Битва при Пуатье (1356)
| Битва при Пуатье | |||
| Основной конфликт: Столетняя война | |||
 Битва при Пуатье. Средневековая миниатюра | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Разгром французских войск, пленение короля Иоанна II | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Пуатье — крупное сражение, состоявшееся 19 сентября 1356 года между английской армией Эдуарда Чёрного Принца и французскими войсками короля Иоанна II Доброго во время Столетней войны.
Содержание
Предыстория
10 сентября 1355 года французский король Иоанн II и наваррский король Карл II заключили соглашение, представлявшее потенциальную угрозу английским интересам. Ввиду этого английский король Эдуард III поручил своему сыну Эдуарду (вскоре ставшему известному под прозвищем Чёрный Принц) совершить глубокий рейд (шевоше, фр. chevauchée) в земли юго-западной Франции. Эдуард Чёрный принц — герой битвы при Креси — составил план пройти из Бордо через французское королевство, соединившись на Луаре с войсками своего брата герцога Ланкастерского. В июле он двинулся на Париж. Английский отряд выступил на север из английской базы в Аквитании. Не встречая серьёзного сопротивления, английские войска сожгли множество городов и вышли к берегам Луары к Туру. Англичане не сумели захватить крепость. Попытки сжечь город тоже провалились из-за сильного ливня. Задержкой Эдуарда под Туром воспользовался французский король Иоанн, выступивший против немногочисленных английских войск. Иоанн сконцентрировал большую часть своих войск в Шартре, к северу от осаждённого Тура. С целью добиться максимальной скорости передвижения Иоанн распустил свою низкоквалифицированную пехоту общей численностью 15—20 тысяч человек. Получив сведения о приближающихся французских войсках, Эдуард приказал отступать. Эдуард, преследуемый французским королём, с войсками отступал на юг. Французы настигли англичан в нескольких милях юго-западнее Пуатье.
Состав сторон и расположение перед боем
Английская и французские армии
Несмотря на все различия, армии Англии и Франции имели немало сходств как в вооружении и оснащении, так и в организации и комплектовании войск. Армии включали в себя профессиональных тяжеловооружённых воинов (рыцари, сквайры, т. д.), стрелков (лучники и арбалетчики) и отряды пехотинцев. Значительная часть пехоты и, в частности стрелков, была посажена на коней для придания войскам большей мобильности, однако в бою они действовали, как правило, в пешем строю.
В состав английских войск, помимо собственно английских частей, входили отряды из Гаскони, в частности, всадники и арбалетчики. Армия насчитывала около 7 тысяч человек. Самый большой контингент составляли тяжеловооружённые всадники, поддержанные малочисленным (1000 человек) отрядом лучников, арбалетчиков и прочих пеших солдат.
Состав французских войск был в значительной мере определён системой комплектования рыцарского ополчения на письменной или устной контрактной основе. Такая система, в отличие от аналогичной английской, отличалась значительной бессистемностью и неорганизованностью. В частности, отсутствовала система постоянной выплаты жалования солдатам. Помимо рыцарей, в состав французской армии входили полубандитские пешие формирования так называемых бригантов (фр. brigantes), включавшие в себя различные роды пеших войск. В составе французских войск значительное место занимала пехота, обычно превосходившая в численности кавалерию в 3 или 4 раза[2]. Французские арбалетчики, доказавшие свою неэффективность в боях с англичанами, не были привлечены к участию в кампании, в связи с чем в составе французской армии продолжал оставаться контингент прославленных генуэзских арбалетчиков.
Диспозиция сражения
Французский король Иоанн II Добрый, собрав армию до 50 тысяч человек, быстро появился на Луаре. В войске его были четыре сына короля, больше 20 герцогов и до 20 тысяч тяжёлой конницы. Англичане не знали о приближении французов, поэтому, во время отступления английской армии, французы оказались впереди неё и отрезали ей путь. Малочисленность английского войска, которого было не более 10 тысяч, поколебала Эдуарда, и он предложил французам вступить в мирные переговоры, обещав возвратить все завоевания и 7 лет не воевать. Предложения были отвергнуты: французы слишком верили в победу.
Войско французов заняло равнину, английское — высоты в полях Мопертюи, в 2 лье от Пуатье. Местность, где расположились английские войска, была перерезана кустарником, виноградниками и изгородями. Принц Эдуард искусно расставил стрелков в кустарниках, поместив их и перед выходом дороги на равнину. Справа на холме был спрятан отряд всадников.
Король Иоанн, отказавшись от традиционной тактики атаки тяжёлой кавалерией, показавшей свою полную неэффективность при Креси, приказал своей тяжёлой коннице спешиться, оставив верхом лишь отряд элитной рыцарской конницы численностью 500 человек. Их задачей было рассеять английских лучников в начале сражения. Приготовившись сражаться пешими, французские рыцари укоротили свои копья и сняли шпоры. Сам король, спешившись, вооружился боевым топором и облачился в белоснежное сюрко. Такие же сюрко надели ещё 19 французских рыцарей с целью запутать англичан.
|
|
|---|
Ход сражения
Перед боем
Утром перед боем в англо-гасконских войсках отслужили мессу, многие воины были посвящены в рыцари, после чего принц Эдуард отдал свои последние инструкции. По его приказу запрещалось брать пленных до тех пор, пока англичане не одержат решительную победу. Принц приказал своим воинам воздерживаться от соблазна охоты за именитыми пленниками, за которых могли дать богатый выкуп.
Первая атака
В начале сражения англичане под командованием графа Уоррика симулировали отступление на своём левом фланге. Неизвестно, было ли это сделано намеренно для провоцирования французской конницы или же это являлось следствием пленения английских разведчиков. Как бы то ни было, это вызвало поспешную атаку французских рыцарей маршала Одреема против английских стрелков, прикрывавших отход своих войск на левом фланге. С приближением французов большая часть войск Уоррика развернулась и двинулась навстречу французам. В это же время командующий другим французским флангом маршал Клермон, несогласный с действиями Одреема, также вынужден был начать атаку силами французской конницы и немецких союзников. Ошибочные выводы Одреема, посчитавшего, что всё английское войско приходит в бегство, оказали катастрофическое влияние на последующий ход военных действий для французской стороны.
Однако англичане ожидали этого и начали обстрел противника. На левом фланге английские лучники под командованием графа Оксфорда, защищавшие основные силы Уоррика, располагались в топкой болотистой местности, труднопроходимой для тяжёлой конницы. Поэтому рыцари вынуждены были атаковать основные силы отступающего английского левого фланга, минуя позиции вражеских стрелков. Бельгийский летописец Жан Фруассар пишет, что французская броня была неуязвима к английским стрелам, которые либо отскакивали от брони, либо разрушались при столкновении. Английская версия сражения указывает на то, что их стрелы доказали способность пробивать большую часть доспехов того периода. Последующие события показали правоту Фруассара. Первые английские залпы не имели никакого эффекта. Однако с приближением французов стрелки имели возможность вести огонь по флангу рыцарского войска. Броня на лошадях была более слаба с боков и с задней стороны; таким образом лучники, находившиеся в стороне от конницы, стреляли по лошадям с флангов. Это было известным методом остановки атаки конницы, поскольку падающая лошадь часто разрушала единство строя врага. Результаты были разрушительными. Лошади, поражаемые с боков, начинали паниковать, сбрасывая рыцарей и обращаясь в бегство. Французская конница маршала Одреема понесла тяжёлые потери, прежде чем достигла позиций спешившихся английских воинов. Атака деморализованных и ослабленных французских рыцарей была отбита англичанами.
Тем временем убеждённый в отступлении англичан маршал Клермон атаковал английские позиции графа Солсбери. Эта атака была подготовлена более основательно: в помощь коннице позади атакующих двигались отряды спешенных рыцарей. Рыцари были вынуждены двигаться по склону сквозь проломы в изгороди под обстрелом английских лучников, располагавшихся на безопасных позициях позади канав и под прикрытием холмов. Многие тяжеловооружённые французские дворяне благодаря весу своих доспехов и конской брони смогли проломить забор и продолжить атаку. Вскоре к месту завязавшегося боя подоспели подкрепления, и англо-гасконцы благодаря значительному численному перевесу смогли отбросить французов. Клермон и множество французов погибли.
Атака Дофина
Эта атака сопровождалась наступлением пехоты Дофина, участвовавшего в сражении, но отступившего для перегруппировки. Атака спешенных французских рыцарей началась прежде, чем французское командование узнало о разгроме войск маршала Клермона. Отступающие рыцари и их кони внесли известную долю беспорядка в ряды наступающей пехоты. Несмотря на хорошее вооружение, рыцари продвигались медленно и были идеальными мишенями для английских стрелков, однако большинство из них достигли изгороди, которая была сильно разломана после недавней схватки. Это значительно облегчило продвижение французов. Завязалось ожесточённое сражение, которое длилось несколько часов и решилось лишь с прибытием подкреплений, посланных принцем Эдуардом. В бою был утрачен штандарт Дофина, захваченный англичанами. В конце концов французские командиры, видя бесперспективность дальнейшей борьбы, приказали отступать.
Атака герцога Орлеанского
Следующая линия французской пехоты под руководством брата короля герцога Орлеанского, видя, что люди Дофина потерпели неудачу, запаниковала и начала отступать, хотя многие воины вступили в бой с англичанами. Вся армия во главе с королём смешалась. Английские лучники были вне зоны обстрела французских стрелков. Бой продолжался, но у Чёрного принца имелся резерв в лесу, который был способен напасть на французов с флангов и тыла. После короткой паузы принц приказал воинам резерва сесть на коней и атаковать французов. Французы боялись окружения и попытались сбежать.
Последняя атака и пленение короля
Однако король Иоанн II был слепо убеждён в том, что его участие могло кардинально изменить ход сражения в пользу соотечественников, поэтому во главе своего отряда бросился в атаку на наступающих англичан. На фланге королевский отряд прикрывали выдвинувшиеся отряды арбалетчиков под прикрытием больших щитов-павез. Несмотря на значительный перевес противника, отряд короля был наиболее боеспособной и дисциплинированной частью войска, кроме того, англичане и гасконцы были сильно истощены продолжительным боем. К тому же они были немало удивлены внезапной атакой казалось бы разбитого противника. Даже Чёрный принц был поражён неожиданным нападением короля.
Английские лучники завязали перестрелку с французскими арбалетчиками, однако из-за дефицита стрел и хороших доспехов противника эта перестрелка была безрезультатна для англичан. Благодаря этому французы атаковали англичан практически в полном составе. Однако Эдуард умелым фланговым манёвром сумел незаметно поместить гасконский отряд позади левого фланга французов, после чего приказал коннице атаковать короля. После того как английские лучники израсходовали последние стрелы, принц отдал приказ об общем наступлении пехоты. Лучники побросали луки и присоединились к атакующим. Затем гасконский отряд, располагавшийся в тылу французов, ударил по противнику. Французские порядки смешались. Малочисленный и растерянный королевский отряд был отброшен к югу. Лучники довершили разгром французов. Король Иоанн храбро сражался, но был взят в плен, вместе с младшим сыном Филиппом (впоследствии герцог Бургундский Филипп).
Итоги
Погиб весь цвет французского рыцарства. В числе убитых были герцог Пьер I де Бурбон, коннетабль Франции Готье VI де Бриенн, епископ Шалонский, 16 баронов, 2426 рыцарей; всего было убито 8 тысяч человек, а 5 тысяч перебито во время бегства. 24 мая 1357 года пленного короля торжественно привезли в Лондон. С Францией было заключено перемирие на 2 года. Выкуп за короля равнялся двум годовым доходам королевства. Взята была огромнейшая добыча. Франция была погружена в глубокую печаль. Наместником короля становится дофин Карл.
Неудачи в войне и гнёт выкупа привел простой народ Франции к серии мятежей, известных как Жакерия. Сама же битва, как и сражение при Креси, показала, что тактика и стратегия могут оказаться важнее количественного и качественного преимущества.
Выкуп за короля составил 3 миллиона золотых экю.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3013 дней]
Напишите отзыв о статье "Битва при Пуатье (1356)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Perrett Bryan. The Battle Book. — L.: Arms and Armour Press, 1992. — ISBN ISBN 1-85409-328-2. p. 237.
- ↑ David Nicolle, Graham Turner. Poitiers 1356. The capture of a king. — Osprey Publishing, 2004.
Библиография
- Green, David. The Battle of Poitiers 1356. — 2004. — ISBN 0-7524-2557-9
- Nicolle, David. Poitiers 1356: The Capture of a King. — 2004. — ISBN 1-84176-516-3.
Отрывок, характеризующий Битва при Пуатье (1356)
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
