Бой у Нордкапа
Бой у Нордкапа | ||||
Основной конфликт: Вторая мировая война | ||||
Экипаж линкора «Дьюк оф Йорк» после битвы | ||||
Дата | ||||
---|---|---|---|---|
Место | ||||
Итог |
Победа Великобритании | |||
Противники | ||||
| ||||
Командующие | </tr>||||
| ||||
Силы сторон | </tr>||||
| ||||
Потери | </tr>||||
| ||||
</table> Бой у Нордкапа (26 декабря 1943 года) — морской бой у мыса Нордкап во время Второй мировой войны, в котором корабли ВМФ Великобритании потопили немецкий линкор «Шарнхорст». Этот бой считается самым северным морским сражением в истории. ПредысторияПолучив информацию о движениях конвоев JW-55B (19 транспортов, эскорт 10 эсминцами) и RA-55A (22 транспорта, эскорт — крейсеры «Норфолк», «Шеффилд», «Белфаст» и 8 эсминцев) под командованием вице-адмирала Барнетта, немецкое командование отправило линкор «Шарнхорст» в сопровождении 5 эсминцев на перехват. Немецкие корабли вышли в море 25 декабря 1943 года. В полночь на 26 декабря немецкие корабли нарушили режим радиомолчания, доложив командованию, что из-за тяжёлых погодных условий боевые действия эскадренных миноносцев практически невозможны — в ответ ему было получено разрешение вести боевую операцию силами одного линкора. Эти радиограммы были перехвачены и переданы адмиралу Брюсу Фрэзеру на линкор «Дюк оф Йорк». В непогоду, не имея достоверной информации, «Шарнхорст» вышел прямо на крейсерскую группу англичан. Ход боя8:36 «Шарнхорст» был замечен на экранах радиолокационных станций крейсеров «Норфолк» и «Белфаст». 9:29 Начало боя. Британский тяжёлый крейсер «Норфолк» первым открыл огонь. Немецкий линкор немедленно ответил залпами артиллерии главного калибра и изменил курс, пытаясь уклониться от боя. В течение 20-минутной перестрелки в «Шарнхорст» попало три 203-мм снаряда. Первый ударил в верхнюю палубу с левого борта между палубной 150-мм установкой и торпедным аппаратом. Другой снаряд попал в носовые дальномеры. Была уничтожена антенна носового радара. Третий снаряд попал в полубак и взорвался в кубрике. Тем не менее, «Шарнхорст» смог оторваться от британских крейсеров и в дальнейшем снова предпринял атаку на конвой. К 12 часам он вышел к северо-востоку от него. Немецкие эсминцы разминулись с конвоем, не сумев его обнаружить из-за ограниченной видимости. В это время радиолокатор крейсера «Белфаст» поймал сигнал с «Шарнхорста». Все три британских крейсера пошли в атаку. На «Шарнхорсте» их заметили и в очередной раз изменили курс. Этот поворот не дал сопровождавшему крейсеры дивизиону эсминцев выйти в атаку на немецкий рейдер. Вскоре крейсеры открыли огонь, на который «Шарнхорст» немедленно ответил. В этом бою крейсер «Норфолк» получил прямое попадание в кормовую башню. Персонал был срочно эвакуирован и артиллерийский погреб был залит водой. Второй снаряд попал в середину «Норфолка». В итоге всё радиолокационное оборудование крейсера, кроме одной системы, было выведено из строя. Погибли один офицер и шесть матросов, ещё пять человек были ранены. В это же время залп из 280-миллиметровых орудий накрыл «Шеффилд», и на палубу посыпались осколки, некоторые размером с футбольный мяч. Крейсер был повреждён в разных местах. Пользуясь преимуществом в скорости, «Шарнхорст» вышел из боя, но оторваться от крейсеров не смог. После этого боя адмирал Эрих Бэй решил возвращаться в базу. На обратном пути его перехватили британские корабли. В 16:17 радар британского линкора «Дюк оф Йорк» обнаружил противника на дистанции 225 кабельтовых, адмирал Фрэзер начал немедленное сближение с немецким рейдером. В 16:47 был открыт огонь осветительными снарядами, а в 16:50 все 10 орудий главного калибра линкора «Дюк оф Йорк» и 12 шестидюймовых орудий крейсера «Ямайка» встретили «Шарнхорст» шквалом огня, нанеся ему фатальные повреждения[1]. После этого английские крейсера и эсминцы начали торпедную атаку, выпустив в ходе боя 55 торпед, из которых 11 попали в цель. Вокруг «Шарнхорста» было плотное облако дыма, поэтому с британских кораблей не видели, как он затонул. В 19:48 «Белфаст» приготовился к торпедной атаке, но воздержался от неё, когда в свете осветительного снаряда увидел только плывущие обломки «Шарнхорста». Из 1968 человек экипажа англичане подобрали из воды только 36 матросов и унтер-офицеров. Дальнейшие событияУтром 27 декабря эскадра Фрэзера и крейсерская группа Барнетта вошли в Кольский залив. 28 декабря в 18:00, заправившись топливом в Полярном, объединённая эскадра Фрэзера и Барнетта вышла из Кольского залива и направилась на базу в Скапа-Флоу на Оркнейских островах. За победу у мыса Нордкап адмирал Фрэзер был награждён орденом «Рыцарь Британской империи», ему был присвоен титул «Лорд мыса Нордкап». Правительство СССР наградило адмирала Фрэзера и вице-адмирала Барнетта орденами Суворова 1-й степени, а многих английских моряков — советскими орденами и медалями. Напишите отзыв о статье "Бой у Нордкапа"Литература
Примечания
|
Отрывок, характеризующий Бой у Нордкапа
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.