Битва при Петре
| Сражение при Петре | |||
| Основной конфликт: Греческая война за независимость | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Решающая победа греков | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Петре — последнее сражение Освободительной войны Греции 1829—1830 годов, состоявшееся 12 (24) сентября 1829 года.
Содержание
Предыстория
В ноябре 1827 года армия и флот греческих повстанцев предприняли экспедицию в западную Среднюю Грецию и Эпир, в ходе которой в мае 1828 года при освобождении города Месолонгион погиб английский капитан — филэллин Франк Хэстингс.
Русско-турецкая война, разразившаяся в апреле 1828 года, через семь лет после начала Греческой революции, вдохновила повстанцев на новые дела.
В октябре 1828 года Иоанн Каподистрия приказал Дмитрию Ипсиланти возглавить экспедицию на восток Средней Греции.
В Средней Греции
Ипсиланти, имея 3000 бойцов, организованных к этому времени в бригады (тысячи) под командованием Мавровуниотиса, Диовуниотиса и Эвморфопулоса, вышел в поход невзирая на протесты англичан, всё ещё стремившихся ограничить пределы греческого государства полуостровом Пелопоннес[1]. Три других бригады (3000 бойцов) расположились в Мегаре, имея целью сдерживать турецкие силы, расположенные в Аттике.
Экспедиция Ипсиланти оказалась удачной. Его войско одержало ряд побед и восстановило греческий контроль над регионом. 14 декабря Махмуд-паша выступил из города Ламия, именуемого тогда турками Зейтун, имея 6000 пехоты и 600 кавалеристов. 29 января 1829 года турки были остановлены Мавровуниотисом в Мартино. Эта неудача и суровая зима вынудили Махмуда-пашу отступить 8 февраля назад в Ламию[2].
Дибич
Один из основных участников Греческой войны с турецкой стороны, Кютахья Решид-Мехмед-паша (Битва при Пета, Первая осада Месолонгиона, Третья осада Месолонгиона, Битва при Каматеро, Битва при Фалероне), со своими турецко-албанскими силами был переброшен на Балканский фронт, где и отличился 28 мая (9 июня) 1829 года у Варны и 29 мая (10 июня) у Шумлы. Шумла сдалась 17 (29) июня после семинедельной осады. 14 (26) июля[уточнить] русская армия перешла Балканский хребет.
Это событие заставило английскую дипломатию не только вновь взвесить политику ограничения греческой территории, но в какой-то момент Веллингтон, как и французская дипломатия, стал склоняться к созданию Греческой империи вместо Османской империи как барьера на пути российской экспансии[3]. 7 (19) августа Дибич взял без боя Адрианополь. 2 (14) сентября турки подписали Адрианопольский мир. В пункте 10 этого мира (из 16) султан, не поддававшийся дипломатическим давлениям даже после Наваринского сражения, подписался под Лондонскими протоколами 10 (22) марта 1829 года, чем официально признавал воссозданное греческое государство[4]. Об этом событии Карл Маркс впоследствии писал:«Кто поставил точку в восстании греков? Ни заговоры и бунт Али-паши в Янине, ни Наваринское морское сражение, ни французская армия на Пелопоннесе, ни лондонские конференции и протоколы, а Дибич, перешедший через Балканы в долину реки Эврос (Марица)[5]».
Петра
28 августа 1829 года Ипсиланти c 2500 бойцов расположился у Петры[6]. Петра, находящаяся между Фивами и Левадией, в то время была стратегически важной позицией. В те годы воды озера доходили до Скалы (греч. Петра — камень, см. скала), оставляя узкий проход. Позицию I, у самой Скалы, заняла 2-я бригада (тысяча) Хадзипетроса, позицию II — Стратос со 130 бойцами, позицию III — Скуртаниотис с 300 бойцами, позицию IV тысяча Диовуниотиса, позицию VI Спиридон Спиромилиос, позицию VII Эвморфопулос с отрядом регулярной армии[6].
Последнее сражение Греческой войны
Греки ожидали турок в Петре уже 12 дней, когда 10 сентября около 16:00 показался турецкий авангард. Турецкая колонна насчитывала 4500 солдат новой, регулярной османской армии и 3500 иррегулярных войск[7]. На следующий день, 11 сентября, турки не предпринимали никаких действий, оценивая обстановку.
С рассветом 12 сентября регулярные части турок выступили, разделившись на три колонны. Первая направилась к Петре, где стояла тысяча Хадзипетроса, вторая выступила против Скуртаниотиса с его 300 бойцами, а третья — против Спиромилиоса. Иррегулярные турецкие войска, возглавляемые Аслан-беем, действовали против Стратоса, имевшего 130 бойцов[8].
Вскоре начался артиллерийский обстрел греческих позиций, за которым последовала турецкая атака. Атака ещё не была отбита, когда тысяча Диовуниотиса подоспела на выручку атакуемым отрядам. Турки не выдержали контратаки: первыми отступили албанцы, регулярные османские части отступили вслед за ними, боясь оказаться окружёнными. Отступление турок стало всеобщим[8].
Переговоры
Иррегулярных турок возглавлял албанец Аслан-бей, регулярных — Оджак-ага Осман. Второго более всего волновало исполнение султанского приказа о переброске сил на Фракийский фронт против русских. Ни турки, ни греки не знали о том, что десятью днями ранее был подписан Адрианопольский мир[9].
Ипсиланти готов был пропустить турок при условии, что Аслан-бей передаст все земли от Левадии до Фермопил и реки Аламана. Аслан-бей возражал, однако последнее слово было за Оджак-агой. 12 сентября турки подписали документы[10].
13 сентября турецкая колонна вступила в проход Петры. Оджак-ага выкрикнул: «Ипсиланти-бей, Аллах аманетула!» («Бог с тобой!»). Ипсиланти, знавший турецкий, ответил «Урула» («доброй дороги»), но поскольку голос у Ипсиланти был слаб, он приказал своим бойцам кричать «урула» вместо себя. Этим закончилась восьмилетняя Освободительная война Греции[11].
Значение
Александр Ипсиланти начал войну в феврале 1821 года. Его брат Дмитрий возглавил последнее сражение этой войны, в сентябре 1829 года. Эта военная победа уже не имела значения для хода войны, в отличие от её значения для дипломатии. Иоанн Каподистрия воспользовался документами, подписанными турками в Петре, в ходе тяжёлых переговоров при определении границ возрождённого греческого государства[11][12].
Напишите отзыв о статье "Битва при Петре"
Ссылки
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.106]
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.158-162]
- ↑ [Douglas Dakin,The Unification of Greece 1770—1923,Ernest Benn Limited,London 1972, ISBN 960-250-150-2,p.100]
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.156]
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.157 со ссылкой на New York Tribune от 21 апреля 1853 г]
- ↑ 1 2 [Κασομουλης,Ενθυμήματα Στρατιωτικά ,σ.250]
- ↑ [Κασομουλης, Ενθυμήματα Στρατιωτικά ,σ 226,251]
- ↑ 1 2 [Κασομουλης, Ενθυμήματα Στρατιωτικά ,σ 229]
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.167]
- ↑ [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.170-172]
- ↑ 1 2 [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21, ΜΕΛΙΣΣΑ 1971,τ.Δ,σ.174]
- ↑ Finlay, History of the Greek Revolution, II, 208
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по истории желательно?:
|
| ||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Петре
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
