Битва при Сентготтхарде

Битва при Сентготтхарде
Основной конфликт: Австро-турецкая война (1663—1664)
Дата	1 августа 1664 года
Место	Сентготтхард
Итог	Решительная победа христианского войска
Противники
Габсбургская монархия Священная Римская империя Священная Римская империя Франция Савойское герцогство Рейнская лига Османская империя Османская империя
Командующие
Раймунд Монтекукколи Леопольд-Вильгельм (маркграф Бадена) Жан де Колиньи-Салиньи Фазыл Ахмед-паша
Силы сторон
от 28 000 до 40 000 50 000-60 000 по одним данным; 60 000 регулярных войск и 60 000 −90 000 нерегулярных по другим
Потери
2000 — 6000 16 000 — 22 000

Битва при Сентготтхарде — сражение, произошедшее 1 августа 1664 года между войсками Габсбургской монархии, прочих земель Священной Римской империи, Франции и ряда более мелких государств Европы с одной стороны, и Османской империи с другой стороны. Битва закончилась полной победой христианской армии и стала ключевым моментом Австро-турецкой войны 1663—1664 годов. Через неделю после битвы был подписан Вашварский мир. Битва состоялась на поле на левом берегу реки Рабы между деревнями Сентготтхард и Могерсдорф, в настоящее время здесь проходит австро-венгерская граница. В австрийских источниках известна, как «Битва при Могерсдорфе».

Предыстория

Австро-турецкая война 1663—1664 годов началась со вторжения турецкой армии в Трансильванию, трансильванский князь Иоанн Кемени бежал в Вену в поисках австрийской поддержки. Император Леопольд I, не желая, чтобы Трансильвания была аннексирована Османской империей, вступил в войну. В 1663 году османская армия из 100 тысяч человек под командованием великого визиря Фазыл Ахмеда Кёпрюлю вторглась в Габсбургскую Венгрию и в сентябре взяла Нове-Замки. Для отпора им имелось лишь 12 тысяч человек под командованием Раймунда Монтекукколи и 15 тысяч венгерско-хорватских войск Николая Зринского.

В январе 1663 года император Леопольд I, понимая, что собственных войск для победы недостаточно, созвал Имперский парламент, призывая германских и европейских монархов на помощь «против неверных», и преуспел. Отчаянное положение вынудило императора принять помощь даже от заклятых врагов — протестантских немецких князей и Франции. Людовик XIV прислал корпус из 6 тысяч человек во главе с Жаном де Колиньи-Салиньи. В состав французского корпуса входил и знаменитый полководец Людовик II де Бурбон-Конде. Армия собиралась медленно, но турки предоставили противнику время, занятые борьбой в Славонии и Южной Венгрии с венгерско-хорватской армией Николая Зринского. Только летом 1664 года османская армия двинулась на Вену. Монтекукколи с армией укрепился на берегах реки Рабы неподалёку от Сентготтхардского аббатства.

Битва

Силы христианской армии состояли из:

• Габсбургская монархия: 5 000 пехоты и 5 900 кавалерии
• Священная Римская империя: 6 200 пехоты и 1 200 кавалерии
• Франция: 3 500 пехоты и 1 750 кавалерии
• Рейнская лига: 600 пехотинцев, 300 кавалерии

Прочие силы состояли из хорватской кавалерии, частей венгерской пехоты, частей Савойского герцогства и других.

Данные о численности турецкой армии противоречивы. Согласно одним источникам они составляли 50 000-60 000, по другим данным численность только регулярных османских сил — янычар и сипахов составляла около 60 000 человек, дополнительно у турок было 60 000 — 90 000 нерегулярных солдат. Монтекукколи перехватил турецкую армию во время попытки форсировать Рабу, но разобщенность командиров не позволила эффективно управлять разнородным христианским войском. 1 августа значительная часть турецкой армии всё же сумела форсировать реку рядом с аббатством и отбросила австрийцев от реки. В конце концов Монтекукколи сумел убедить Колиньи, командовавшего французами, и маркграфа Бадена Леопольда-Вильгельма, начальника имперских сил, объединить армию под его верховным руководством и атаковать турок, перегруппировывавшихся после форсирования реки. Атака была неожиданной для турок, в полном замешательстве они бросились назад к реке, значительное их количество утонуло при бегстве. Хотя Фазыл Ахмед-паша имел в распоряжении боеспособные части, которые ещё не переправлялись через Рабу, паническое бегство авангарда привело к тому, что он предпочёл отступить.

Потери турок были существенны, около 16-22 тысяч. Особенно усиливало тяжесть потерь, что уничтожены были лучшие, наиболее боеспособные части. Потери союзников составили от 2 до 6 тысяч и в основном пришлись на имперский контингент.

Принц Конде записал в своем дневнике:

Среди неверных началась паника. Тяжелая одежда очень мешала им плыть. Тех, кто мог плавать, топили те, кто не умел. Многие, правда, доплыли до противоположного берега, но или не могли взобраться на него, или их расстреливали французские стрелки: прежде всего тех, кто добрался до берега. Произошло страшное побоище; на другой берег попало очень мало турок

Последствия и значение

Хотя многие в Европе, особенно хорватское и венгерское дворянство, ожидали, что Габсбурги перейдут после победы в Сентготтхардской битве в контрнаступление и освободят захваченные турками исторические венгерские и хорватские земли, император предпочёл завершить кампанию и подписать с турками мир. Мирное соглашение, известное как Вашварский мир, было подписано через неделю и оставляло туркам даже часть освобождённых в ходе войны территорий.

Хотя освобождение Венгрии входило в число стратегических целей Габсбургов, на протяжении всего своего правления Леопольд более заботился о стратегическом противодействии Людовику XIV, нежели о войне с турками. В этот период на испанский трон вступил умственно и физически больной Карл II, за его смертью должно было последовать практически неизбежное столкновение с Францией (оно и произошло, но позже, и вошло в историю как Война за испанское наследство). Хотя Карл II прожил дольше, чем ожидалось, непримиримые противоречия между Францией и остальной Европой привели к целой череде военных конфликтов в 70-90 года, причём Австрия была участников всех антифранцузских коалиций. На таком политическом фоне император не испытывал желания глубоко увязать в конфликте с турками. Кроме того Леопольд боялся, что французы, не слишком желанные временные союзники, в случае продолжения войны на венгерской территории будут подговаривать венгерскую и хорватскую знать восстать против австрийского правления.

Недовольство позорным миром вылилось во внутреннюю дестабилизацию империи. Заговор магнатов, который в Венгрии возглавил Ференц I Ракоци, а в Хорватии Пётр Зринский и Фран Крсто Франкопан (см. заговор Зринских-Франкопана), был раскрыт и подавлен, однако нанёс существенный урон внутреннему миру и единству Габсбургской державы.

Значение сентготтхардской победы, тем не менее, было велико. Она на 20 лет остановила турецкие нападения на Габсбургскую монархию и позволила австрийцам подготовиться к решающей войне с османами, после победы в которой Австрия стала самой мощной державой Центральной Европы.

В литературе

Битва при Сентготтхарде вдохновила Райнера Марию Рильке на создание поэмы «Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке».

Литература

• "Записки Монтекукколи, генералиссимуса императорских войск..." (перевод Я. С. Семченкова, Монреаль, 2012, ISBN 978-1-927480-28-1).
• Stanford J. Shaw. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. — Cambridge University Press, 1976. — Vol. [www.fatih.edu.tr/~ayasar/HIST236/STANFORD%20SHAWOttomanEmpire.pdf 1. Empire of the Gazis: The Rise and Decline of the Ottoman Empire 1280–1808]. — 368 p. — ISBN 9780521291637, ISBN 0521291631 (paperback), ISBN 0521212804 (hardback).
• Jeremy Black & Rhoads Murphey, Ottoman Warfare, 1500—1700, Routledge, 1999.
• Peter H. Wilson, German Armies: War and German Politics, 1648—1806, Routledge, 1998.
• John P. Spielman, Leopold I of Austria (1977) ISBN 0-8135-0836-3
• Charles W. Ingrao, The Habsburg Monarchy 1618—1815 (1994) ISBN 0-521-78505-7
• Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII веке. Часть 2. Сборник. М., 2002.

Отрывок, характеризующий Битва при Сентготтхарде

– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.