Битва при Монтаперти

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Монтаперти
Основной конфликт: Войны гвельфов и гибеллинов

Битва при Монтаперти. Миниатюра
Дата

4 сентября 1260

Место

Монтаперти, Сиена (Италия)

Итог

Победа гибеллинов

Противники
Сиена
Пиза
Королевство Сицилия
гибеллины Тосканы
Флоренция
Ломбардская лига
Ареццо
Лукка
Орвието
гвельфы Тосканы
Командующие
Провенцано Сальвани
Джордано д'Альяно
Фарината дельи Уберти
Якопино Рангони
Силы сторон
1800 всадников
18 000 пехотинцев
3000 всадников
30 000 пехотинцев
Потери
600 погибших и 400 раненых 10 000 погибших и 15 000 пленных
 
Войны гвельфов и гибеллинов
Крема • Леньяно • Кортенуова • Брешия • Фаэнца • Витербо • Парма • Фоссалта • Чиньоли • Монтебруно • Кассано • Монтаперти • Беневенто • Тальякоццо • Колле-ди-Валь-д'Эльса • Роккавьоне • Дезио • Пиеве-аль-Топпо • Кампальдино • Альтопашо • Цапполино • Гаменарио

Битва при Монтаперти — сражение, состоявшееся 4 сентября 1260 года близ местечка Монтаперти (в нескольких километрах к юго-востоку от Сиены), в котором гвельфы (под руководством Флоренции) потерпели поражение от гибеллинов Сиены. Победа сиенцев означала кратковременное доминирование гибеллинов в Тосканском регионе.





Предыстория

Бурное развитие Сиены и Флоренции начиная с 1000 года само по себе предполагало рост соперничества городов в торгово-финансовой сфере. К этому клубку противоречий добавилась борьба за территориальную гегемонию. С первой половины XIII века границы Флоренции сдвинулись далеко на юг, подойдя почти вплотную к владениям сиенцев. Экономическая борьба дополнилась политическими столкновениями. Во Флоренции доминировали гвельфы, поддерживавшие папскую власть, в то время как в Сиене преобладали сторонники партии гибеллинов, выступавших за союз с императором (на тот момент им был с сицилийский король Манфред). В 1251 году Сиена в обмен на помощь приняла сторону гибеллинов. В войне 1255 года Сиена потерпела неудачу и вынуждена была подписать договор, согласно которому город обязывался не принимать у себя политических беглецов из флорентийских городов Монтепульчано и Монтальчино. Поводом к войне принято считать 1258 год, когда сиенцы приняли гибеллинов, бежавших из Флоренции после неудачной попытки захвата власти. Театром боевых действий стала область Маремма, где гвельфам удалось настроить против гибеллинов несколько коммун. В 1259 году сиенцы добились поддержки со стороны короля Манфреда, предоставившего гибеллинам несколько отрядов немецкой конницы под командованием кондотьера Джордано д’Альяно (ит. Giordano d’Agliano). сиенские послы посчитали такую помощь недостаточной, но в конце концов вынуждены были согласиться. По замыслу гибеллинов, королевские отряды должны были вступить в бой тогда, когда над полем боя поднимется флаг Манфреда.

В первые месяцы 1260 года германцы сломили сопротивление в Маремме. Это спровоцировало ответные действия со стороны флорентийцев, котороые, вопреки осторожным советам некоторых членов лиги гвельфов, собрали тридцатипятитысячную армию для защиты своих коммун. Гвельфы разбили лагерь под воротами Сиены, приступив 18 марта к осаде города. Германцы и сиенцы напали на лагерь в тот же день, и столкновения длились до 20 марта. Хронисты дают противоположные комментарии имевшим место событиям. В любом случае, 20 марта гвельфы прервали осаду. В то время как одна часть направилась к Маремме, большая часть гвельфов отступила к Флоренции. В боях 18 марта пострадали несколько немецких всадников, однако их атаки на позиции гвельфов были настолько эффективны, что это убедило Манфреда в июле выслать на помощь гибеллинам крупное подкрепление из 800 всадников. Другие подкрепления были направлены на помощь остальным коммунам гибеллинов. С их помощью сиенцы отвоевали стратегически важные города на юге, в частности, упоминавшиеся ранее Монтепульчано и Монтальчино.

Расстановка сил

Гвельфская лига включала в себя, помимо Флоренции, Болонью, Прато, Лукку, Орвието, Перуджу, Сан-Джиминьяно, Сан-Миниато, Вольтерру, Колле-ди-Валь-д’Эльсу. Её войска снова выступили по направлению к Сиене для отвоевания Монтепульчано и Монтальчино. Жаждущие отмщения за мартовские события гвельфы 2 сентября 1260 года разбили лагерь неподалёку от реки Арбиа (ит. Arbia) близ Монтаперти. В том же году гвельфские послы направили ультиматум сиенскому правительству. По сообщениям хрониста, силы гвельфов насчитывали 30 тыс. пехотинцев и 3 тыс. всадников. Гибеллины располагали 20 тыс. солдат: 8 тыс. пеших сиенцев, 3 тыс. пизанцев и 2 тыс. пехотинцев короля Манфреда. Среди остальных были беглые флорентийцы, ашанцы, тернийцы, санта-фьорцы, а также немецкие всадники. Немецким всадникам для поддержания боевого духа было выплачено двойное жалование.

2 сентября в городе прошли торжественные церемонии в честь Богоматери, которая, по мысли горожан, должна была стать покровительницей сиенцев в битве с гвельфами. Армия сиенцев под руководством Провенцано Сальвани (ит. Provenzano Salvani) выступила навстречу гвельфам. Согласно легенде, сиенцы трижды продефилировали перед врагом, каждый раз меняя одежду с цветами терций коммуны, пытаясь убедить противника, что их было в три раза больше, чем на самом деле. Утром 4 сентября гибеллины, переправившиеся через Арбию, приготовились к битве.

Ход сражения

Гибеллины разместились на поле боя четырьмя отрядами так, чтобы создать условия для обходного маневра. Первый отряд по условному сигналу (песнь в честь святого Георгия) должен был в нужный момент атаковать гвельфов в тыл, в то время как второй и третий отряды должны были ударить в лоб гвельфам, несмотря на то, что солнце било в глаза и воины вынуждены были взбираться по склону. Четвёртый отряд должен был охранять карроччо. В начале битвы гвельфы не только выдержали удар, но и контратаковали пехоту гибеллинов. В течение второй фазы боя гибеллины вновь атаковали гвельфов. Здесь имел место эпизод, когда тайно симпатизировавший гибеллинам флорентийский дворянин Бокка дельи Абати приблизился к знаменосцу, дворянину Якобо ди Пацци, и отсёк ему руку, державшую знамя (по другой версии, причиной измены послужила банальная личная неприязнь на почве ревности). Этот инцидент произвёл ошеломляющее впечатление на гвельфов: в их лагере началась паника. Затем гибеллины по условному сигналу ввели в бой первый отряд, атаковавший флорентийцев в тыл. Погиб командующий армии гвельфов. Гибеллины бросились в погоню за отступающими гвельфами. Этот эпизод нашёл отражение в Божественной комедии Данте.

Погоня и избиение бегущих закончились лишь с наступлением ночи. Гвельфы потеряли 10 тыс. человек убитыми и 15 тыс. пленными (из них 2500 убитых и 1500 пленных были флорентийцами). Потери гибеллинов составили 600 убитых и 400 раненых. Лишь с наступлением сумерек командующий гибеллинов отдал приказ щадить сдающихся в плен (это не касалось флорентийцев). Дабы спастись, флорентийцы сняли с одежды опознавательные знаки и смешались с толпой союзников. В лагере гвельфов сиенцы награбили почти 18 тысяч лошадей, волов и прочих вьючных животных. Были захвачены флаги и знамёна гвельфов, а знамя Флоренции привязали к ослиному хвосту и проволокли в пыли.

Последствия

13 сентября 1260 года гвельфы оставили Флоренцию и отступили к Болонье и Лукке. В Лукке нашли убежище и гвельфы из других городов. Сиенцы наводнили флорентийские земли, захватив несколько крепостей. 27 сентября флорентийские гибеллины вступили во Флоренцию и захватили власть в коммуне. Все граждане обязаны были присягнуть на верность королю Манфреду. Башни и дома гвельфов были разрушены в качестве мести за аналогичные действия в отношении гибеллинов в 1258 году. В конце месяца в Эмполи состоялся городской совет, в котором приняли участие тосканские дворяне из партии гибеллинов. Целью совета была выработка политики по укреплению власти гибеллинов (и авторитета короля) в Тоскане. Представители Сиены и Пизы настаивали на разрушении Флоренции, но от гибели город был спасён флорентийским гибеллином Фаринатой дельи Уберти. 18 ноября папа Александр IV отлучил от церкви всех сторонников короля Манфреда в Тоскане. Как ни парадоксально, это только укрепило позиции гибеллинов в Тоскане, и 28 марта 1261 года они объединились в союз против тосканских гвельфов. Это стало поводом для многих итальянских гвельфов, а также иностранцев отказаться от всех обязательств перед сиенскими банкирами и торговцами, что больно ударило по благосостоянию города. Со смертью папы гибеллины, казалось, могли праздновать победу, однако на деле в течение нескольких лет гвельфы восстановили свою власть в Тоскане и в 1269 году Сиена потерпела жестокое поражение от Флоренции в битве при Колле, в которой погиб Провенцано Сальвани.

Напишите отзыв о статье "Битва при Монтаперти"

Литература

  • La battaglia di Montaperti: memoria storica di Cesare Paoli — 1869
  • La battaglia di Montaperti: i misteri dei luoghi svelati dalla tradizione orale di Rolando Forzoni ,Asciano. 1991
  • Il Chianti e la battaglia di Montaperti a cura del Centro di studi chiantigiani — 1992
  • Storie Fiorentine , di Franco Cardini, Ed. Loggia de' Lanzi, Firenze, 1994, ISBN 88-8105-006-4
  • La battaglia di Pievasciata e lo scempio di Montaperti di Carlo Bellugi — 2004
  • Montaperti. La battaglia del 1260 tra Firenze e Siena e il castello ritrovato di Alberto Colli — 2005, ISBN 88-7542-065-3
  • Alla ricerca di Montaperti. Mito, fonti documentarie e storiografia, Siena 2009
  • Ad hoc ut exercitus sit magnus et honorabilis pro Comuni. L’esercito senese alla battaglia di Montaperti, di Giovanni Mazzini, in Alla ricerca di Montaperti. Mito, fonti documentarie e storiografia, Siena 2009

Отрывок, характеризующий Битва при Монтаперти

Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.