Битва при Пате

Битва при Пате
Основной конфликт: Столетняя война
Дата	18 июня 1429 года
Место	Пате
Итог	полная победа французов
Противники
Франция Англия
Командующие
Жанна д’Арк, Э. де Виньоль (Ла Гир), П. Де Сентрайль Д. Тальбот, Д. Фастольф
Силы сторон
1500, кавалерия 5000, лучники, пехота, кавалерия
Потери
около 100 2500 убитыми, ранеными и пленными

Битва при Пате́ (фр. Bataille de Patay, англ. Battle of Patay) — сражение, произошедшее 18 июня 1429 года между французскими и английскими войсками. Сражение стало одним из ключевых моментов финального этапа Столетней войны.

Предыстория

8 мая 1429 года армия Жанны д’Арк сняла осаду Орлеана, сорвав тем самым английские планы по продвижению на юг Франции. Из-за препятствий, чинимых ей придворными Карла VII, Жанна смогла снова выйти в поход лишь через месяц. Целью французов на этот раз было овладение ключевыми английскими укреплёнными пунктами на Луаре, что позволяло развить наступление на занятый англичанами север страны.

Луарская операция развивалась стремительно. 12 июня французская армия штурмом взяла Жаржо, 15 июня был взят Мён-сюр-Луар, 16 июня — Божанси.

Английская армия под командованием лучшего английского полководца — Джона Тальбота и сэра Джона Фастольфа выступила к Луаре, стремясь остановить французское наступление.

Расстановка

Английская армия продвигалась достаточно осторожно, стремясь застать французов врасплох, однако случай помог тем раскрыть местоположение англичан. Разведчики французов услышали громкие охотничьи крики английских солдат при виде пробежавшего мимо них оленя.

Французы решили атаковать сразу, не дав англичанам как следует подготовиться к битве. Ставка была сделана на мощную атаку тяжёлой конницы, несмотря на то, что такая тактика привела к поражениям при Креси и Азенкуре. Авангард армии возглавляли Этьен де Виньоль по прозвищу Ла Гир и Потон де Сентрайль; в основной части армии находились Жанна д’Арк, герцог Алансонский, граф Дюнуа и коннетабль Ришмон.

Английская армия также использовала традиционное для себя построение — впереди отряд лучников, за ним авангард под командованием Тальбота, ещё далее — отряд Фастольфа. Англичане заняли позиции на старой римской дороге на Жанвиль, в месте её пересечения с дорогой Пате — Орлеан. Из-за недостатка времени англичане не успели полностью развернуть линию лучников и авангард, что было одной из причин катастрофы.

Битва и её последствия

Первым же ударом авангард французов опрокинул лучников, удачно воспользовавшись беспорядком в их рядах и атаковав их сразу с трёх сторон. После короткого боя с авангардом под командованием Тальбота англичане были разбиты, а Тальбот попал в плен. Отрядом Фастольфа при виде поражения авангарда овладела паника, и они бросились бежать, так что подошедшим основным французским частям осталось только преследовать убегающих.

Разгром англичан был полным, более половины солдат было убито, ранено и пленено, остальные рассеяны. Потери французов не превышали 100 человек. Битва при Пате явилась своего рода «отражением» битвы при Азенкуре.

Тальбот попал в плен, где пробыл до 1433 года. Фастольф бежал с поля боя с кучкой солдат. Впоследствии в Англии многие считали его трусом и главным виновником поражения при Пате. Вероятно, именно он послужил прототипом для персонажа Шекспира — трусливого хвастуна Фальстафа.

Моральное значение победы при Пате было ещё больше военного. Исход битвы вызвал небывалый патриотический подъём и вселил во французов надежду на скорый конец английского могущества. Англичане и их союзники были напуганы настолько, что в последовавшем за сражением «бескровном походе» на Реймс сдавали французам город за городом без единого выстрела. Битва при Пате, наряду со снятием осады Орлеана и коронацией Карла VII в Реймсе, стала переломным моментом Столетней войны, приведшим к изгнанию англичан из Франции.

Первоисточники

• [www.stejeannedarc.net/chroniques/jso_juin29.php Journal de Siège d`Orléans et du Voyage de Reims] см. также перевод: Дневник Орлеанской осады и путешествия в Реймс/Июнь 1429 г.
• [books.google.co.uk/books?id=3L6FAAAAMAAJ&pg=PA554&dq=hennin&lr=&as_brr=3&cd=2#v=onepage&q=hennin&f=false The chronicles of Enguerrand de Monstrelet. Chapter LXI. P.554-555]

Ссылки

• [jehanne.unavoce.ru/index-book.html Режин Перну, Мари-Вероник Клэн. Жанна д’Арк]
• [www.xenophongroup.com/montjoie/patay.htm Описание битвы при Пате (англ.)]

Отрывок, характеризующий Битва при Пате

– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.