Битва при Рафии (217 до н. э.) — сражение между войсками Антиоха III Великого и армией Птолемея IV Филопатора во время Четвёртой Сирийской войны (219—217 гг. до н. э.) за Келесирию. Одно из крупнейших сражений эллинистического периода.
События, предшествовавшие битве
Предприимчивый селевкидский царь Антиох III, занявший трон в 223 г. до н. э., к 219 г. до н. э. укрепил своё положение и смог выступить против извечного врага — птолемеевского Египта. Действия Антиоха были успешными — сирийская армия вернула Селевкию Пиерию, развернула наступление в Финикии и Палестине. Для решающего сражения войска противников встретились у города Рафии (ныне — Рафах) около Газы.
Ход сражения
По Полибию, Птолемей располагал 70 тыс. пехотинцев, 5 тыс. кавалерии, 73 слонами. Левый фланг заняла кавалерия. Между кавалерией и фалангой позиции занимали критяне, затем царская агема, далее пельтасты, примыкавшие к ливийцам в македонском вооружении. На правом фланге находилась оставшаяся кавалерия, слева от которого стояли галаты и фракийцы. Вслед за ними стояли греческие наёмники, примыкая к египетской фаланге. Сорок слонов стояли на левом фланге, ими командовал сам Птолемей. Тридцать три слона были выстроены на правом фланге рядом с наёмной конницей.
Армия Антиоха насчитывала 62 тыс. пехоты, 6 тыс. кавалерии и 103 слона. Антиох выставил шестьдесят слонов перед правым флангом напротив слонов Птолемея, за ними поставил четыре тысячи конницы, к которым примыкали критяне и греческие наёмники, а между ними находились пять тысяч воинов в македонском вооружении. На левом фланге Антиох поставил две тысячи кавалерии, там же были выстроены кардаки, индийские метатели дротиков, три тысячи легковооружённых пехотинцев и воины разных азиатских народов.
Битва началась схваткой слонов на передней линии войск, где индийские слоны Антиоха одержали победу над ливийскими слонами Птолемея на правом крыле войска. Там же греческие наёмники Антиоха победили пельтастов Птолемея, уже смятых своими же слонами. На левом же фланге греческие наёмники и кавалерия египетской армии обратили в бегство азиатских пехотинцев сирийской армии. Наконец, в бою сошлись сирийская и египетская фаланги. Здесь египтяне, подбадриваемые личным присутствием Птолемея, общим натиском опрокинули сирийскую фалангу, а египетская конница и наёмники довершили разгром. Антиох, увлечённый преследованием бегущего врага на правом крыле, слишком поздно заметил опасность и был вынужден отступить со всей своей бегущей армией к Рафии, откуда далее отошёл в своё царство.
Антиох потерял чуть менее десяти тысяч пехоты и более трёхсот конницы убитыми, пять слонов; четыре тысячи человек пленными. Птолемей потерял полторы тысячи человек пехоты, до семисот — конницы и шестнадцать слонов.
Последствия битвы
После победы при Рафии Птолемей без боя захватил Рафию и другие города Келесирии. Антиох, отступив в пределы своего царства, предложил мир, который Птолемей охотно принял. По условиям мира Антиох потерял все приобретения в Сирии, кроме Селевкии в Пиерии.
Серьёзное поражение заставило Антиоха приостановить наступление на Египет и заняться подавлением сепаратизма в своём царстве.
Это был последний крупный успех Птолемеев. В дальнейшем их царство продолжало слабеть от восстаний и экономического упадка, отступая под ударами Селевкидов.
Напишите отзыв о статье "Битва при Рафии"
Литература
- Полибий. Всеобщая история.
- История Древней Греции. / гл. ред. Кузищин В. И. — М.: Издательство «Высшая школа», 2001. — С. 399.
|
---|
| Первая Сирийская война | |
---|
| Вторая Сирийская война | |
---|
| Третья Сирийская война | |
---|
| Четвёртая Сирийская война |
Рафия |
---|
| Пятая Сирийская война | |
---|
| Шестая Сирийская война | </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Битва при Рафии– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
|