Битва при Мюльберге
Битва при Мюльберге | |||
Гравюра на дереве, Битва при Мюльберге (1550) | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
Победа Карла V | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Битва при Мюльберге — решающее сражение Шмалькальденской войны. В битве при Мюльберге армия императора Карла V разбила 24 апреля 1547 года войска Шмалькальденского союза. Один из предводителей союза, саксонский курфюрст Иоганн Фридрих, попал в плен. С победой в битве Шмалькальденская война была выиграна императором.
Содержание
Ход битвы
Протестантские войска под командованием курфюрста Иоганна Фридриха Саксонского были захвачены врасплох в своём полевом лагере у Мюльберга. Они находились к северу от Эльбы на марше от Майсена через Мюльберг и Торгау в Виттенберг. Утром 24 апреля они готовились продолжить движение в направлении Виттенберга. Только несколько стражников и орудийных расчётов защищали лагерь со стороны Эльбы, не ожидая форсирования Эльбы императорскими войсками.
Карл выехал поздно ночью со своим братом и Морицем Саксонским к реке, чтобы обследовать берег на предмет возможной переправы. Эльба была в этом месте шириной в 300 шагов, а противоположный берег был значительно выше того, на котором находился Карл со свитой. Тем временем герцог Альба ускакавший вперёд, вернулся с молодым крестьянином, который из мести к курфюрсту Иоганну Фридриху, отобравшему у него двух лошадей, обещал указать испанской армии брод, где могла бы пройти кавалерия. Мориц обещал ему за эту услугу двух лошадей и сто крон в придачу.
Дождавшись рассвета, под прикрытием плотного тумана испанцы начали переправляться на противоположный берег, но были встречены огнём противника. Положение осложнялось тем, что, стоя в воде, они практически не могли вести ответный огонь. На возглас императора о том, что было бы замечательно захватить лодки, стоявшие на неприятельском берегу, откликнулись многие испанцы, бросившись вплавь через реку, имея при себе лишь шпаги, которые они держали в зубах. Овладев лодками после короткой схватки с саксонцами, они переправили их на свой берег, где тут же был снаряжен отряд для захвата плацдарма для дальнейшего наступления. Одновременно через реку стали переправляться всадники. Вскоре из захваченных лодок был сооружён понтонный мост, по которому на противоположный берег переправилась оставшаяся часть армии Карла V.
Было воскресное утро и ничего не подозревавший курфюрст с большинством офицеров принимал участие в евангелистическом богослужении в одной из палаток. Тщетно ему пытались доложить, что неприятель переправился через Эльбу и развёртывает боевые порядки, готовясь к сражению. Лишь после окончания мессы он выдвинулся навстречу испанским войскам.
Завязалась битва. Курфюрст, армия которого значительно уступала в численности противнику, надеялся дождаться вечера и под покровом темноты отступить в укреплённые города Торгау или Виттенберг. Но протестантские войска были разгромлены армией Карла V до наступления сумерек.
В небольшом лесу около Фалькенберга испанские и венгерские гусары вместе с неаполитанскими тяжёлыми всадниками окружили курфюрста. Он защищался, бился смело, был ранен ударом сабли в лицо, захвачен в плен и представлен сначала герцогу Альбе и, наконец, императору.
Последствия битвы
Поражение при Мюльберге означало разгром Шмалькальденского союза. Капитуляция в Виттенберге 19 мая 1547 года положила конец Шмалькальденской войне. Иоганн Фридрих потерял титул курфюрста и большая часть его земель отошла к союзнику Карла V герцогу Морицу Саксонскому. Владения эрнестинской линии оставались только в Тюрингии.
В искусстве
Битва при Мюльберге увековечена в одном из величайших творений Тициана — «Конном портрете Карла V». Карл, облачённый в доспехи, верхом на боевом коне, украшенном чепраком и дорогой сбруей, предстаёт единственным победителем на поле боя. В правой руке он держит копьё, закат пылает за его спиной, день подошёл к концу, битва окончена. Сама сцена боя отсутствует на картине.
За внешней простотой композиции скрывается сложная символика, представляющая Карла с одной стороны как рыцаря-крестоносца, с другой же в качестве наследника традиций римской империи. В композиции полотна просматривается влияние римской конной статуи императора Марка Аврелия.
Доспехи императора, изображённые на полотне, можно увидеть в Королевской оружейной палате в Мадриде.
Сохранилась картина 1548 года «Курфюрст Иоганн Фридрих Великодушный играет в шахматы с испанским дворянином», на которой запечатлён драматический эпизод его пребывания в плену у императора Карла V.
Напишите отзыв о статье "Битва при Мюльберге"
Литература
- Geschichte der deutschen Höfe seit der Reformation, том 7, Автор: Carl Eduard Vehse
- Weltgeschichte, тома 7-8, Авторы: Karl Friedrich Becker et al.
Отрывок, характеризующий Битва при Мюльберге
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.