Битва при Саратоге
| Битва при Саратоге | |||
| Основной конфликт: Война за независимость США | |||
 Битва при Саратоге | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа США | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Саратоге (Battles of Saratoga) — эпизод Американской революции, в ходе которого североамериканским патриотам впервые удалось одержать крупную победу над королевской армией 17 октября 1777 года. Сражение считается переломным моментом всей войны. Фактически имело место два сражения на одной и той же местности: 19 сентября генерал Бургойн одержал незначительную победу в сражении при Фрименс-Фарм, однако последующая атака, 7 октября, известная как сражение при Бемис-Хайтс, оказалась неудачной и американцы захватили часть британских укреплений. Бургойн начал отступать, что привело к окружению под Саратогой и капитуляции армии 17 октября. Эта победа дала повод Франции вступить в войну на стороне Штатов.
Содержание
Предыстория
Положение британцев
В июне 1777 года британский генерал Джон Бургойн приступил к попытке расчленить восставшие штаты, для чего направился на юг из провинции Квебек, надеясь захватить контроль над долиной реки Гудзон. В самом начале кампании ему удалось взять форт Тикондерога, но после этого начались трудности. Части его армии вышли к Гудзону в конце июля, но из-за проблем с коммуникациями основная часть его армии оставалась в форте Эдвард. Попытка решить эти проблемы привела к тому, что 16 августа в сражении при Беннингтоне было потеряно около 1000 человек. Кроме этого, 28 августа пришли известия о неудаче экспедиции против форта Стэнвикс.
В это же время стало известно, что генерал Уильям Хау отправил армию из Нью-Йорка для захвата Филадельфии. Индейцы, сопровождавшие Бургойна, оставили его после неудачи под Беннингтоном, так что положение генерала стало совсем сложным. Чтобы провести зиму на безопасной позиции ему требовалось или отступить к Тикандероге или наступать на Олбани. Бургойн выбрал последнее. Это решение повлекло за собой еще два: он решил прервать коммуникации с севером, чтобы не тратить силы на оборону укрепленных постов; а также он решил перейти Гудзон, несколько осложняя своё положение. Он приказал барону Ридеселу снять посты на коммуникации, и между 13 и 15 сентября начал переправу через Гудзон.
Положение американцев
Американская Континентальная армия медленно отступала еще с момента потери Тикондероги. В середине августа эта армия, тогда под командованием генерал-майора Филипа Шуйлера, стояла лагерем около Стиллуотера. Потеря Тикандероги и отступление армии сказались на имидже Шуйлера и 19 августа командование армией принял генерал Горацио Гейтс. При Гейтсе армия немного увеличилась в размере ввиду дополнительного набора по штатам.
Джорджа Вашингтона больше беспокоили маневры генерала Хау. В августе, убедившись, что Хау ушёл на север, он снял 750 человек с нью-йоркских высот и послал их на усиление Гейтса, а также направил туда несколько своих собственных лучших частей, в том числе Стрелковый корпус (Provisional Rifle Corps) укомплектованный лучшими стрелками из Пенсильвании, Мэриленда и Вирджинии.
7 сентября Гейтс приказал армии двигаться на север. Он выбрал место, известное как Бемис-Хайтс, находящееся севернее Стилуотера и десятью милями южнее Саратоги и за неделю хорошо укрепил его, в чем ему помог польский инженер Тадеуш Костюшко. С высот хорошо просматривалась вся округа и они контролировали единственную дорогу на Олбани. К западу начинались густые леса, практически непроходимые для большой армии.
Сражение при Фрименс-Фарм (19 сентября)
Предыстория
Перейдя Гудзон, Бургойн начал осторожно двигаться на юг. После ухода индейцев ему не хватало разведчиков и он плохо представлял себе положение противника. 18 сентября авангард его армии достиг позиции севернее Саратоги, примерно в 6,4 километрах от американской оборонительной линии. Произошло несколько перестрелок между американскими разъездами и британскими частями.
Гейтс поручил генералу Арнольду управление левым флангом, а сам возглавил правый.
В 10:00 Бургойн приказал армии выступать тремя колоннами. Барон Рейдесель вёл левую колонну, состоящую из немцев и 47-го ланкаширского полка. Они шли вдоль реки, при них была вся артиллерия и обозы. Генерал Джеймс Гамильтон вел центральную колонну, состоящую из 9-го, 20-го, 21-го и 62-го полков, а генерал Саймон Фрезер вел правую колонну: 24-й полк, легкую пехоту и роты гренадеров. Ему предстояло обойти американский левый фланг.
Генерал Арнольд понимал, что фланговый маневр весьма вероятен, и запросил у Гейтса разрешения выдвинуть свои силы вперед, где американцы, опытные в ведении боев в лесу, имели бы преимущество. Горацио Гейтс всегда предпочитал сидеть на месте и ждать фронтальных атак, нехотя разрешил разведку боем. Для этого выделили легкую пехоту Даниэля Моргана и Генри Деборна. Когда люди Моргана вышли на открытое поле, принадлежащее лоялисту Джону Фриману, они обнаружили там наступающие части британцев: это были роты из колонны Гамильтона. Колонна Фрезера двигалась медленно и еще не достигла поля.
Сражение
Люди Моргана тщательно прицелились и выбили почти всех офицеров в колонне противника, затем атаковали, даже не подозревая, что имеют дело со всей армией Бургойна. Когда они обратили в бегство передовую роту, во фланг им вышли передовые роты колонны Фрезера и загнали американцев обратно в лес. Джеймс Уилкинсон вернулся в американский лагерь за подкреплениями. В это время передовые отряды британцев отошли к основной колонне но та по ошибке открыла огонь, убив несколько своих же солдат.
Около часа дня в сражении повисла пауза. Отряд Гамильтона начал строиться в боевые порядки на северном краю поля, а с юга понемногу прибывали дополнительные силы американцев. Узнав о проблемах Моргана, Гейтс отправил ему на помощь два полка — 1-й и 3-й ньюгемпширские. Вслед за ними были посланы еще полки из бригады Еноха Поора: 2-й нью-йоркский, 4-й ньюйоркский и 1-й канадский с коннектикутским ополчением.
Бургойн построил людей Гамильтона, разместив справа 21-й полк, слева 20-й, 62-й по центру, а 9-й оставил в резерве. После этого сражение разбилось на отдельные фазы, где перестрелки чередовались с паузами. Люди Моргана перегруппировались в лесу и начали постепенно отстреливать офицеров и артиллеристов. Они делали это так эффективно, что несколько раз американцам удавалось захватить британские орудия — но всякий раз британцы бросались в контратаку и отбивали орудия. В какой-то момент разнесся слух о том, что снайпер убил самого Бургойна, хотя на самом деле погиб только его адъютант. Однако, центр британской линии дрогнул, и только прибытие генерала Филипса с 20-м полком спасло положение.
Последний удар нанесли все же англичане. Около 15:00 Рейдесел отправил к Бургойну гонца за инструкциями. Тот вернулся через два часа с приказом охранять обозы, но одновременно послать отряд против американского правого фланга. Рейдесел оставил 500 человек для охраны обозов, а сам с остальной колонной двинулся вперед. Две его роты открыли огонь по американскому правому флангу, а в это время Фрезер атаковал левый фланг. Арнольд запросил подкреплений, и Гейтс передал ему бригаду Эбенезера Лернеда — 2-й, 8-й и 9-й массачусеттские. К счастью для американцев, начало темнеть и сражение остановилось. Американцы отступили к лагерю, оставив британцам поле боя.
В итоге Бургойн остался на поле, потеряв в сражении около 600 человек. Это были в основном люди из центральной колонны Гамильтона, причем 62-й полк сократился до размера роты. Три четверти артиллеристов были убиты или ранены. Американцы потеряли примерно 300 человек убитыми и ранеными.
Последствия
Бургойн собрал совет, чтобы решить, стоит ли атаковать на следующий день, и решено было перенести атаку на день, до 21-го сентября. Армия передвинулась поближе к американскому лагерю, одновременно занимаясь захоронением погибших. Атака 21-го числа была отменена, когда Бургойн получил письмо от Генри Клинтона, командующего гарнизоном в Нью-Йорке, написанное 12-го сентября. Клинтон писал, что он сможет выступить навстречу примерно через 10 дней. Получалось, что, если он выйдет из Нью-Йорка 22-го сентября, то все равно не успеет к Саратоге до конца сентября. У Бургойна были определенные трудности с продовольствием, но он решил подождать Клинтона. 23-го числа он написал Клинтону письмо с просьбой помочь прогнать армию Гейтса. Клинтон отплыл из Нью-Йорка 3 октября и 6 октября захватил Форт Клинтон и Форт Монтгомери. Передовые его отряды достигли Клермонта 16 октября.
Между тем в лагере американцев созрел конфликт между Гейтсом и Арнольдом. Гейтс отправил Конгрессу рапорт о событиях 19-го сентября, не упомянув в нем Арнольда. Между тем, офицеры считали Арнольда основным творцом победы, и отряды, принимавшие участие в бою, были в основном из его крыла, и он лично управлял сражением, пока Гейтс находился в палатке. Арнольд выразил свой протест, за что Гейтс отстранил его от командования и назначил на его место Бенжамена Линкольна. Арнольд попросил перевести его в армию Вашингтона, и Гейтс согласился, но Арнольд почему-то остался в лагере.
Все это время происходили регулярные перестрелки между пикетами и патрулями обеих армий. Снайперы Моргана успели нанести существенный урон британским патрулям на западном фланге.
Наступил октябрь и стало ясно, что Клинтон не придет на помощь, так что 3 октября Бургойн перевел армию на сокращенные рационы. На следующий день был собран совет, который так и не пришел к единому решению. На следующий день совет собрался снова, и на этот раз Рейдесел предложил отступить на север, причем Фрезер поддержал его. Бургойн посчитал, что отступление несовместимо с достоинством армии и в итоге было решено атаковать левый фланг американской армии силами 2000 человек 7-го октября. Между тем американская армия численно росла и к 7 октября достигла уже численности 12 000 человек.
Сражение при Бемис-Хайтс (7 октября)
Набег британцев
За время, прошедшее с 19 сентября, армия Бургойна несколько уменьшилась и к 7 октября он имел примерно 5000 боеспособных солдат. Он решил атаковать американскую армию, но сперва предложил провести небольшую рекогносцировку. Для этого был выбран отряд Фрезера: 24-й полк на правом фланге, гренадеры на левом, а немецкие части — в центре. Отряду были переданы 8 британских орудий майора Уильямса и два гессенских капитана Пауша. Отряд выступил из лагеря между 10 и 11 утра и прошел примерно с километр, где остановился осмотреть американские позиции.
После отставки Арнольда генерал Гейтс передал командование левым флангом Линкольну. Узнав от разведчиков о выступлении Бургойна, Гейтс приказал стрелкам Моргана выдвинуться влево, людям Пора (1,2,3 ньюгемпширские полки) занять правый фланг, а Леарнеду (1-й ньюйоркский, 1-й канадский, 2-й и 8-й массачусеттские) занять центр. Отряд в 1200 ньюйоркских ополченцев составил резерв. В целом, около 8000 американцев вышли на поле в тот день.
Первые выстрелы около 14:00 — 14:30 произвели британские гренадеры по отряду Пора. Местность делала огонь малоэффективным. Майор Акланд повел гренадеров в штыковую атаку, что позволило американцам открыть огонь с короткой дистанции. Акланд упал, пораженный в обе ноги, и многие гренадеры так же пали, так что оставшиеся стали отступать. Американцы бросились в атаку, захватили Акланда и Уильямса в плен вместе с их артиллерией. На левом фланге американской армии британцам тоже не повезло: несмотря на многочисленность, людям Моргана удалось затормозить наступление Фрезера. Когда же Фрезер получил смертельную рану, британцы обратились в беспорядочное бегство, отступая к своим укреплениям. Сам Бургойн едва не был убит: пули попали в его лошадь, шляпу и жилет.
Эта фаза боя длилась примерно час. Бургойн потерял 400 человек, в том числе почти всех гренадеров и шесть из десяти орудий.
Атака американцев
В этот момент на поле боя появился еще один неожиданный участник. Генерал Арнольд, отстраненный от командования и скучающий в лагере, неожиданно покинул лагерь и отправился к месту сражения. Гейтс немедленно послал майора Армстронга с приказом вернуть Арнольда, но майор не успел найти генерала до конца сражения.
Правый фланг английского лагеря был защищен двумя редутами. Западный обороняли 300 человек гессенца Генриха фон Бреймана, а восточный — люди Алексендра Линдсея, графа Балкеррес. Небольшой отряд канадцев занимал пространство между редутами. Оступавшие части британцев двигались к позициям Линдсея.
Арнольд организовал преследование отступающего противника, а затем повел людей Пора в атаку на восточный редут. Линдсей сумел удержать редут, и бой был столь жарким, что Бургойн впоследствии писал: «Они проявили упорство. удивительное для любого офицера». Понимая, что атака сорвалась, а Леарнед готовит атаку на редут Бреймана, Арнольд отправился туда, проскакав между двумя линиями войск и чудом оставшись невредимым. Он повел людей Леарнеда в атаку между редутами и вышел в тыл отряду Бреймана, в то время как люди Моргана обошли его с другой стороны. После жаркого боя редут был взят, а Брейман убит. Один из последних выстрелов попал в лошадь Арнольда, и его нога была сломана — как пулей, так и павшей лошадью. Только теперь его нашел майор Армстронг и приказал покинуть поле боя. Арнольда вынесли на носилках.
Потеря редута Бреймана открыла путь в британский лагерь, но темнота остановила сражение. Германский отряд попытался отбить редут, но в темноте заблудился и вышел прямо к американскому лагерю, где был взят в плен.
Последствия
Бургойн потерял около 1000 человек в обоих сражениях и теперь противник превосходил его втрое. Американцы потеряли около 500 человек убитыми и ранеными. Бургойн потерял несколько способных командиров, попытки штурма американского лагеря не удались, и его собственные позиции были частично заняты противником. Ночью он отвел войска. Утром 8-го октября Бургойн вернулся на укрепленные позиции, возведенные 16-го сентября. 13 октября он сдался под Саратогой, а 17-го капитулировала вся армия. Остатки его отряда отступили от Тикандероги в Квебек.
Напишите отзыв о статье "Битва при Саратоге"
Литература
- Bennett, William J; Cribb, John (2008). The American Patriot’s Almanac. Thomas Nelson Inc. ISBN 9781595552679.
- Historical Society of Pennsylvania (1896). The Pennsylvania magazine of history and biography, Volume 20. Historical Society of Pennsylvania. OCLC 1762062. books.google.com/books?id=Zfs7AAAAIAAJ&pg=PA90.
- Ketchum, Richard M (1997). Saratoga: Turning Point of America’s Revolutionary War. New York: Henry Holt. ISBN 9780805061239. OCLC 41397623. (Paperback ISBN 0-8050-6123-1)
- Luzader, John F. Saratoga: A Military History of the Decisive Campaign of the American Revolution. New York: Savas Beatie. ISBN 9781932714449.
- Morrissey, Brendan (2000). Saratoga 1777: Turning Point of a Revolution. Oxford: Osprey Publishing. ISBN 9781855328624. OCLC 43419003.
- Murphy, Jim (2007). The Real Benedict Arnold. Houghton Mifflin. ISBN 9780395776094.
- Nickerson, Hoffman (1967 (first published 1928)). The Turning Point of the Revolution. Port Washington, NY: Kennikat. OCLC 549809.
- Pancake, John (1985). This Destructive War. University of Alabama Press. ISBN 0817301917.
- Randall, Willard Sterne (1990). Benedict Arnold: Patriot and Traitor. William Morrow and Inc. ISBN 1-55710-034-9.
- «Saratoga National Historical Park». National Park Service. www.nps.gov/sara/. Retrieved 2009-06-23.
- «Saratoga National Historical Park — Tour Stop 7». National Park Service. www.nps.gov/archive/sara/tour-7.htm. Retrieved 2009-06-23.
- Bird, Harrison (1963). «March To Saratoga General Burgoyne And The American Campaign 1777». New York Oxford University Press. www.archive.org/stream/marchtosaratogag008320mbp/marchtosaratogag008320mbp_djvu.txt.
Отрывок, характеризующий Битва при Саратоге
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
