Битва при Прейсиш-Эйлау

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прейсиш-Эйлау
Основной конфликт: Война четвёртой коалиции
Наполеоновские войны

Наполеон I на поле боя под Эйлау
(Антуан-Жан Гро)
Дата

78 февраля 1807 года

Место

Прейсиш-Эйлау, Пруссия

Итог

Ничья[1]. Обе стороны официально заявили о своей победе.

Противники
Франция Россия
Пруссия
Командующие
Наполеон I Беннигсен
Силы сторон
65 000 солдат
300 орудий
72000—73 000 солдат
400 орудий
Потери
5100 убитых

24 370 раненых,

1150 пленных
5 знамён потеряно

Итого: 30 620 человек[2]

7000—9000 убитых

20 000 раненых,

3000 пленных,

Итого 30 000—32 000 человек

Битва при Прейсиш-Эйлау — самая кровавая битва русско-прусско-французской войны.





Обстановка перед битвой

В январе 1807 года Ней, недовольный плохими зимними квартирами своих войск вокруг Нойденбурга, не дожидаясь приказа Наполеона, стал действовать по собственной инициативе, выдвинув кавалерию на Гуттштадт и Гейльсберг. Оба этих города находились на расстоянии всего лишь 50 км от Кёнигсберга.

Главнокомандующий русской армией Беннигсен принял перемещение корпуса Нея за начало большого наступления на Кёнигсберг — главный город Восточной Пруссии, где находились главные склады союзнической армии. Кроме того, Кёнигсберг был единственным значительным городом, остававшимся под властью прусского короля Фридриха Вильгельма, и союзники должны были любой ценой удержать его, в том числе и по политическим мотивам.

Русская армия немедленно снялась с зимних квартир, и, оставив 20 000 солдат под командованием Эссена перед Варшавой, двинулась на Гейльсберг. Беннигсен, прикрытый на правом фланге прусским корпусом Лестока (до 10 000 человек), решил атаковать 1-й армейский корпус Бернадота, изолированный неподалёку от реки Пассарга, чтобы затем форсировать реку Висла и перерезать коммуникации Великой Армии.

Ввиду наступления превосходящих сил противника, Бернадот через Торн отступил на Остероде, пока русские войска остановились и сделали остановку в Морунгене, который они заняли после успешного боя с французами. Наполеон, узнав 28 января о движении русской армии, вначале выразил сильное недовольство самовольными действиями Нея. Однако в то же время наступили заморозки и дороги, в отличие от декабря, вновь стали проходимыми. Наполеон решил совершить манёвр, аналогичный йенскому, с целью окружить и разгромить русскую армию.

Для этого император отдал следующие приказы:

  • Бернадоту продолжать отступать на Торн, заманивая противника
  • 5-му корпусу прикрывать Варшаву
  • Удино с 6000 солдат идти на Остролёнку для охраны коммуникаций
  • главные силы Великой Армии наступают тремя колоннами вдоль правого берега реки Алле: справа — Даву (20 000 солдат), в центре Мюрат с кавалерией и Сульт (всего 27 000), гвардия (6 000) и Ожеро (15 000), слева Ней (15 000)[3]. (всего 83 000)

Успех манёвра полностью зависел от соблюдения тайны операции. Поэтому даже об отъезде Наполеона из Варшавы в Вилленберг сообщалось как об обычной инспекционной поездке. Однако все меры предосторожности оказались напрасными.

Казаки перехватили курьера, который ехал от Бертье к Бернадоту. Беннигсен узнал все планы французов и немедленно предпринял ответные действия. Вся русская армия начала концентрироваться близ Янково. Затем русская армия должна была отойти к Алленштайну и переправиться через Алле. Тем временем Мюрат и Сульт заняли Алленштайн, а 4-й корпус французов по приказу Наполеона двинулся на Гуттштадт, чтобы перехватить русскую армию во время её отступления. От своей кавалерии противник узнал, что русские заняли оборонительные позиции при Янково, и так как они уже не могли отступить через Алленштейн, Беннигсен решил принять бой.

Наполеон решает немедленно атаковать. Однако удар корпуса Сульта 3 февраля пришёлся по пустому месту — Беннигсен внезапно поменял планы и решил отступить. Наполеону не было известно, куда именно двинулась русская армия. Поэтому он двинул свои войска вперёд тремя колоннами: Даву — долиной Алле, чтобы перерезать дороги, ведущие на восток; главные силы — через Лансберг и Эйлау; Ней — через Пассаргу. Бернадоту Наполеон приказал безостановочно преследовать пруссаков Лестока.

Противник постоянно преследовал русский арьергард. Особенно упорным и кровавым был бой при Гофе 6 февраля. На следующий день произошла жестокая схватка в Цигельхофе между арьергардом русской армии под командованием князя Багратиона и генерала Барклая де Толли и корпусами Мюрата и Сульта.

Эйлау. 7 февраля 1807 г. (26 января с.ст.)

Наполеон, имея с собой только часть сил Великой армии, не планировал вступать в бой с русскими. 7 февраля он заявил Ожеро: «Мне советовали взять Эйлау сегодня вечером, но, помимо того, что я не люблю этих ночных сражений, я не хочу двигать свой центр слишком далеко вперёд до прибытия Даву, который является моим правым флангом, и Нея — моего левого фланга. Так что я буду ждать их до завтра на этом плато, представляющем при наличии артиллерии прекрасную позицию для нашей пехоты. Завтра, когда Ней и Даву встанут в линию, мы все вместе пойдём на врага»[4].

Тем временем Беннигсен приказал Багратиону взять 4-ю пехотную дивизию и выбить французов из Эйлау. Князь лично повёл пехоту в атаку. В полном молчании русские тремя колоннами подошли к городу, после чего по приказу Багратиона бросились вперёд с криком «Ура!» Противник был отброшен. Через пол часа французы контратаковали одновременно по трём направлениям, но в центре были остановлены Псковским и Софийским мушкетёрскими, Московским гренадёрским и 24-м егерским полками, на правом фланге резервный кавалерийский корпус контраатаковал колонну французской кавалерии, о чём Беннигсен доносил Государю: «Лейб-Кирасирский Вашего Величества, Ингерманландский и Каргопольский драгунские полки и Елисаветградский гусарский врубились в неприятельскую кавалерию, вознамерившуюся обойти нас с фланга, и много оной побили»[5], — в результате чего противник отказался от нападения. На левом фланге противник был отбит артиллерией 8-й дивизии, а высланные им стрелки рассеяны Изюмскими гусарами.[6]

Вот как описывает борьбу за город Жомини: «Бой в самом городе Эйлау был не менее упорен. Барклай де Толли, поддержанный дивизией Голицына, два раза занимал его даже посредством ночной темноты и уже только после третьей атаки уступил дивизии Леграна».

Русские же источники утверждают обратное: «Ночь прекратила битву. Город остался за нами»[7].

Вот как очевидцы описывали состояние противоборствующих армий перед решающей схваткой 8 февраля:

русской — «Армия не может перенести больше страданий, чем те, какие испытали мы в последние дни. Без преувеличения могу сказать, что каждая пройденная в последнее время миля стоила армии 1 000 человек, которые не видели неприятеля, а что испытал наш арьергард в непрерывных боях! Неслыханно и непростительно, как идут дела. Наши генералы, по-видимому, стараются друг перед другом методически вести нашу армию к уничтожению. Беспорядок и неустройство превосходят всякое человеческое понятие.

Бедный солдат ползёт, как привидение, и, опираясь на своего соседа, спит на ходу… всё это отступление представлялось мне скорее сном, чем действительностью. В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем ещё французов, состав рот уменьшился до 20-30 человек… Можно верить мнению всех офицеров, что Беннигсен имел охоту отступать ещё далее, если бы состояние армии предоставляло к тому возможность. Но так как она настолько ослаблена и обессилена… то он решился… драться»[8].

французской — «Никогда французская армия не была в столь печальном положении. Солдаты каждый день на марше, каждый день на биваке. Они совершают переходы по колено в грязи, без унции хлеба, без глотка воды, не имея возможности высушить одежду, они падают от истощения и усталости… Огонь и дым биваков сделал их лица жёлтыми, исхудалыми, неузнаваемыми, у них красные глаза, их мундиры грязные и прокопчённые»[9].

Эйлау. 8 февраля 1807 г. (27 января с.ст.)

Наполеон решил не принимать бой до середины дня 8 февраля, так как ожидал прибытие корпуса Нея, находящегося на биваке около Ландсберга (в 30 километрах) и корпуса Даву, остановившегося в 9 километрах на дороге к Бартенштайну. Маршалы получили команду немедленно идти на соединение с главной армией.

В 5 часов утра Наполеон получает сообщение, что на расстоянии одного пушечного выстрела от Эйлау стоит построенная в две линии русская армия численностью в 67 000 человек с 450 орудиями. Длина фронта Беннигсена составляла 4,5 км. Французы имели меньше: гвардия (9 000 человек), Сульт (16 750), Ожеро (14 500), Мюрат (15 200). Это цифры вечера 6 февраля. С учётом потерь в боях 7 февраля, к утру 8 февраля Наполеон располагал 48-49 тысячами солдат с 300 орудиями[10]. Однако в течение дня обе стороны рассчитывали получить подкрепления. Но если Беннигсен мог рассчитывать только на прусский корпус Лестока (максимум 9 000 человек), то французы ждали два корпуса: Даву (15 100) и Нея (14 500)[11].

Между Эйлау и Ротененом две дивизии 4-го корпуса Сульта (под командованием Леграна и Сент-Илера), прикрытые с правого фланга бригадой лёгкой кавалерии Мийо, вступили в упорный бой против центра русской армии, линии которой протянулись от Шлодиттена до Зерпаллена. Ещё одна дивизия Сульта, генерала Леваля, выстроилась в боевой порядок слева от Эйлау. На крайнем левом фланге Великой армии, практически напротив Шлодиттена, располагалась бригада резервной лёгкой кавалерии Ласалля — 5-й и 7-й гусарские полки. Наполеон остался с гвардией на кладбище Эйлау, которое с самого начала битвы попало под огонь русской артиллерии. Резервная кавалерия Мюрата выстроилась за полками пехоты Ожеро, справа от Эйлау, где заняла позиции гвардия.

Сражение началось сильной артиллерийской канонадой. Более многочисленные русские батареи обрушили на французские боевые порядки град ядер, но не смогли подавить огонь вражеских орудий. Эффект от стрельбы русской артиллерии мог быть больше, если бы французские линии не были прикрыты строениями Эйлау и Ротенена. Значительная часть ядер попадала в стены домов или вообще не долетали до французов. Напротив, французские канониры имели возможность беспрепятственно поражать крупные массы русских, стоящие почти без прикрытия на открытом пространстве за Эйлау. Кроме того, за счёт лучшей выучки французы стреляли намного чаще и точнее, чем противник, что в какой-то степени сводило на нет численное превосходство русских орудий. Денис Давыдов писал: «Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!»[12].

Около полудня на правом французском фланге появились головные колонны корпуса маршала Даву. Войска 3-го корпуса подходили к полю сражения постепенно. Первым появился авангард и внезапной атакой заставил отойти русских из Зерпаллена. Вслед за авангардом быстрым маршем шли дивизия Фриана, следом дивизии Морана и Гюдена. Всего в распоряжении Даву было более 15 000 человек, таким образом, по численности Великая Армия сравнялась с русской (64 000-65 000 против 67 000 солдат).

Полки Даву, развернувшись в боевые порядки, пошли в атаку на Кляйн-Заусгартен и Зерпаллен, атаковав левый фланг армии Беннигсена. Наполеон поддержал 3-й корпус, бросив ему на усиление часть корпуса Сульта (дивизию Сент-Илера и бригаду резервной лёгкой кавалерии в составе двух полков). Французам ценой невероятных усилий удаётся сбросить русских с высот близ деревни Кляйн-Заусгартен, господствующих над этой частью поля сражения, и, выбив врага из самой деревни, двинуться в направлении деревни Ауклаппен и леса под таким же названием. Селения Кляйн-Заусгартен и Зерпаллен переходили из рук в руки множество раз. Неся очень большие потери, Даву всё-таки двигается дальше в сторону леса Ауклаппен. Для русской армии возникает угроза выхода французов в её тыл и Беннигсен вынужден, постепенно ослабляя центр, перебрасывать войска к своему левому флангу, чтобы избежать обхода. Иначе русская армия окажется отрезанной от пути отступления к Неману, то есть от русской границы.

Заметив, что значительная часть русских резервов сконцентрировалась против Даву, Наполеон решает нанести по центру русской армии удар силами корпуса Ожеро (15 000 человек). Две дивизии корпуса идут южнее кладбища Эйлау, развёртываются и бросаются в атаку через покрытую довольно глубоким снегом равнину под ураганным огнём русской артиллерии. Справа наступает дивизия генерала Дежардена, слева — генерала Эдле. В каждой из дивизий первая бригада движется в развёрнутом боевом порядке, а вторая сомкнутыми колоннами позади флангов первой. Эти колонны могли в любой момент перестроиться в каре, если бы вдруг их атаковала русская кавалерия. Для поддержки пехоты артиллерия 7-го корпуса была развёрнута в 400 метрах перед кладбищем.

В этот момент на обе армии внезапно налетела сильная снежная буря. Из-за этого поле боя застелили тучи снега, которые ветер поднял в воздух. Ослеплённые снегом французские войска, дезориентировавшись, потеряли нужное направление и слишком отклонились влево. В результате 7-й корпус врага неожиданно оказался менее чем в 300 шагах прямо напротив большой центральной батареи русских из 72 орудий. С такой дистанции промахнуться просто невозможно — почти каждый выстрел попал в цель. Раз за разом русские ядра врезались в плотные массы вражеской пехоты и выкашивали целые ряды французов. За несколько минут корпус Ожеро потерял 5 200 солдат убитыми и ранеными"[13]. Ожеро получил ранение, Дежарден был убит, Эдле ранен. Беннигсен бросил на отступающего врага кавалерию и пехоту и перешёл в контрнаступление, пытаясь прорвать ослабленный центр Великой армии. Немедленно атакующие русские войска поддержала артиллерия. Её огонь был сконцентрирован на гвардии Наполеона, стоявшей на кладбище Эйлау.

Тем временем наступая, русские оторвались от своей основной линии и французы решили этим воспользоваться. Наполеон отдаёт Мюрату приказ вести кавалерию в бой. 2 дивизии (драгуны Груши и кирасиры д’Опу — 64 эскадрона — более 7 000 сабель) сформированы в одну могучую колонну тяжёлой кавалерии в развёрнутом строю. Такое построение, по мнению Наполеона, должно было увеличить пробивную силу тяжёлой кавалерии.

Войско Наполеона дрогнуло. Воспользовавшись замешательством врага, русская пехота перешла в контрнаступление. Разгорелся кровопролитный штыковой бой. Войска Ожеро, неся жестокие потери, начали отступать. Преследуя их, русская кавалерия почти прорвалась к ставке Наполеона. Очевидцы свидетельствуют, что, увидев эту атаку, Наполеон произнес: «Какая отвага!».

Ещё мгновение, и французский император мог быть убит или схвачен в плен. Но в этот миг конница Мюрата на всем скаку врезалась в ряды русских войск. Начался ожесточенный бой с переменным успехом. Обе стороны понесли в нём тяжелые потери. Тем не менее, блестящая атака конницы Мюрата спасла положение французской армии. Противники отвели свои силы на исходные позиции, но артиллерийская дуэль продолжалась.

Левый фланг Беннигсена тем временем медленно отступал к Кучиттену, оставляя в руках неприятеля опорные пункты своей обороны. Исправили положение меткий огонь 36 орудий на конной тяге под командованием Ермолова и 6 000 человек из корпуса Лестока, которые прибыли на помощь войскам Остермана-Толстого.

Вскоре на всем левом фланге французы были отбиты. На этом фактически битва при Прейсиш-Эйлау закончилась. До 21 часа продолжалась канонада с обеих сторон, но обессиленные и обескровленные войска больше не предпринимали новых атак.

Итог

Ночью русские войска начали отход. Французы уже не имели сил препятствовать этому. Один из очевидцев этого сражения так описывал его последствия: «Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей». Говорят, что маршал Ней, глядя на десятки тысяч убитых и раненых, воскликнул: «Что за бойня, и без всякой пользы!»

Наполеон стоял на поле битвы 10 дней. Затем он начал поспешное отступление в противоположном направлении. Казаки, бросившись в погоню, отбили и захватили в плен 2000 французских раненых.

Более трёх месяцев понадобилось армиям противоборствующих сторон, чтобы прийти в себя после такого бессмысленного сражения, не принёсшего ни одной из сторон ожидаемой победы.

Награды

Участие в битве было отмечено выдачей большого числа наград. Практически сразу после того, как известие о сражении попало в Санкт-Петербург, был учреждён[14][15] знак отличия военного ордена, предназначенный для нижних чинов армии. 31 августа 1807 года специально для награждения офицеров, участвовавших в битве, был учреждён[16][17] крест «За победу при Прейсиш-Эйлау». Также 18 офицеров получило орден Святого Георгия 3-й степени, а 33 офицера — орден Святого Георгия 4-й степени, было и некоторое количество награждений орденом святого Владимира. Генерал-от-кавалерии Л. Л. Беннигсен был награждён орденом Святого Андрея Первозванного и пожизненной пенсией в 12 000 рублей[18].

Напишите отзыв о статье "Битва при Прейсиш-Эйлау"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/14007/ПРЁЙСИШ Советская историческая энциклопедия] / Е. М. Жуков. — М.: Советская энциклопедия.
  2. [www.napoleon-empire.net/batailles/eylau.php Bataille d'Eylau - Napoleon & Empire]
  3. А. Лашук. Наполеон. Походы и битвы, 2004, стр. 278
  4. А. Лашук «Наполеон», 2004, стр. 279
  5. Сардак Л. Л. «Забытый генерал…»
  6. Михайловский-Данилевский А. М. Вторая война Императора Александра с Наполеоном. С. 186.
  7. Михайловский-Данилевский «История второй войны Александра I с Наполеоном», 1846, стр. 187
  8. А. Лашук «Наполеон», 2004, стр. 280—281
  9. А. Лашук «Наполеон», 2004, стр. 281
  10. Loraine Petre «Napoleon’s compaing in Poland», 1901, стр. 173—174
  11. Petre «Poland», 1901, стр. 174
  12. Лашук А. Наполеон. — 2004. — С. 282.
  13. Лашук А. Наполеон. — 2004. — С. 283.
  14. Полное собранiе законовъ Россiйской Имперiи, собрание 1. — Санкт-Петербург. — Т. 29. — С. 1013-1016., № 22 455
  15. Деммени, 1887, с. 260-265.
  16. Полное собранiе законовъ Россiйской Имперiи, собрание 1. — Санкт-Петербург. — Т. 29. — С. 1259., № 22 606
  17. Деммени М. Сборникъ указовъ по монетному и медальному делу въ Россiи 1649-1881. В 3-х томах. — Санкт-Петербург, 1887. — Т. 2. — С. 266.
  18. Бартошевич В. В. [medalirus.ru/stati/bartoshevich-krest-srazhenie-preisishjeilau.php Наградной крест за сражение при Прейсиш-Эйлау] (рус.). Сайт «Награды императорской России 1702—1917 гг.». Проверено 14 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gfza5hWm Архивировано из первоисточника 17 мая 2013].

Литература

  • Анри Лашук. Наполеон. Походы и битвы. 1796—1815. — М., 2004. — стр. 276—295.
  • Petre, F Loraine «Napoleon’s Campaign in Poland 1806—1807.» 1901.
  • Михайловский-Данилевский. История второй войны Александра 1 с Наполеоном. — СПб., 1846.

Ссылки

  • [pr-eylau.ru/200-let.html Сайт города Багратионовска (Прейсиш-Эйлау)]
  • [www.napoleonguide.com/battle_eylau.htm Eylau, February 8, 1807]  (англ.)
  • [www.museum.ru/1812/Library/Davidov7/index.html Воспоминание Д.Давыдова о сражении при Эйлау]


Отрывок, характеризующий Битва при Прейсиш-Эйлау

Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.