Битва при Сисаке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Сисаке
Основной конфликт: Тринадцатилетняя война в Венгрии

Битва при Сисаке. Иероним Эртель, Нюрнберг, 1665.
Дата

22 июня 1593 года

Место

Сисак

Итог

Решительная победа Габсбургской монархии

Противники
Габсбургская монархия Габсбургская монархия
Королевство Хорватия
Османская империя Османская империя
Командующие
Рупрехт фон Эггенберг,
Тамаш Эрдёди
Хасан-паша Предоевич
Силы сторон
5 800 12 000-35 000
Потери
неизвестно неизвестно
  Тринадцатилетняя война в Венгрии

Битва при Сисаке — сражение, произошедшее 22 июня 1593 года между войсками Габсбургской монархии и Османской империи. Битва закончилась полной победой габсбургской армии, основу которой составляли хорваты, и означала для хорватов конец оборонительного периода в войнах с османами[1].

Сражение состоялось около города Сисак, ныне Хорватия, в междуречьи рек Сава и Купа. Армию Габсбургов возглавлял австрийский генерал Рупрехт фон Эггенберг, над хорватскими частями предводительствовал бан Хорватии Тамаш Эрдёди (венгр по происхождению), над отрядом герцогства Крайна — Андреас фон Ауэршперг (словен. Andrej Turjaški). Османские силы возглавлял боснийский бейлербей Хасан-паша Предоевич.





Битва

Несколько десятилетий перед 1593 годом регулярные силы Австрии и Турции сохраняли перемирие, хотя иррегулярные части (со стороны османов акынджи, со стороны Хорватии — ускоки) совершали частые набеги на территорию, занимаемую противником. В 1593 году перемирие было нарушено — боснийский паша Хасан Предоевич с армией пересёк Купу, которая являлась по договору в Адрианополе, заключённому годом ранее, границей между Габсбургской монархией и Османской империей. Целью похода была укреплённая Сисакская крепость, воздвигнутая в стратегически важном месте между Купой и Савой примерно в километре от впадения первой во вторую.

Рядом с крепостью турецкие войска были встречены габсбургской армией, основу которой составляли хорваты, в состав входили также австрийские и крайнские (главным образом, словенские) части и около 500 сербов-ускоков. Общая численность армии составляла 5 800 человек, точное число османов неизвестно, согласно традиции оно превышало христианские силы в 6 раз, но историки считают цифру в 12 000 человек более близким к действительности[2].

Турецкая армия была плохо организована, её основу составляли местные, слабо подготовленные части. Туркам не удалось использовать преимущество в живой силе; решающим фактором, предопределившим победу австрийского войска стало грамотное использование тяжёлой артиллерии. Интенсивным обстрелом Эггенберг и Эрдёди оттеснили турок к Купе и зажали в клещи между двумя флангами своей армии. Отступление превратилось в паническое бегство, большая часть османской армии, включая главнокомандующего, погибла на поле боя или утонула при отступлении в Купе. Потери христиан были минимальны.

В донесении Тамаша Эрдёди эрцгерцогу Эрнсту о битве говорится:

Узнав об этих нападениях паши, господин генерал Хорватии, господин Эггенберг, я и генерал славонской Границы объединёнными силами и с бесстрашным сердцем направились на помощь Сисаку, паша с отборными десятью тысячами конных и пеших пришёл навстречу, чтобы померяться с нами... Некоторое время он храбро выдерживал наши атаки, но в конце концов частым огнём карловацких стрелков был сбит со своих позиций и бросился в бегство. Когда он бежал в свой лагерь на другом берегу Купы, мы его гнали и загнали в названную реку Купу. Он с четырьмя бегами и почти со всем войском утонул в воде и погиб... Мы захватили у неприятеля семь больших пушек и несколько малых фальконетов и несколько новых кораблей[1]

Значение

Исход битвы при Сисаке привёл к существенному ослаблению позиций Османской империи на Балканах. Исход этой битвы вкупе с рядом других неудач Османской империи, таких как битва при Лепанто, а также фортификационные и иные работы, предпринятые Австрией по укреплению Военной границы в конце XVI века, остановили продвижение турок на Балканах. В общих чертах сформировалась граница между Габсбургской державой и Османской империей, которая сохранялась вплоть до начала контрнаступления Габсбургов в конце XVII века после битвы при Вене.

Напишите отзыв о статье "Битва при Сисаке"

Примечания

  1. 1 2 Фрейдзон, В. И. История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времён до образования республики. — Санкт-Петербург: Алетейя, 2001. — С. 54-55. — 318 с. — ISBN 5-89329-384-3.
  2. [www.hercegbosna.org/engleski/otto.html Ottoman Rule: Invasion, Conquest and Intermittent Warfare]

Литература

  • Sisačka bitka 1593 / Zavod za hrv. povijest Filoz. fak. Sveučilista u Zagrebu etc. ; Ured. Ivo Goldstein, Milan Kruhek. — Zagreb; Sisak, 1994. — 286 с. — ISBN 953-175-025-4  (сербохорв.)  (словенск.)  (нем.)
  • История Словении / Л. А. Кирилина, Н. С. Пилько, И. В. Чуркина ; Ин-т славяноведения Российской Акад. наук. — Санкт-Петербург : Алетейя, 2011. — 478 с. — ISBN 978-5-91419-478-6
  • Stanford J. Shaw (англ.). History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. — Cambridge University Press, 1976. — Vol. [www.fatih.edu.tr/~ayasar/HIST236/STANFORD%20SHAWOttomanEmpire.pdf 1. Empire of the Gazis: The Rise and Decline of the Ottoman Empire 1280–1808]. — 368 p. — ISBN 9780521291637, ISBN 0521291631 (paperback), ISBN 0521212804 (hardback).

Отрывок, характеризующий Битва при Сисаке

– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.