Битва при Нортгемптоне (1460)
| Битва при Нортгемптоне | |||
| Основной конфликт: Часть войны Алой и Белой розы | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Убедительная победа Йорков | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Нортгемптоне (англ. Battle of Northampton) состоялась 10 июля 1460 года и была частью войны Алой и Белой розы.
Предыстория
Партия Йорков переживала тяжёлые времена после катастрофы на Ладфордском мосту.
Некоторые йоркские военачальники (Ричард Невилл, граф Уорик, его отец граф Солсбери и сын Ричарда Йоркского Эдуард, граф Марч) 2 ноября 1459 года прибыли в Кале, где они нашли приют у дяди Уорика графа Кента.
В то же время герцог Йоркский и его второй сын Эдмунд, граф Ратленд, находились в сравнительной безопасности в Ирландии.
Битва
26 июня 1460 года Уорик, Солсбери и Эдуард находились в Сэндвиче с 2,000 воинов. Король Генрих VI и его супруга Маргарита Анжуйская были в Ковентри со своей маленькой армией. Уорик вошёл в Лондон 2 июля с армией своих сторонников размером 20,000 — 30,000 человек.
Королевские силы заняли оборону в Нортгемптоне на землях аббатства Делапри, прикрытых с задней стороны водами реки Нин. Силы обороняющихся составляли 10,000 — 15,000 человек, в основном воины. Ланкастерцы также имели полевую артиллерию.
Приблизившись, Уорик послал делегата для переговоров с королём от своего имени. Командующий ланкастерцами, Хамфри Стаффорд,1-й герцог Бекингем, ответил, что «граф Уорик не должен приезжать в присутствие короля, и, если он приедет, то он должен умереть». В течение продвижения Уорика к Нортгемптону, он был дважды лишен доступа к королю. Заняв позиции, он послал сообщение: «В 2 часа я буду говорить с королём, или я умру».
К 2 часам йоркисты начали наступление. Воины двигались в колоннах, но ветер с дождём, дувший в лицо, препятствовал им. Столкнувшись с ланкастерцами, Уорик был встречен заградительным огнём из стрел; но дождь сделал стрельбу бесполезной.
Йоркисты достигли правого фланга ланкастерцев, руководимого Эдмундом Греем, 1-м графом Кент, предавшим короля. Его люди сложили оружие и присоединились к Уорику, дав тому свободный проход в лагерь. После этого битва продлилась тридцать минут. Защищавшиеся были неспособны к манёвру в укреплении и бежали от атаки йоркистов.
Герцог Бекингем, Джон Тальбот, 2-й граф Шрусбери, и лорды Эгремонт и Бомон погибли, пытаясь спасти Генриха от йоркистов, защищая его 300 других ланкастерцев были убиты в сражении. Король Генрих VI сдался, и снова стал марионеткой в руках Йорков.
Напишите отзыв о статье "Битва при Нортгемптоне (1460)"
Литература
- Haigh Philip A. Military campaigns of the Wars of the Roses. — Far Thrupp, Stroud, Gloucestershire: A. Sutton, 1995.
Координаты: 52°14′12″ с. ш. 0°53′36″ з. д. / 52.23667° с. ш. 0.893556° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.23667&mlon=-0.893556&zoom=14 (O)] (Я)
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Нортгемптоне (1460)
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
