Битва при Монтьеле
| Битва при Монтьеле | |||
| Основной конфликт: Гражданская война в Кастилии Столетняя война | |||
 Иллюстрация из «Хроник» Жана Фруассара | |||
| Дата |
14 марта 1369 года[1] | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Монтьель, Королевство Кастилия и Леон | ||
| Итог |
Решительная победа франко-кастильской коалиции | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Монтье́ле (исп. batalla de Montiel, фр. bataille de Montiel) — битва между войсками двух претендентов на трон Кастилии и Леона: Педро Жестокого, поддерживаемого португальцами и мусульманскими государствами Испании и Северной Африки, и Генриха (Энрике) II, поддерживаемого французами. Учитывая предшествующие события и последующий франко-кастильский союз антианглийской направленности, может рассматриваться как эпизод Столетней войны.
Содержание
Предыстория
После поражения в битве при Нахере Генрих бежал к королю Арагона Педро IV, «бывшему его крёстным отцом и другом»[2] и имевшему веские основания поддержать соперника Педро Жестокого, а затем ещё дальше, к герцогу Анжуйскому, собирая силы для войны против своего самого сильного противника − Эдуарда Чёрного Принца, ещё остававшегося с армией за Пиринеями. События неожиданно приняли выгодный для Генриха оборот: Педро Жестокий вопреки договорённости отказался платить Эдуарду за наёмное войско, которое принесло ему победу. Разгневанный Эдуард немедленно вернулся с армией в Аквитанию.
Когда стало ясно, что англичане больше не вмешаются в войну, Генрих возвратился в Арагон, где пополнил ряды своих сторонников и во главе 3 тысяч латников и 6 тысяч пехотинцев выступил в поход на столицу Кастилии Бургос, который открыл ему ворота. Примеру Бургоса последовали и другие города, и вскоре Генрих уже контролировал значительную часть страны. Сопротивление оказал лишь Толедо, под стенами которого Генрих задержался, ожидая Бертрана дю Геклена, незадолго до того выкупленного из английского плена за фантастическую сумму в 100 тысяч ливров и теперь спешившего на помощь Генриху с 2 тысячами воинов.
Педро, находившийся в окрестностях Севильи, оказался в тяжёлой ситуации: после ухода наёмников Эдуарда Чёрного Принца он испытывал нужду в людях и не вполне мог рассчитывать на преданность своих войск. В этих условиях он обратился за помощью к королю Португалии, приходившемуся ему троюродным братом и приславшему большой отряд, а также к мусульманским правителям Испании и Северной Африки, с которыми заключил союз и обязался не воевать против них в течение 30 лет. Также, по сообщению Фруассара, на стороне Педро выступила еврейская община. Фруассар оценивает армию Педро (возможно, преувеличенно) в 40 тысяч человек, в том числе 20 тысяч мавров. С этими силами Педро выступил к Толедо.
Когда разведка донесла Генриху о приближении Педро с большой армией, он созвал военный совет, на котором было принято предложение Бертрана дю Геклена: оставив минимально возможные силы в осадном лагере, спешно идти навстречу Педро и навязать ему сражение. Руководить осадой был оставлен брат Генриха Тельо, а сам претендент на трон с основной частью войска выступил в поход, причём «по всей местности были рассеяны шпионы, чтобы принести ему точные сведения о том моменте, когда он должен будет увидеть или услышать дона Педро и его армию, и о том состоянии, в котором тот находится»[2].
Ход битвы
План, предложенный Бертраном дю Гекленом, сработал как нельзя лучше: разведка у Педро практически отсутствовала, и союзникам удалось в утренние часы застать его армию врасплох: на марше и рассредоточенной. Они энергично атаковали и быстро разгромили его авангард, а затем обрушились на основную часть войска. По приказу дю Геклена в плен никого не брали «по причине огромного числа евреев и неверных в армии дона Педро»[2]. Педро попытался сплотить вокруг себя оставшихся воинов и приказал арьергарду как можно быстрее двигаться к месту битвы. Мавры, составлявшие основную часть его воинства, сражались упорно, однако внезапность нападения и качество войск принесли победу армии Генриха. Педро покинул поле боя и в сопровождении немногочисленных спутников бежал в близлежащий замок Монтьель, где был осаждён победителями. Фруассар сообщает (возможно, преувеличенно) о 14 тысячах убитых и раненных в армии Педро в ходе битвы и 3-часового преследования.
Последствия
Замок Монтьель был хорошо укреплён, но не был снабжён продовольствием; кроме того, Педро ясно сознавал, что Генрих не пойдёт ни на какое соглашение. Дальнейшие события в источниках изложены по-разному. Согласно версии Фруассара, Педро принял решение бежать из замка под покровом ночи с немногочисленной свитой, но был схвачен. Согласно другой версии[3], он попытался подкупить Бертрана дю Геклена, который сначала ответил отказом и сообщил обо всём Генриху. Однако затем по настоянию последнего дю Геклен, чтобы выманить Педро из замка, для вида согласился содействовать его побегу, но когда тот прибыл в его лагерь, передал его Генриху.
Педро предстал перед сводным братом. После обмена оскорблениями противники схватились за кинжалы, и в ходе борьбы физически более сильный Педро подмял под себя Генриха. Приближённый Генриха (по версии Фруассара — арагонец виконт де Рокаберти[4], по другой версии — сам Бертран дю Геклен) пришёл на помощь своему сюзерену, схватив Педро за ноги и тем самым позволив Генриху нанести смертельный удар. Вместе с Педро были убиты английские рыцарь и оруженосец, вставшие на его защиту, но остальным его спутникам была сохранена жизнь. На следующее утро замок Монтьель капитулировал. Узнав о смерти Педро, Генриху сдался и Толедо, а вскоре большая часть страны признала его королём. Король Португалии ещё какое-то время продолжал борьбу, однако после успехов кастильской армии заключил мир с Генрихом. Бертран дю Геклен был сделан коннетаблем и получил владения, приносившие 20 тысяч ливров годового дохода; столь же щедро были вознаграждены его племянник и другие рыцари. Кастилия надолго стала верным союзником Франции в войне с англичанами.
Напишите отзыв о статье "Битва при Монтьеле"
Примечания
Источники
- [www.vostlit.info/Texts/rus17/Froissart/text19.phtml?id=7999 Фруассар, Жан. Хроники Англии, Франции, Испании и соседних стран. Глава 245. Публикация на портале «Восточная литература»]
- Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании / Сокр. пер. с исп. Е. А. Вадковской и О. М. Гармсен. Под ред. С. Д. Сказкина и Я. М. Света. — М.: Издательство иностранной литературы, 1951. — Т. 1. — 520 с.
- Девриз К., Догерти М., Дикки Й., Джестайс Ф., Йоргенсен К. Великие сражения Средних веков. 1000—1500. — М.: Эксмо, 2007. — 224 с. — (История военного искусства). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-20378-9.
Отрывок, характеризующий Битва при Монтьеле
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
