Битва при Норянчжине
| Битва при Норянчжине | |||
| Основной конфликт: Имдинская война (1592–1598) | |||
 Часть морской битвы в Имдинской войне | |||
| Дата |
16 декабря 1598 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
бухта Норянчжин | ||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Норянчжине — последнее крупное столкновение во время японско-корейской войны (1592—1598), состоявшееся между японским флотом против объединённых флотов королевства Чосон и династии Мин. Произошло рано утром 16 декабря (19 ноября по лунному календарю) 1598 года и окончилось с рассветом.
Объединённый флот насчитывал в сумме около 150 кораблей Чосонов и китайских кораблей Мин во главе с адмиралами Ли Сунсин и Чен Лин, атакованных и либо уничтоженных, либо захваченных (более половины) 500 японскими кораблями под командованием Симадзу Ёсихиро, который пытался соединиться с кораблями Кониси Юкинага. Потрёпанные выжившие корабли Симадзу добрались обратно в Пусан и спустя несколько дней отбыли в Японию. В разгар битвы в Ли Сунсина попали пулей из аркебузы и вскоре после этого он скончался.
Содержание
Предыстория
В связи с неудачами в сухопутных сражениях, японские войска были отброшены к сети их крепостей (вэсонов) на юго-восточное побережье Кореи. Тем не менее, вэсоны не могли удерживать всю японскую армию и в июне 1598 Тоётоми Хидэёси, сэссё, который инициировал вторжение Японии в Корею (1592—1598), приказал 70 000 японским воинам высадиться на архипелаг.[5] 18 сентября 1598 Хидэёси неожиданно умирает в замке Фусими.[6] Японские войска в Корее было приказано вывести обратно в Японию, находящуюся под новым управлением Совета пяти старейшин.[6] В связи с присутствием кораблей Чосон и Мин, японские гарнизоны в вэсонах не могли отступить и остались в относительной безопасности своих фортов.
Вэсон Сунчхон был крайней западной точкой в цепи японских крепостей и содержал 14 000 солдат под командованием Кониси Юкинаги, который возглавлял японский авангард во время первого вторжения в 1592 году.[7] Ли и Лин заблокировали отступление Кониси, но тот направил множество подарков для подкупа Чена, командующего Мин, с целью снятия блокады. Для начала Чен согласился отвести флот союзников, но Ли упорно отказывался подчиниться.[8] Тогда Лин предложил, что союзный флот атакует более меньший и более уязвимый вэсон, подобный форту в Namhaedo. Ли также отбросил эту стратегию. Он утверждал, что Кониси, командующий одним из крупнейших вэсонов, решит отойти, если корабли отойдут и вступят в бой где-нибудь в другим месте.[9]
15 декабря около 20 000 японских военных из вэсонов Сунчхон, Косон и Namhae погрузились на 500 кораблей и стали концентрироваться на востоке бухты Норянчжин в попытке прорвать блокаду союзников в Сунчхоне. Командовал этими сводными флотами Симадзу Ёсихиро, командир вэсона Сунчхон.[10]
Целью союзных флотов было предотвратить соединение флота Симадзу с флотом Кониси, а затем атаковать и победить флот Симадзу.[11] Целью флота Симадзу было пересечь бухту Норянчжин, соединиться с кораблями Кониси и отступить в Пусан. Симадзу знал, что Кониси пытается разобщить альянс Чосон-Мин, и надеялся, что они будут связаны боем в другом месте или всё ещё заняты блокадой вэсона Сунчхон, а, следовательно, будут уязвимы для атаки сзади.[9]
Битва
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
15 декабря огромный японский флот был скоплен в заливе Сунчхон, на восточном краю бухты Норянчжин. Симадзу не был уверен, что союзный флот продолжает держать блокаду вэсона Кониси, на их пути для атаки оставленного вэсона дальше на востоке, или же блокирует им путь в западной части бухты Норянчжин. В то же время Ли точно знал, где находился Симадзу, так как получил донесения от разведчиков и местных рыбаков.
Последствия
Из 500 кораблей под командованием Симадзу по крайней мере 200 были способны своим ходом вернуться в порт Пусана (другие записи династии Чосон утверждают, что остатки флота Симадзу яростно преследовались флотом Ли Сунсина и только 50 кораблям из армады Симадзу удалось сбежать).[12] Кониси Юкинага покинул свой форт 16 декабря и его люди были в состоянии отступить по воде через южную оконечность острова Namhae, минуя как бухту Норянжин, так и саму битву.[13] Вместе с тем он знал, что бой в разгаре, но не предпринял никаких усилий для помощи Симадзу. Все японские форты теперь были покинуты и наземные войска Мин и Чосон перешли в наступление и захватили их, включая брошенные припасы и согнав крепости отставших воинов. Кониси, Симадзу и Като Киёмаса с другими японскими генералами из Армии Левых собрались в Пусане и направились в Японию 21 декабря. Последние корабли отплыли в Японию 24 декабря,[12] положив конец семилетней войне.
Тело Ли Сунсина доставили в родной город, Асан, для захоронения рядом с телом его отца, Ли Чонга (в соответствии с корейской традицией). Суд присвоил ему посмертно ранг министра. В его честь были построены официальные и неофициальные храмы. В 1643 году Ли присвоили титул chungmugong (герцог / лорд верноподданной доблести).[14]
Лин произнёс хвалебную речь на похоронах Ли. Затем он отозвал свои войска в Китай династии Мин и получил высокие воинские почести.[14]
Напишите отзыв о статье "Битва при Норянчжине"
Примечания
- ↑ War history of Japan: Chousen-eki (1924). Staff headquarters of Imperial Japanese army. ISBN 4-19-890265-8
- ↑ Hawley (2005), p. 552
- ↑ Hawley (2005), p. 553
- ↑ 宣祖實錄 宣祖三十一年 十一月二十四日 (The Annals of King Seonjo, 19 November 1598 in Lunar Calendar) "賊船一百隻捕捉, 二百隻燒破, 斬首五百級, 生擒一百八十餘名。 溺死者, 時未浮出, 故不知其數 (Our army captured 100 enemy ships, destroyed 200 ships, beheaded 500 enemy soldiars, and caught 180-plus soldiars alive. The number of drowned enemy soldiars is unknown, because they have still sunk)".
- ↑ Turnbull (2002), p. 217
- ↑ 1 2 Turnbull (2002), p. 218
- ↑ Turnbull (2002), p. 42, 217
- ↑ Hawley (2005), pp. 549—550
- ↑ 1 2 Hawley (2005), pp. 551—552
- ↑ Turnbull (2002), p. 226
- ↑ Hawley (2005), p. 552, 554
- ↑ 1 2 Hawley (2005), p. 556.
- ↑ Turnbull (2002), p. 227
- ↑ 1 2 Hawley (2005), p. 557
Литература
- Choi Byung-hyon (translated by) 2002 The Book of Corrections: Reflections on the National Crisis during the Japanese Invasion of Korea, 1592—1598. Institute of East Asian Studies: University of California, Berkeley. ISBN 978-1-55729-076-2
- Ha, Tae-hung (translated by) 1979 Imjin Changch’o: Admiral Yi Sun-Sin’s Memorials to Court. Republic of Korea: Yonsei University Press.[worldcat.org/oclc/9207260&referer=one_hit]
- Hawley, Samuel 2005 The Imjin War: Japan’s Sixteenth-Century Invasion of Korea and Attempt to Conquer China. Republic of Korea and U.S.A.: Co-Published by The Royal Asiatic Society and The Institute of East Asian Studies, University of California, Berkeley. ISBN 89-954424-2-5
- Stephen Turnbull</span>ruen. 2002 Samurai Invasion: Japan’s Korean War. Great Britain: Cassell & Co. ISBN 978-0-304-35948-6
Отрывок, характеризующий Битва при Норянчжине
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.
Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
