Битва при Лознице (1941)

Эта статья о сражении 1941 года; о сражении 1810 года см.: Битва при Лознице (1810).

Битва при Лознице
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Вуков дом культуры, в котором укрывались немцы
Дата	31 августа 1941
Место	Лозница, Недичевская Сербия
Итог	победа четников
Изменения	город Лозница переходит под контроль югославских войск
Противники
Четники НОАЮ Третий рейх Третий рейх
Командующие
Веселин Мисита † Богдан Дрляча Георгие Боич Небойша Еркович фон дер Оленц
Силы сторон
Силы на штурм: Ядарский четницкий отряд (500 человек) Вспомогательные части: Церский партизанский отряд Подринский партизанский отряд Гарнизон: 100 солдат (11-я рота, 3-й батальон, 738-й пехотный полк) Вспомогательные части 6-я и 7-я рота 750-го пехотного полка
Потери
8 убитых (по другим данным — 18 убитых), 4 раненых (Ядарский отряд) число убитых и раненых не установлено, 93 попали в плен (гарнизон Лозницы)

Битва за Лозницу (серб. Битка за Лозницу) — сражение между югославскими и немецкими войсками, состоявшееся 31 августа 1941 года в городе Лозница. Югославские четники при поддержке партизан пошли на штурм оккупированного немцами города после отказа гарнизона сдаться без боя. В ходе сражения погиб командир четников Веселин Мисита, однако к концу дня немцы оставили город. В ходе боя в плен к югославам попали 93 солдата, которые стали первыми немецкими солдатами, попавшими в плен к силам Сопротивления в оккупированной Европе.

Битва за Лозницу ознаменовала начало партизанской войны четников против немецких захватчиков и стала одной из совместных побед четников и партизан. Четники с этого момента начали вести постоянные боевые действия против немцев, захватывая главные дороги и лишая немцев снабжения и припасов, шедших из Шабаца и Валево в Подринье. После освобождения Лозницы прошли ещё несколько боёв под Баней-Ковилячей, на шахте Заяч, в деревнях Завлака и Крупань, по итогам которых немцы понесли потери и утратили контроль над центральным Подриньем. Партизанские бои развернулись в Шумадии, Мачве и долине Западной Моравы.

Предыстория

В апреле 1941 года Германия разгромила в ходе краткосрочной Апрельской войны силы Югославии, оккупировав и разделив страну. Так, было создано марионеточное Независимое государство Хорватия, включившее в себя всю территорию современной Хорватии, всю территорию современной Боснии и Герцеговины и часть сербских земель; некоторые сербские территории были отданы Венгрии и Болгарии (последняя аннексировала всю Македонию), Словения де-факто стала итальянской провинцией (немецкие войска присутствовали и там), а Черногория — марионеточным королевством, подчинявшимся Италии.

Германия де-факто не аннексировала ничего, но оккупировала север современной Словении и фактически переподчинила его гауляйтерам рейхсгау Каринтия и Штирия, а также образовала военную администрацию в Сербии, территория которой была сужена до минимальных размеров после потери Воеводины, Санджака, части западных земель и юга Косово и Метохии (также была создана военная администрация в Банате). В руках у немцев оказались ключевые железнодорожные и речные транспортные маршруты, а также залежи стратегически важных полезных ископаемых. С мая 1941 года в оккупированном немцами сербском Подринье располагались войска 750-го пехотного полка 704-й пехотной дивизии (гарнизоны в Мачве, Ядре, Поцерине, Шабаце, Бане-Ковиляче и Лознице).

4 июля 1941 на территории всей Югославии началась Народно-освободительная война, поводом для вооружённого выступления послужило нападение Германии на СССР и последующий призыв Коминтерна к коммунистическим партиям стран Европы начать антинацистские и антифашистские восстания. После начавшегося восстания в Сербии о серьёзных грядущих проблемах открыто заговорили как немецкая военная администрация, так и Правительство национального спасения Милана Недича. В день начала войны в Белграде состоялась встреча членов ЦК Коммунистической партии Югославии, что вдохновило югославских партизан на бой. Часть немецких подразделений, готовившаяся к переброске на Восточный фронт, вынуждена была остаться в Сербии и вступить в бой с партизанами. Те начали организовывать диверсии, подрывая железные дороги, обрезая телеграфные и телефонные линии. 7 июля в деревне Бела-Црква состоялся первый бой, когда Жикица Йованович и его отряд уничтожили двух жандармов.

В свою очередь, с августа 1941 года в вооружённое противостояние с немцами вступили и убеждённые монархисты — движение четников, не признавших капитуляцию Югославии в апреле 1941 года и ставшее известным как Югославские войска на родине, также объявило войну немецким оккупантам и их союзникам. Лидером четников был Дража Михайлович, сербский генерал, который решился заключить временный союз с коммунистическими партизанами, чтобы добиться победы над общим врагом.

Подготовка к штурму города

Сбор войск

29 июня 1941 в Подринье был образован партизанский окружной комитет, который занимался вопросом организации восстания во всей области. Собрав оружие и припасы, партизанский отряд при комитете атаковал 7 августа станцию жандармерии, разоружив местных жандармов и забрав их оружие. 9 августа отряд стал называться официально Подринским, разоружив на следующий день опять тех же жандармов, которым выдали новое оружие. Вскоре партизаны сожгли городской архив, разорвали телефонную связь и взорвали мосты в округе. К 14 августа численность партизан достигла 360 человек из 6 рот, а оккупационные силы и коллаборационисты вообще не могли добраться до них, поскольку единственная железная дорога из Шабаца в Лозницу была разрушена партизанами.

В августе 1941 года к восставшим примкнули и четники Дражи Михайловича. Ещё раньше, в июле подполковник Веселин Мисита прибыл по приказу Михайловича в Ядар и обосновался в Троношском монастыре, настоятелем которого был иеромонах Георгие Боич, капитан запаса Югославской королевской армии. В начале августа Мисита и Бойич встретились в Ядаре и договорились об образовании Ядарского четницкого отряда, куда вошли также поручик запаса Никола Гордич и Мика Комарчевич. 15 августа Церский четницкий отряд из 25 человек был образован под командованием артиллерии капитана 1 класса Драгослава Рачича. Михайлович запрещал атаковать до того, как все отряды будут готовы, что вызывало недовольство ряда четников из Ядарского отряда: некоторые ушли к партизанам или к Церскому отряду Рачича.

Военный совет в монастыре Троноша

Приказы о начале наступления на немецкие позиции и подготовке восстания в Подринье были отданы по итогам военного совета в монастыре Троноша 30 августа 1941. На совете присутствовали подполковник Веселин Мисита, артиллерии капитан 1 класса Драгослав Рачич, игумен монастыря и капитан запаса иеромонах Георгие Боич, поручики Лазарь Савич и Ратко Мартинович, поручик запаса Никола Гордич и британский военный советник, разведчик и инженер Герберт Мюллер. Командовать операцией был назначен Мисита как самый старший по званию. Рачич предварительно договорился с Небойшей Ерковичем, командиром партизанских сил.

Силы сторон

Мисита командовал Ядарским четницким отрядом, в составе которого было около 1600 человек. В бою участвовали около 500 человек. Опыта у Ядарского отряда не было, поскольку его ядро составляли простые крестьяне, не обученные как следует сражаться, поэтому он был относительно изолированным, уступая по уровню подготовки партизанским силам. Тем не менее, Мисита остался командиром по договорённости Рачича с партизанами. Гарнизон Лозницы составлял всего 100 человек (11-я рота, 3-й батальон, 738-й пехотный полк), но они были хорошо подготовлены к обороне: немцы заняли позиции в Доме культуры (Вуков дом), гимназии и кафане Лазе Хайдуковича, перед которой поставили пулемётное гнездо.

Бой

Ровно в полночь 30 августа 1941 недалеко от Лозницы зазвонили церковные колокола, что стало сигналом к атаке. В течение ночи были перекрыты все выходы из города, окружение произошло без серьёзных происшествий. В 7:00 Мисита приказал войскам построиться для боя, заняв своё место в авангарде. В 8:30 к немцам был отправлен парламентер с предложением сдать город без боя. Капитулировать немцы отказались, и силы четников и партизан пошли в атаку, следуя заранее утверждённому плану. В 9 часов утра снова зазвонили церковные колокола, в тот же момент были сделаны семь ружейных залпов, и начался штурм города. В первых же боях четники сумели разбить группу немцев, оборонявшую Дом культуры, чуть позже немцев выбили из гимназии.

Церский четницкий отряд и титовские партизаны тем временем взяли деревню Богатич, действуя по соглашению. На помощь жандармерии была отправлена 6-я рота 750-го пехотного полка Вермахта с артиллерией. На второй день боя за Богатич прибыла и 7-я рота из Сремской Митровицы, а также взвод из Шабаца. После двухдневных боёв Церский партизанский отряд отступил на гору Цер, понеся большие потери, и вскоре слился с Ядарским отрядом.

Подполковник Мисита со своими соллатами обстреливали позиции оборонявших кафану немцев, забрасывали их ручными бомбами и гранатами. В столкновениях Мисита был сражён пулемётной очередью, получив смертельное ранение в голову. Командование взяли на себя капитан Богдан Дрляча и игумен монастыря Троноша Георгие Боич. К вечеру немцы были разбиты. Большинство оставшихся в живых солдат вермахта капитулировали (причём почти все они сдались в самый разгар сражения). Лишь считанные единицы спаслись и сбежали в Баню-Ковилячу.

Потери

Четники потеряли по одним данным, восемь человек убитыми (в том числе командира Веселина Миситу) и четверых ранеными; по другим — убитых было 18 человек, раненых также четверо. В плен к югославам попали 93 человека, но число погибших и раненых немцев неизвестно. Всех раненых четники отправили в больницу, а пленных отвели в монастырь Троношу. Осаждавшие обращались с пленными довольно хорошо, оказывая им медицинскую помощь. В руки югославам попало огромное количество оружия и боеприпасов.

Последствия

Военные

Сообщение об успешном освобождении города поручик Георгие Боич отправил на Равну-гору полковнику Драголюбу Михайловичу, который поддержал продолжение партизанских действий против немцев. Ядарский четницкий отряд перегруппировался после освобождения города в Подринье и продолжил бои 1 сентября 1941, атаковав 3-й батальон 738-го пехотного полка в Бане-Ковиляче — крупнейшей немецкой крепости в Подринье, которую потом в итоге немцы оставили. 11 и 12 сентября 1941 в Ядарском крае и Лознице четники, установив свой командный пост в Лознице, провели мобилизацию, повысив численность отряда до 5 тысяч человек (однако оружия всем не хватало, так что боеспособными в отряде было около половины личного состава). Партизаны также создали свой отряд, взяв в него рабочих, крестьян и шахтёров, а также построили мастерскую в городе для производства ручных гранат.

Неудача в битве при Богатиче заставила два четницких отряда провести атаку на Баню-Ковилячу: если 1 сентября это четникам не удалось совершить сходу, то уже 6 сентября с помощью титовских партизан им удалось это сделать утром за считанные часы. 3 сентября Подринский партизанский отряд всё-таки выбил немцев из Богатича. 6 октября Лозницу немцы всё-таки вернули под свой контроль в ходе операции «Мачва».

Память

• Лозница считается первым городом в Югославии, освобождённым со времён Апрельской войны, и первым городом в континентальной Европе, откуда немецкие войска были выбиты силами Движения Сопротивления. Однако сражение за Лозницу было не первым, где немецкие войска вынуждены были преимущественно обороняться (ещё в июле 1941 года в Смоленском сражении немцы вынуждены были перейти к обороне).
• Биограф Иосипа Броза Тито Владимир Дедиер считал Миситу одним из лидеров Сопротивления и назвал его смерть большой утратой для восстания. Память о Мисите была увековечена 31 августа 2008 по предложению Божидара Делича, депутата Народной скупщины от Сербской радикальной партии, когда в Лознице на площади Вука Караджича была установлена мемориальная табличка. Одним из инициаторов установки стали и Божидар Панич, для которого Мисита был кумиром и за упокой души которого Панич молился каждый год.

См. также

• Битва за Баню-Ковилячу
• Битва на Завлаке
• Битва за Валево

Литература

• Batanović Milovan. Podrinjski Partizanski Odred // [www.znaci.net/00001/37_11.htm Ustanak naroda Jugoslavije 1941: Zbornik knjiga]. — Beograd: Vojnoizdavacki zavod Vojno delo, 1964.
• Cavendish Marshall. [books.google.com/books?id=weohAQAAIAAJ History of the Second World War]. — 2nd. — New York, New York: Marshall Cavendish, 1975.
• Dedijer Vladimir. [books.google.rs/books?id=RG3zAAAAMAAJ The War Diaries of Vladimir Dedijer: From April 6, 1941, to November 27, 1942]. — Ann Arbor, Michigan: University of Michigan Press, 1990.
• Hehn Paul N. The German Struggle Against Yugoslav Guerillas in World War II. — New York, New York: Columbia University Press, 1979. — ISBN 978-0-914710-48-6.
• Kroener Bernard R., Müller Rolf-Dieter, Umbreit Hans. Germany and the Second World War, Volume 5: Organization and Mobilization of the German Sphere of Power. Part I. Wartime Administration, Economy, and Manpower Resources 1939-1941. — New York, New York: Oxford University Press, 2000. — Vol. 5. — ISBN 978-0-19-822887-5.
• Mitrović Dojčilo. [books.google.com/books?id=9ux5AAAAIAAJ Zapadna Srbija 1941]. — Beograd: Nolit, 1975.
• Samardžić Miloslav. General Draža Mihailović i opšta istorija četničkog pokreta. — Beograd: Una pres, 2005. — Т. 1.
• Tomasevich Jozo. [books.google.com/books?id=yoCaAAAAIAAJ War and revolution in Yugoslavia 1941-1945, Volume I: The Chetniks]. — San Francisco, California: Stanford University Press, 1975. — ISBN 0-8047-0857-6.
• Tomasevich Jozo. [books.google.com/books?id=fqUSGevFe5MC War and Revolution in Yugoslavia, 1941–1945: Occupation and Collaboration]. — Stanford, California: Stanford University Press, 2001. — ISBN 978-0-8047-3615-2.
• Trbojević Dušan. Cersko-Majevicka grupa korpusa, 1941-1945: Pod komandom pukovnika Dragoslava S. Racica. — D. Trbojevic, 1998. — ISBN 978-0966856507.
• [books.google.ru/books?id=R9xQAQAAIAAJ Vojno-istoriski glasnik] (сербохорв.) // Vojno-istoriski glasnik : журнал. — Beograd: Vojnoistorjski institut, 1982. — Т. 33. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0042-8442&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0042-8442].

Ссылки

• [ravna-gora.org/index.php?option=com_content&task=view&id=60&Itemid=54 «Веселин Мисита — биографија»], Републичка асоцијација за неговање тековина Равногорског покрета, 2008.  (серб.)
• [www.pressonline.rs/page/stories/sr.html?view=story&id=45861&sectionId=33 «Откривена спомен-плоча Веселину Мисити»], Прес новине, у фокусу, 31. август 2008.  (серб.)
• [arhiva.glas-javnosti.rs/arhiva/2001/09/29/srpski/Sr01092804.shtml «Лозница: Подно Гучева, у средишту Јадра — НАЈВЕЋИ ГРАД НА ДРИНИ»], Д. Петровић, Глас јавности, 28. септембар 2001.  (серб.)
• [www.novosti.rs/dodatni_sadrzaj/clanci.119.html:346833-Iguman-na-celu-cete Слободан В. Ристановић: Игуман на челу чете («Вечерње новости», 27. септембар 2011)]  (серб.)
• [akademskikrug.rs/prvi-oslobodjeni-grad-u-okupiranoj-evropi/ Ђорђе Вукмировић: Први ослобођени град у окупираној Европи]  (серб.)
• [www.pressonline.rs/sr/vesti/vesti_dana/story/45861/Otkrivena+spomen-plo%C4%8Da+potpukovniku+Misiti.html Otkrivena spomen-ploča potpukovniku Misiti]. Tanjug (31 August 2008).
• Pajić, S. [www.blic.rs/Vesti/Drustvo/275028/Decenijama-palio-svecu-zaboravljenom-heroju Decenijama palio sveću zaboravljenom heroju]. Blic (4 September 2011).

Отрывок, характеризующий Битва при Лознице (1941)

– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.