крепость можно легко взять неожиданной атакой. Стефан не мог упустить возможность установить свой контроль над Линкольном. 6 января 1141 года армия короля подошла к городу и заняла его без сопротивления. Ранульф де Жернон бежал в своё графство Чешир, оставив в замке свою семью и сильный гарнизон во главе с Вильгельмом де Румаром.

Пока королевская армия осаждала Линкольнский замок, Ранульф в своих чеширских владениях набрал новую армию, в состав которой были включены и валлийцы с земель, подконтрольных графу в Северном Уэльсе. Он также обратился за помощью к Роберту Глостерскому, лидеру партии Матильды в Англии, обещав свою верность королеве. Роберт во главе своих войск, состоящих, в основном из безземельных рыцарей, немедленно направился к Линкольну. 1 февраля 1141 года войска Роберта Глостерского и Ранульфа де Жернона подошли к городу и разбили лагерь в его предместьях.

Позиции сторон

Король Стефан из рыцарских побуждений отказался от возможности использовать своё выгодное стратегическое положение и сразу атаковать противника, расположившегося в окружающих город болотистых низинах. Он решил дать «честную» битву и приказал своим войскам спуститься на равнину. В центре королевской армии расположилась пехота во главе с самим Стефаном. Правое и левое крыло составляла конница. На правом фланге разместились отряды графов Ричмонда, Норфолка, Вустера, Нортгемптона и Суррея. Левый фланг занимали фламандские наёмники и рыцари Вильгельма Ипрского и отряд Вильгельма Омальского. Главнокомандующим королевскими войсками являлся Галеран де Бомон[граф де Мёлан, граф Вустер]].

Войска Роберта Глостерского также были разделены на три части: в центре находился отряд Ранульфа де Жернона, левое крыло составляли рыцари, лишённые королём Стефаном земель за сотрудничество с королевой Матильдой, правое — валлийские наёмники графа Честера. Арьергард возглавлял Роберт Глостерский, который и осуществлял руководство действиями войск в ходе сражения. Численность обеих сторон была примерно равна, король Стефан имел некоторое преимущество в пехоте, однако его кавалерия уступала по силе коннице Роберта Глостерского.

Ход битвы

Сражение началось утром 2 февраля 1141 года. Правое крыло армии короля Стефана не сделало никакой попыток сдержать яростную атаку безземельных рыцарей Роберта Глостерского. Все пять графов, отряды которых составляли правый фланг, вместе со своими солдатами бросились в бегство. Левому крылу Вильгельма Ипрского и Вильгельма Омальского удалось оттеснить плохо вооружённых валлийцев Ранульфа де Жернона, однако на помощь последним пришли рыцари Роберта Глостерского, которые разбили левый фланг королевской армии. Вильгельм Ипрский со своими фламандскими наёмниками был вынужден покинуть поле боя.

Сопротивление продолжал оказывать лишь центр армии Стефана, состоящий из спешившихся рыцарей во главе с самим королём. Силы, однако, уже были неравны и численность королевского отряда быстро таяла. В конце концов Стефан оказался один в окружении противника. В этом безвыходном положении король, по выражению современника, сражался «как лев». Когда сломался его меч, продолжил обороняться двуручным датским топором, пока и тот не раскололся. Наконец, сбитый с ног камнем, король сдался в плен Роберту Глостерскому.

По оценкам современного хрониста Ордерика Виталия, в сражении с обеих сторон погибло не более 100 человек.

Последствия

Главным итогом битвы при Линкольне было пленение короля Стефана сторонниками Матильды. Вместе с ним в плену оказался ещё целый ряд английских баронов, в том числе Гилберт де Ганд и граф Ричмонд. Войска Роберта Глостерского вошли в Линкольн и устроили там резню. Король был перевезён сначала в Глостер, а затем в Бристоль, где, по легенде, его заковали в цепи.

Пленение Стефана дало возможность Матильде захватить английский престол. Уже 8 апреля она была избрана королевой, а в середине июня 1141 года вступила в Лондон. Однако правление Матильды оказалось недолгим: её авторитарная политика вызвала восстание жителей столицы и изгнание из Лондона. Сторонники Стефана сформировали новую армию, во главе которой встали супруга Стефана королева Матильда Булонская и Вильгельм Ипрский. 14 сентября 1141 года в сражении при Винчестере армия Матильды была разбита, а Роберт Глостерский попал в плен. В результате 1 ноября 1141 года король Стефан был освобождён в обмен на предоставление свободы Роберту Глостерскому и вернулся в Лондон. Гражданская война в Англии продолжалась после этого до 1153 года.

См. также

• Битва при Винчестере
• Битва при Линкольне (1217)
• Гражданская война в Англии (1135—1154)

Литература

• Вильям Ньюбургский. История Англии. [www.vostlit.info/Texts/rus12/William_Newburgh/text1.phtml?id=269 Пер. на русск. яз. Д. Н. Ракова]
• Ордерик Виталий. Церковная история.
• Gesta Stephani (Деяния Стефана). Ред. и пер. на англ. К. Р. Поттер. — Лондон, 1955
• Мортон А.А История Англии. — М., 1950.
• Штокмар В. В. История Англии в средние века. — СПб., 2001
• [www.xlegio.ru/armies/max/lincoln.htm Нечитайлов М. Битва при Линкольне]
• Bradbury, J. Stephen and Matilda — The Civil War of 1139—53. — 1996.
• Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956

Отрывок, характеризующий Битва при Линкольне (1141)

– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.