Битва при Марчиано

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Марчиано
Основной конфликт: Итальянская война (1551—1559)
Дата

2 августа 1554 года

Место

Марчиано-делла-Кьяна

Итог

победа имперско-флорентийских сил

Противники
Империя Карла V
Флорентийское герцогство
Королевство Франция
Сиенская республика
Командующие
Джанджакомо Медичи Пьеро Строцци
Силы сторон
17.000 пехоты
1.500 кавалерии
14.000 пехоты
1.000 кавалерии
Потери
200 убитых 4.000 убитых
4.000 пленных
 
Восьмая итальянская война (1551—1559)
Триполи Мирандола Понца Мец Теруан Эден Тальма Корсика Сиена Марчиано Ранти Сен-Кантен Кале Балеары Тионвиль Гравелин

Битва при Марчиано (итал. Battaglia di Marciano; итал. Battaglia di Scannagallo) — сражение последней из Итальянских войн, состоявшееся возле Марчиано-делла-Кьяна 2 августа 1554 года. В результате этого сражения прекратила своё существование Сиенская республика, поглощённая Флорентийским герцогством.



Предыстория

В 1554 году герцог Флоренции Козимо Медичи при поддержке императора Карла V начал военную компанию против последнего соперника Флоренции — Сиенской республики (поддерживавшей воевавшую с императором Францию). Флорентийскую армию возглавил Джанджакомо Медичи (известный под прозвищем «Медегино» — «маленький Медичи»). Имперско-флорентийские войска разделились на три корпуса: Федерико Барболани ди Монтауто с 800 солдатами высадился в южной Тоскане для завоевания Гроссето, Родольфо Бальони с 3000 человек вторгся через Вальдикьяна для завоевания Кьюзи, Пьенцы и Монтальчино, а основные силы под командованием самого Медегино, состоящие из 4500 пехотинцев, 20 пушек и 1200 сапёров, разместились в Поджибонси для главной атаки на Сиену.

Сиенцы доверили защиту генералу французской службы Пьеро Строцци. В боевых действиях на стороне сиенцев приняли участие французские войска, а также перешедшие от Медичи тосканцы.

Флорентийские войска подошли к Сиене в ночь на 26 января 1554 года. После провала первой атаки Джанджакомо Медичи начал осаду, хотя у него не было достаточно людей для полной блокады города. Бальони и Монтауто не смогли взять Пьенцу и Гроссето. Французские суда угрожали флорентийской линии снабжения, проходящей через Пьомбино. В ответ Козимо нанял Асканио делла Корния с 6000 пехоты и 300 конников, и стал ждать имперских подкреплений.

Чтобы ослабить давление на Сиену, Строцци предпринял 11 июня вылазку, оставив в городе часть французских войск. Он двинулся на Понтедеру, вынудив Медегино снять осаду и пойти за ним, что не помешало Строцци соединиться у Лукки с французским контингентом из 3500 пехоты, 700 кавалерии и 4 пушек. 21 июня Строцци захватил Монтекатини-Терме, но не рискнул ввязаться в бой с Медичи, выжидая французских подкреплений из Виареджо. У Строцци в тот момент было 9500 пехоты и, вероятно, 1200 кавалерии, в то время как Медичи имел 2000 испанской, 3000 германской и 6000 итальянской пехоты и 600 кавалерии, а на соединение с ним двигались новые подкрепления из Испании и Корсики.

Строцци вернулся в Сиену, где ситуация со снабжением становилась критической. Единственным портом, через который французы могли перебрасывать подкрепления в Сиену, был Пьомбино, но взять его Строцци не удалось.

17 июля, полагая, что лишь генеральное сражение может спасти город, он совершил третью вылазку через Вальдикьяна в направлении Ареццо, оставив гарнизоном 1000 пехоты и 200 кавалерии под командованием Блеза де Монлюка. Полевая армия из 14 000 пехоты, 1000 кавалерии и 5 пушек смела небольшие флорентийские гарнизоны, но не смогла 20 июля взять Ареццо. В следующие дни Строцци занял Лучиньяно, Марчиано-делла-Кьяна, Фояно-делла-Кьяна и другие населённые пункты. После нескольких дней бездействия Медегино снял осаду Сиены и двинулся за Строцци.

Ход битвы

В ночь на 1 августа Строцци, испытывавший проблемы с продовольствием, вернулся к Лучиньяно. Утром выяснилось, что ему придётся сражаться с вставшими у него на пути имперско-флорентийскими войсками.

Правый фланг Строцци сформировала 1000 франко-сиенских кавалеристов. В центре разместились 3000 ландскнехтов с 3000 швейцарцев позади них и 3000 французов слева. На левом фланге разместились 5000 итальянской пехоты под командованием Паоло Орсини. Армия Строцци заняла пологий склон холма, понижавшегося к ручью Сканнагалло.

Медичи разместил на левом фланге 1200 лёгкой кавалерии и 300 тяжёлой кавалерии под командованием Маркантонио Колонна. В центре разместились 2000 испанской пехоты (ветераны) и 4000 германских ландскнехтов под командованием Никколо Мадруццо. На правом фланге встали 4000 флорентийской пехоты, 2000 испанской и 3000 римской (плохо подготовленные), позади трёх рядов пехоты разместилась артиллерия. В резерве находились 200 испанских солдат-ветеранов и рота неаполитанских конных аркебузеров.

Битва началась с атаки кавалерийского крыла Медичи, легко рассеявшего своих франко-сиенских противников, которые побежали к Фояно. Чтобы компенсировать эту неудачу, Строцци двинул вниз с холма германскую пехоту центра. Началась рукопашная схватка, но имперская артиллерия внесла хаос в ряды противника. Когда Медичи также отдал приказ к атаке, среди германцев и швейцарцев Строцци началась паника, а когда тяжёлая кавалерия Колонны, отогнав противника, вернулась и атаковала германцев с тыла, те обратились в бегство. Французская пехота сохранила боевой порядок и, будучи окружённой, защищалась до конца. Строцци получил три ранения и был вынесен с поля боя охраной.

Битва длилась два часа. Сиенские потери составили 4000 убитыми и 4000 ранеными или пленными.

Итоги и последствия

Отвоевав после битвы близлежащие крепости, Медичи сумел обложить Сиену более плотно. Не получая снабжения и подкреплений, 17 апреля 1555 года Сиена капитулировала. Сиенская республика перестала существовать.

Напишите отзыв о статье "Битва при Марчиано"

Отрывок, характеризующий Битва при Марчиано

– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.