Битва при Оравайсе
| Битва при Оравайсе | |||
| Основной конфликт: Русско-шведская война (1808—1809) | |||
 Схема сражения при Оравайсе | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа русских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Оравайсе — сражение, состоявшееся 2 (14) сентября 1808 между русскими войсками генерала Николая Михайловича Каменского и шведской армией графа Морица Клингспора около местечка Оравайс (совр. Оравайнен) Разгром шведов в сражении ознаменовал собой наступление переломного этапа в войне за Финляндию.
Содержание
Предыстория
Положение русских войск в Финляндии осложнилось летом 1808 года. Под натиском шведских войск генерала Клингспора и финских партизан отряд генерала Раевского, насчитывавший 6 тысяч солдат, отступил к Сальми, а затем к Алаво. 12 июля 1808 года Раевский был сменён Н. М. Каменским. Новый командующий приказал отступать к Таммерфорсу. 20 августа войска Каменского разгромили Клингспора у деревни Куортане. Разбитые шведы отступили к городу Васе. Оставив Васу, Клингспор отступил на север к деревне Оравейс, располагавшейся в 45 верстах от Васы. Семитысячная армия шведов закрепилась за болотистой речкой, упираясь правым флангом в Ботнический залив, а левым — в утёсы, окружённые дремучим лесом.
Сражение
На рассвете в 8:00 русский авангард полковника Я. П. Кульнева атаковал позиции шведских войск, однако был отбит, и шведы начали преследование отступающего отряда Кульнева. На помощь отходящему отряду поспешили 2 пехотных полка генерала Н. И. Демидова, которые остановили и опрокинули наступавших шведов. Затем на место сражения прибыл Каменский с двумя ротами пехоты и батальоном егерей. В 15:00 наступление шведов возобновилось, но подошедшие войска генерала Ушакова отбили нападение, и шведы вновь отступили к исходным позициям. Ночью отряд Демидова обошёл лесом шведские позиции. Утром шведы, узнав о возможном окружении, организованно отступили на север. В сражении обе стороны потеряли примерно по одной тысяче человек.
Итог
В результате разгрома шведских сил при Оравейсе в войне наступил решительный перелом, и после ряда неудач шведский командующий Клингспор вынужден был пойти на перемирие, заключённое сторонами 17 сентября.
Источник
- Широкорад А. Б. Северные войны России — М.: ACT; Мн.: Харвест, 2001.
Напишите отзыв о статье "Битва при Оравайсе"
Отрывок, характеризующий Битва при Оравайсе
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
