Битва при Моке

Сражение у деревни Мок
Основной конфликт: Восьмидесятилетняя война
Сражение у деревни Мок
Дата	14 апреля 1574
Место	Мок-эн-Мидделар, Лимбург (Нидерланды)
Итог	тактическая победа испанцев
Противники
Нидерландские повстанцы Испания
Командующие
Людвиг Нассауский † Санчо д’Авила
Силы сторон
5500 пехоты 2600 кавалерии 5000 пехоты 800 кавалерии
Потери
4000 150

Битва на пустоши у деревни Мок (нидерл. Slag op de Mookerheide) — сражение первого периода нидерландской войны за независимость, произошедшее 14 апреля 1574 года.

Предыстория

В 1573 году герцог Альба осадил ряд восставших городов в провинциях Голландия и Зеландия. Основной целью кампании 1574 года Вильгельм Оранский наметил деблокаду Лейдена. С этой целью Людвиг Нассауский, навербовав наёмников в Германии, должен был двинуться к Маастрихту, а в случае неудачи под Маастрихтом направиться в район Делфта на соединение с армией своего брата Вильгельма.

В конце февраля 1574 года наёмное войско (6 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы) во главе с Людвигом во время сильной метели перешло Рейн и направилось к Маастрихту. По пути более тысячи наёмников дезертировало. Переправа через Маас оказалась невозможной из-за приближавшегося ледохода, и войско Людвига расположилось лагерем напротив Маастрихта. Испанцы, воспользовавшись отсутствием бдительности у противника, совершили внезапное нападение и нанесли урон в 700 человек убитыми. Людвиг увидел полную невозможность взятия Маастрихта, и стал сомневаться даже в возможности соединения с силами брата Вильгельма.

Тем временем герцог Альба был отозван в Испанию, а сменивший его в Нидерландах Луис де Рекезенс, получив сведения о замысле Оранского, приказал навербовать в Германии 8 тысяч конницы с соответствующим количеством пехоты; командование этими войсками было поручено дону Санчо д’Авила. Авила снял часть оккупационных войск из городов, усилил гарнизоны Антверпена, Гента, Нимвегена и Валансьена, и с остальными силами двинулся в направлении Маастрихта. Он намеревался не допустить вторжения войск Людвига в Брабант, а также соединения его в Голландии с силами Вильгельма, который сосредоточил на острове Боммел 6 тысяч пехоты.

Видя убыль своих сил и возрастание сил противника, Людвиг отказался от взятия Маастрихта, и 8 апреля двинулся на соединение с братом Вильгельмом по правому берегу Мааса. 13 апреля он, имея 6 тысяч пехоты и 2 тысячи конницы, расположился в районе деревни Мок. Бой с испанцами не входил в его расчёты, так как наёмники требовали выплаты задержанного жалования. Авила решил сорвать манёвр Людвига и преградить ему путь в Голландию. Для этого он двинулся по левому берегу Мааса, обогнал противника, построил понтонный мост через реку восточнее деревни Мок, переправился на правый берег Мааса и встал на пути у Людвига.

Разъезды доложили Людвигу, что испанцы находятся на расстоянии пушечного выстрела, и Людвиг был вынужден принять решение дать бой в невыгодной тактической обстановке (местность не позволяла ему использовать преимущество в коннице).

Расстановка сил

Поле боя представляло собой узкую равнину между рекой Маас и грядой возвышенностей; посередине равнины располагалась деревушка Мок. У Авилы было 4 тысячи пехоты и менее тысячи всадников; в день боя к нему прибыло ещё около тысячи человек, а 15 апреля должно было подойти ещё 5 тысяч, но он не мог ждать, так как Людвиг мог уклониться от боя и уйти на соединение с братом.

Людвиг укрепил своё левое крыло глубокой траншеей от деревни Мок до реки Маас. За траншеей построилось 10 рот пехоты. В центре выстроились главные силы пехоты; на правом фланге четырьмя квадратами расположилась конница. Из-за недостатка места часть конницы размещалась на склоне небольшой высотки.

25 рот испанских копейщиков и аркебузеров построились четырьмя терциями, расположенными в одну линию, правый фланг которой был прикрыт рекой Маас. На левом крыле испанского расположения находилась конница, перед флангами которой были выдвинуты уступами вперёд небольшие отряды аркебузеров. Строй конницы имел форму полумесяца; в первых шеренгах находились карабинеры, а за ними — конные копейщики.

Сражение

Рано утром 14 апреля испанцы небольшими силами атаковали пехоту Людвига на линии траншеи. В десять часов утра нидерландский военачальник приказал всем сигнальщикам трубить вызов противнику на бой. Авила колебался, так как часть командиров советовала ему выждать прибытия утром 15 апреля свежих войск.

Опасаясь упустить противника, Авила выслал дополнительные силы для атаки нидерландского левого крыла, в результате чего испанцы завладели траншеей и деревней Мок. Людвиг направил в бой отряд пехоты, выбивший испанцев из деревни. Авила приказал всем своим терциям атаковать пехоту Людвига, и испанцы вновь овладели деревней и траншеей. Видя поражение своей пехоты, Людвиг повёл в атаку свою конницу против слабой испанской конницы. Конные аркебузеры были сбиты первым натиском и в панике бежали, спасшиеся разнесли слух о поражении испанцев.

Так как карабинеры Людвига после первого выстрела должны были развернуться и отступить, чтобы перезарядить карабины, то испанские конные копейщики и немецкие кавалеристы, воспользовавшись этим моментом, бросились в контратаку и опрокинули нидерландскую конницу. Людвиг собрал остатки своей конницы и повёл их в последнюю атаку, в которой погиб сам. Нидерландское войско потеряло убитыми 4 тысячи человек, частью попало в плен, и лишь немногим удалось спастись бегством.

Итоги

Вильгельм Оранский, потеряв большую часть своих войск, лишился возможности вести какие-либо активные действия. Вследствие мятежа, вспыхнувшего на следующий день после боя (испанское правительство задолжало наёмникам жалованье за три года), Авила также не смог реализовать полученное тактическое преимущество.

Источники

• Е. А. Разин «История военного искусства», т.3 «XVI-XVII вв.» — СПБ: «Полигон», 1999. ISBN 5-89173-041-3

Отрывок, характеризующий Битва при Моке

– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.