Битва при Понта-Дельгада

Битва при Понта-Дельгада
Основной конфликт: Война за португальское наследство
Дата	26 июля 1582 года
Место	у острова Сан-Мигел, Азорские острова
Итог	победа испанских войск
Противники
Королевство Франция Королевство Англия Голландская республика сторонники Антонио из Крату Королевство Испания сторонники Филиппа II
Командующие
Пьеро Строцци † Альваро де Басан
Силы сторон
60 кораблей 28 кораблей
Потери
1500 убитыми, 1500 ранеными и пленными, 7 кораблей потеряно, 4 - потоплено, 2 - сожжено, 2 - захвачено 224 убитыми, 550 ранеными

Битва при Понта-Дельгада или Битва у острова Сан-Мигел (исп. Battle of São Miguel) — морское сражение в ходе Войны за португальское наследство, произошедшее 26 июля 1582 года у берегов острова Сан-Мигел португальского архипелага Азорские острова. Объединенный англо-франко-португальский флот направился к островам, чтобы сохранить контроль Антонио из Крату над ними и предотвратить включение островов в Иберийскую унию.

В первом бою между крупными флотами галеонов на большом расстоянии от материка флот наемников Филиппо ди Пьеро Строцци был жестоко разгромлен испано-португальской эскадрой Альваро де Басана. Испанская победа привела к быстрому занятию испанцами Азорских островов и завершила включение Португалии в состав Испанской империи.

Предыстория

После заключения Иберийской унии Азорские острова оставались единственной частью португальской территории, противостоявшей королю Испании Филиппу II Габсбургу (Фелипе I Португальскому). Противники Габсбургов французы послали флот наемников под командованием адмирала Филиппо Пьеро ди Строцци, чтобы защитить острова.

Король Филипп предложил амнистию семи островам, если они сдадутся, но его посланник встретился с очень враждебным приемом в Ангре и отправился на остров Сан-Мигел, который заявил о своей верности Филиппу.

В то время как флот для атаки на острова готовился в Лиссабоне, командующему испанским «золотым флотом» Педро Вальдесу было приказано доставить на острова новое предложение о помиловании, но ни в коем не начинать военные действия до тех пор, пока необходимые силы не будут собраны. Однако, получив тот же ответ, что и предыдущий посланник, Вальдес все-таки решил напасть на остров Терсейра. В последовавшей битве при Салге испанский десант из 600 солдат встретился ожесточенное сопротивление: защитники острова направили на них стадо полудиких быков, и многие солдаты были ими затоптаны, а оставшиеся бежали к кораблям.

Между тем Антонио из Крату достиг Кале и вступил в переговоры с англичанами, которые поддержали его инициативу отправить экспедицию на Азорские острова: лейтенант Антонио граф Вимиозу даже заключил соглашение с Дрейком и Джоном Хокинсом, но королева Елизавета не желалаа вести войну с Филиппом, и Антонио вернулся во Францию.

Сражение

В июне 1582 года французский флот Антонио вышел от острова Бель-Иль, намереваясь покорить острова Сан-Мигел и Санта-Мария и захватить «золотой флот». Однако, узнав, что Строцци вышел из порта, Басан также выдвинулся к Азорским островам с меньшим количеством судов, но корабли испанцев были крупнее и лучше вооружены, чем корабли Строцци. Он прибыл слишком поздно, чтобы предотвратить высадку французов на Сан-Мигеле, но вовремя, чтобы спасти его столицу, город Понта-Делгада.

После нерешительной перестрелки 24 июля 1582 года флоты встретились через два дня в ожесточенном ближнем бою к югу от острова Сан-Мигел. Французы изначально имели преимущество попутного ветра и напали на испанский тыл с превосходящими силами, но это дало испанскому командиру возможность повернуть к ветру свой авангард, который атаковал французов. Испанцы были в меньшинстве два к одному. Всю тяжесть французской атаки испытал на себе испанский галеон San Mateo, вооруженный 30 орудиями. Находясь в окружении под обстрелом, матросы стойко отбивали попытки абордажа. Затем они приняли бой с врагом, захватив два французских корабля перед окончанием боя. Несколько французских кораблей загорелись. Басан начал переформировывать свои ряды и выстраивать корабли в линию.

Басан на своем флагмане São Martinho отыскал в пороховом дыму и хаосе боя корабль Строцци и атаковал его, пока тот не пошел ко дну. К исходу битвы флот вторжения потерял 10 кораблей потопленными и захваченными и более чем 1000 человек, в том числе Строцци, смертельно раненного, но ещё живого к моменту, когда его доставили к Басану. После краткого допроса Строцци бросили в море. Так Басан победил французов через сочетание стрельбы и абордажа

Некоторые считали, что Строцци не заслуживал поражения. Его корабли были проворнее испанских и хорошо использовали свою артиллерию. Испанцам во многом повезло в этой битве, при этом они сами получили серьезные повреждения Галеон São Martinho с трудом удалось отбуксировать в порт 26 июля. Пленные матросы французского флота старше семнадцати были казнены как пираты. Некоторые из испанских солдат и офицеров даже просили Басана пощадить пленных, на что адмирал ответил, что поскольку Франция официально не объявляла войну Испании, то все захваченные в плен французы считаются пиратами, а значит, не заслуживают пощады

Последствия

Басан одержал блестящую победу, и его возвращение в Испанию было встречено ликованием. Французский посол при дворе Филиппа II в унынии докладывал, что «рядовые испанцы зашли так далеко, что богохульствовали, утверждая, что „Христос больше не в безопасности в раю: маркиз Басан мог бы пойти туда, чтобы вернуть его и распять снова“. Вскоре эйфория обратилась против побежденных: испанцы плевали в лицо французам, случайно встреченным на улице».

Терсейра оставалась в руках Антонио из Крату, а весной 1583 года он даже сумел укрепить свой гарнизон 800 свежими французскими солдатами. Басан быстро отреагировал. В Лиссабоне он подготовил флот вторжения: 15,372 солдат и 98 кораблей, в том числе 31 крупных торговых судна, переделанных в транспорты, мелкие суда и десантные суда, 14 галер. На этот раз его цель состояла не в том, чтобы бороться с флотом противника, а в проведении десанта.

Жители Терсейры расположили свои силы на берегу гавани Ангры. Сам Антонио был на Терсейре, где руководил сбором налога на защиту, но оставил остров в ноябре, чтобы убедить французов выслать ещё 1500 человек, которые в итоге прибыли в июне 1583 года. Басан увеличил свой флот до 96 кораблей и 9500 солдат плюс 2000 солдат гарнизона Сан-Мигела. Его щедрые предложения милости и прощения Антонио отверг, но уже после одного дня боев Терсейра пал. Французским и английским солдатам было разрешено уйти невредимыми, но 16 сторонники Антониу, в том числе те, кто пытался бежать в ночь нападения, были казнены. Самому Антонио и нескольким его сторонникам удалось спастись.

Литература

• Parker Geoffrey. The Spanish Armada. — Manchester, England: Mandolin Publishing, Manchester University Press. — ISBN 1-901341-14-3.
• Hakluyt Richard. Vogayes and Discoveries. — London, England: Penguin Classics, 1972.
• Brimacombe Peter. All the Queen's Men: The World of Elizabeth I. — London, England, 2000. — ISBN 0-312-23251-9.
• Konstam Augus. The Armada Campaign 1588: The Great Enterprise Against England. — Osprey Publishing. — ISBN 1-84176-192-3.
• Walton Timothy. The Spanish Treasure Fleets. — Pineapple Publishng, 2002. — ISBN 1-56164-049-2.
• Rodrigues Jorge Nascimento. Pioneers of Globalization: Why the Portuguese Surprised the World. — Osprey Publishing. — ISBN 978-989-615-056-3.
• Glete Jan. Warfare At Sea 1500-1650: Maritime Conflicts and the Transformation of Europe. — London, England, 2000. — ISBN 0-415-21454-8.
• Secretary of State for Information and Tourism. History of Portugal. — Cambridge University Press.

Отрывок, характеризующий Битва при Понта-Дельгада

– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.