Битва при Седане

Битва при Седане
Основной конфликт: Франко-прусская война
Карта Битвы при Седане (нем).
Дата	1 сентября 1870 года
Место	Седан, Франция
Итог	Победа Пруссии.
Противники
Пруссия Бавария Саксония Франция
Командующие
Вильгельм I, Хельмут фон Мольтке, Людвиг фон дер Танн, Принц Георг Саксонский Наполеон III, Мак-Магон, Огюст-Александр Дюкро Эммануэль-Феликс де Вимпффен
Силы сторон
200 000 солдат: 164 000 пехоты 36 000 кавалерии 774 орудий 120 000 солдат: 105 000 пехоты 15 000 кавалерии 393 орудий 76 митральез
Потери
9000 солдат: 2320 убитых, 5980 раненых, 700 пропало без вести 103 000 солдат: 3000 убитых, 14 000 раненых, 86 000 сдалось в плен

Би́тва при Седа́не — генеральное сражение Франко-прусской войны, произошедшее 1 сентября 1870 года близ небольшого французского города Седан.

Подготовка к битве

После поражения при Гравелоте французская армия маршала Базена отступила к городу Мец, где и была осаждена 134 000 прусских солдат. Император Франции Наполеон III вместе с маршалом Мак-Магоном поспешно сформировал новую армию и выступил с ней на помощь осажденному Мецу. Наполеон III лично возглавил армию.

Предприняв большой обходной манёвр, французские войска подошли к полю битвы утомлёнными от длительного перехода. Прусский главнокомандующий фон Мольтке, узнав об обходном манёвре французов, снял часть войск, осаждавших Мец, а также для будущей битвы задействовал Третью армию, которая недавно разбила французов в битве при Бомоне. Узнав о поражении своей армии при Бомоне, Наполеон III решил дать передохнуть своим солдатам и вовсе не намеревался ввязываться с пруссаками в бой. Однако фон Мольтке решил дать французам бой незамедлительно. Коммуникации французской армии находились в Седане. Это означало, что французские солдаты далеко не смогут отступить в случае поражения.

Прусский главнокомандующий, умело разделив свою армию на три части, окружил французов, так что французская армия своим обходным манёвром сама себе отрезала путь к отступлению. Все ближайшие города, на которые можно было отступить, были уже заняты немцами. Оставалось два выхода: либо укрыться за стенами Седана, либо в случае поражения перейти бельгийскую границу, где вследствие нейтралитета Бельгии французские солдаты были бы немедленно разоружены.

Битва

Сражение началось ранним утром в густом тумане 1 сентября. Изначально французы заняли неудачные высоты. Прусская артиллерия очень быстро возобладала над французской.

Наполеон приказал Мак-Магону разорвать кольцо окружения. Для этой цели наиболее подходящим показалось поселение Ла-Монсель. Так же показалось и пруссакам, туда были отправлены принц Георг Саксонский и прусский XI корпус.

В это время баварская бригада под командованием генерала Танца атаковали город Базей на правом фланге. Однако к этому времени город уже был занят французскими морскими пехотинцами, и баварцы попали в засаду и были вынуждены отступить. Вскоре штурм был возобновлен. Бок о бок с морскими пехотинцами сражалось и местное население. Именно в этом городе прусская армия встретила наибольший отпор, бои шли с огромным ожесточением. К 10 часам утра прусские войска выслали подкрепление баварцам, и инициатива перешла в руки прусской армии. Однако гарнизон сдался только когда закончились боеприпасы. Местных жителей, застигнутых с оружием в руках или заподозренных в сопротивлении, солдаты расстреливали на месте. В общей сложности было убито около 68 местных жителей.

В 6 часов утра Мак-Магон был ранен, и командование принял на себя генерал Дюкро, вскоре передавший его генералу Вимпфену. Около полудня французская армия была полностью окружена.

На левом фланге французского войска положение становилось отчаянным. Французские солдаты были растянуты в тонкую линию. Расстреляв все патроны, они бросились в отчаянную атаку. Пехоту поддержала кавалерия, пытаясь прорвать ряды прусских солдат. Атака была предпринята на сильно пересеченной местности. Немцы сразу встретили французских пехотинцев и кавалеристов сильным артиллерийским огнём. В какой-то момент показалось, что кавалерия французов смогла прорваться, но прусские кирасиры вовремя подоспели к месту событий. Французская кавалерия снова была вынуждена отступить на север.

Вот как описал Мольтке эту отчаянную попытку французов прорвать немецкие ряды:

«Атака французов повторяется в различных направлениях, в течение получаса продолжается ожесточенная свалка, но со всё меньшим успехом. Уверенный огонь пехоты с коротких расстояний покрывает всё поле ранеными и убитыми всадниками. Многие падают в каменоломни или срываются с отрывистых скатов, немногим удалось переплыть Маас, и едва ли половина храбрецов возвратилась под защиту леса».

В 15 часов дня французы начали всеобщее отступление к Седану, сопровождавшееся паникой и давкой. Вход в город представлял собой узкий подвесной мост, на котором сразу же возникла давка. Отступающих со всех сторон обстреливали более 500 немецких орудий. Вскоре немцы пошли на штурм Гаренского леса, где укрывалось много французских солдат. Спустя ещё 2 часа сражение было закончено. Все французские солдаты, не успевшие скрыться в городе, были убиты.

За стены города отступило около 100 тысяч. Фортификационные укрепления города были хорошо приспособлены для отражения атак пехоты, но пруссакам удалось подвести свою артиллерию достаточно близко, чтобы начать обстрел самого города. Начавшийся обстрел вызвал новую волну паники во французских рядах, некоторые солдаты разбивали приклады об мостовую и бросали своё оружие. После интенсивной бомбардировки Седан вывесил белый флаг.

Французам была предложена безоговорочная капитуляция и аннексия Пруссией Эльзаса и Лотарингии. Последнее условие рассматривалось французами как неприемлемое, но угроза возобновления артобстрела вынудила их всё же подписать акт.

Последствия битвы

Потери французов были огромны. В самом Седане спаслось 82 000 французских солдат. Всем им было приказано без единого выстрела сдаться в плен. В плен попал и сам император Франции Наполеон III. Прусская армия захватила 558 пушек (из которых 139 крепостных) и 66 000 винтовок, а её потери составили всего 4 % от личного состава.

Пленение Наполеона III стало концом монархии во Франции и началом установления республики. Но в битве при Седане французская армия потеряла всех солдат, участвовавших в сражении, и фактически лишилась вооруженных сил, а наспех созданное французское ополчение не могло представлять угрозы для прусских войск. Таким образом, победа при Седане открыла прусским войскам дорогу на Париж.

В культуре

Подробное описание битвы при Седане содержится в романе Эмиля Золя «Разгром».

Исследования

• Карнацевич В. Л. 100 знаменитых сражений. — Харьков, 2004.

Отрывок, характеризующий Битва при Седане

После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.