Битва при Пльзене

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Пльзене
Основной конфликт: Тридцатилетняя война

Осада Пльзени
Дата

19 сентября21 ноября 1618

Место

Пльзень, Чехия

Итог

Победа Богемии

Противники
Богемия,
Курпфальц,
Савойское герцогство
Чешские католики
Командующие
Пётр Эрнст II фон Мансфельд Неизвестный
Силы сторон
20 000 пехотинцев 4000 пехотинцев,
158 кавалеристов
Потери
1100 2500


 
Тридцатилетняя война

Чешский период
ПльзеньЛомницаСаблатВестерницГуменнеБелая ГораВислохВимпфенХёхстФлерюсШтадтлон

Датский период
БредаДессауЛуттерШтральзундВольгаст

Битва при Пльзене — осада Пльзеня, произведённая чешскими протестантами под руководством графа Мансфельда. Это было первое значительное боевое столкновение Тридцатилетней войны.



Предыстория

23 мая 1618 года протестантское дворянство Праги захватило власть и выбросило католических представителей в окно пражского городского зала. Новое правительство, сформированное протестантской верхушкой, пригласило графа Мансфельда руководить всеми военными силами. Католики стали покидать Прагу. Многие из них эвакуировались в Пльзень, рассчитывая на то, что городские укрепления позволят им выдержать достаточно долгое военное противостояние. Город был хорошо подготовлен к длительной осаде, однако укрепления имели недостаточно гарнизона, а для артиллерии не хватало пороха. Мансфельд решил захватить город до того, как тот получит поддержку извне.

Осада

19 сентября 1618 года армия Мансфельда достигла окраин города. Защитники заблокировали двое городских ворот, а на третьих выставили дополнительную охрану. Протестантская армия была слишком слаба, чтобы взять замок штурмом, поэтому Мансфельд решил взять измором. 2 октября прибыла протестантская артиллерия, но из-за малого калибра и малочисленности бомбардировка имела небольшой эффект. Осада продолжилась, протестанты ежедневно получали подкрепления и снабжение, в то время как осаждённые испытывали недостаток в продовольствии и амуниции. Кроме того, главный городской колодец был разрушен, а запасы воды скоро закончились.

Наконец 21 ноября в стене была проделана брешь, и протестанты вошли в город. После нескольких часов рукопашной схватки город был в руках Мансфельда.

Последствия

После захвата города Мансфельд потребовал 120 000 золотых гульденов в качестве контрибуции и дополнительно 47 000 флоринов за обещание не грабить и не сжигать город.

Однако скоро Священная Римская империя и Бавария собрали значительные силы и направили к Пльзеню и Праге. Вновь выбранный чешский король Фридрих V был обеспокоен превосходством противника и приказал армии перегруппироваться и нападать на выдвигающиеся армии раздельно. Впоследствии Фридрих V был покинут всеми союзниками и потерпел поражение в битве при Белой Горе.


Напишите отзыв о статье "Битва при Пльзене"

Отрывок, характеризующий Битва при Пльзене

– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.