Битва при Стаффарде

Битва при Стаффарде
Основной конфликт: Война Аугсбургской лиги
Жан-Батист Море. Победа при Стаффарде
Дата	18 августа 1690
Место	Аббатство Стаффарда (Пьемонт)
Итог	Победа французов
Противники
Королевство Франция Королевство Франция Савойское герцогство Савойское герцогство Священная Римская империя Священная Римская империя Испанская империя
Командующие
Никола Катина Антуан де Фёкьер Луи де Сен-Сильвестр Виктор Амедей II Евгений Савойский
Силы сторон
12 тыс. (7 тыс. пехоты, 5 тыс. кавалерии) 18 тыс. (11 тыс. пехоты, 7 тыс. кавалерии)
Потери
1000—1200 убитыми и ранеными 4000 убитыми и ранеными, 1200 пленными

Битва при Стаффарде 18 августа 1690 — сражение между французскими войсками генерал-лейтенанта Никола Катина и союзными силами герцога Виктора Амедея II Савойского в ходе кампании 1690 года в Пьемонте в войне Аугсбургской лиги.

Кампания 1690 года в Пьемонте

В кампанию 1689 года Савойя сохраняла нейтралитет. Чтобы привлечь Виктора Амедея на свою сторону, император направил к нему принца Евгения Савойского, и тот убедил своего родственника присоединиться к Аугсбургской лиге, в обмен на помощь в отвоевании Пиньероля и признании захватов, которые удастся сделать в Дофине.

Людовик XIV, опасавшийся, что под ударом немцев и испанцев могут оказаться французские форпосты в Пьемонте: Пиньероль и Казале, к апрелю 1690 сосредоточил в Пиньероле значительные силы под командованием генерала Катина, и начал военные действия против вальдийцев.

16 июня 1690 герцог объявил войну Франции. В Турине в это время находилось только два полка гвардии, к тому же в городе был открыт заговор, во главе с неким французом по имени Сильвестр, намеревавшимся поджечь столицу в нескольких местах. Катина немедленно выступил из Пиньероля с 15 тыс. человек, один из его отрядов захватил недалеко от Турина крепость Риволи, а основные силы сжигали деревни, отказывавшиеся платить контрибуцию. Зверства французов напоминали варварское опустошение Пфальца в 1688 году. 7 августа городок Кавур, расположенный на берегу По слева от Пиньероля, был взят, полностью сожжен, а все жители, которых сумели обнаружить солдаты, были вырезаны без различия пола и возраста.

8 августа Катина переправился через По у Кариньяно, но самим городом овладеть не смог, поскольку маркиз де Пьянецца успел ввести туда отряд. Герцог Савойский собрал у Лоджи небольшие силы, состоявшие из гарнизонных войск и ополчения. Отказавшись от атаки Кариньяно, Катина отступил к Марсалье, все уничтожая на своем пути, затем продвинулся к Бенаско, сжег его и снова создал угрозу Турину. В городе был открыт ещё один заговор, его руководитель, французский посол Рибенак, был арестован, а затем были схвачены все французы, обосновавшиеся в Пьемонте. Франция ответила аналогичными действиями.

К середине августа к армии Катина присоединился отряд маркиза де Фёкьера, закончивший опустошение страны Во, а на помощь савойцам подошли 8 тыс. имперских войск принца Евгения, и испанцы из Миланского герцогства. Французы располагали 19 пехотными полками (из них 5 ополченских), и 14 полками драгун и легкой кавалерии.

Виктор Амедей занял укрепленную позицию у Виллафранки, а Катина приказал Фёкьеру овладеть Салуццо, что тот исполнил после небольшого боя. Движение савойцев в сторону Салуццо заставило генерала отозвать оттуда войска. Фёкьеру, которого пытались окружить 8 тыс. союзников, удалось прорваться, потеряв 600 человек, и нанеся противнику серьезные потери (около 1500 убитых и раненых).

Подготовка сражения

Чтобы выманить герцога для боя на более удобное место, Катина 17-го снял лагерь у Кавура и двинулся к Салуццо, где савойцы разместили 3 тыс. человек. Перейдя По, в это время почти пересохшую, Фёкьер овладел несколькими господствующими высотами, а к вечеру 17 августа в этот район прибыл авангард союзников.

Герцог устроил штаб-квартиру в аббатстве Стаффарда, и выстроил войска в две линии, упираясь правым флангом в поросшее лесом болото у течения Сендоне, а левым в болота у берега По; три батальона с отрядом милиции были размещены на самом болоте, чтобы поддержать фланг первой линии. Они отрыли окопы возле трех небольших домиков. Старая плотина, овладение которой позволяло противнику выйти союзникам во фланг, занята не была, по причине плохо проведенной разведки местности.

Болото у По было трудно проходимым для кавалерии, но удобным для пехоты, фронт союзников прикрывал небольшой ручей, а в тылу были два лесистых прохода, удобных для отступления. В обеих линиях в центре герцог Савойский поставил пьемонтскую и немецкую кавалерию, а на флангах пехоту. Многочисленные домики по берегу Сендоне были заняты войсками, но между ними и оконечностью первой линии оставалось достаточно места, чтобы противник мог развернуться для выхода ей во фланг.

Битва

Утром 18 августа, проведя с десятью эскадронами разведку боем, командующий левым флангом французов маркиз де Сен-Сильвестр обнаружил зазор между первой линией противника и домиками, занятыми пехотой на берегу Сендоне, после чего атаковал кавалерией вражескую линию, а пехотную колонну двинул в интервал. Два батальона, занимавшие домики, опасаясь оказаться отрезанными от основных сил, начали отступление, но герцог двинул им на помощь ещё три и отряд кавалерии, и пьемонтцы после продолжительного и жаркого боя выбили французов с позиции.

В 11 часов началось основное сражение. У французов пехота стояла в центре, а кавалерия на флангах. Катина пытался прорвать левый фланг противника, двинув в болото восемь батальонов при поддержке кавалерии. Французы опрокинули засевшую там испанскую и пьемонтскую пехоту, но неудобство местности не позволило развить успех на этом направлении. По фронту между болотами французы могли развернуть в атакующую линию только шесть эскадронов. Яростной атакой они отбросили кавалерию противника, но линию прорвать не смогли.

Не добившись результата справа и в центре, Катина решил повторить атаку левым флангом, чтобы овладеть домиками по берегу Сендоне. Сен-Сильвестр начал штурм при поддержке 14 орудий, жестокий обстрел и кровопролитное сражение продолжались два часа, но оборону пьемонтцев прорвать не удалось, так как Виктор Амедей обеспечивал поддержку, перебрасывая части своей второй линии. Катина решил этим воспользоваться и, оставив часть сил левого фланга продолжать атаки домиков, двинулся с ударной группой в интервал между ними и ослабленным правым флангом противника.

Это был опасный манёвр, поскольку генерал оказался между двумя линиями противника, и мог получить удар в спину, но савойцы растерялись, и пехота их правого фланга начала отступать. Войска, оборонявшие берег Сендоне, остались без поддержки, и французы взяли домики штурмом один за другим.

После этого Катина начал общую фронтальную атаку, но савойская пехота сумела восстановить порядок, и встретила сильным огнём атакующую линию вражеского центра. Герцог ввел все части второй линии в интервалы первой, чтобы повысить плотность огня и попытаться полным напряжением сил остановить неприятеля. Некоторое время исход боя оставался неясным, но Катина, вторая линия которого ещё не участвовала в сражении, двинул свежие силы против флангов союзников. Уставшие части не смогли выдержать новой атаки, и вскоре герцог был вынужден начать отступление через лесные дефиле. Принц Евгений во главе гвардии, пьемонтских жандармов и отрядов пехоты, размещенных в зарослях на берегу По, прикрывал отступление основных сил к Стаффарде. Герцог не решился задерживаться в монастыре, оставил там раненых и ушел к Виллафранке.

Итоги

Союзники потеряли 4 тыс. человек и 1200 пленными, 11 орудий, 15 знамен, обоз и снаряжение. Потери французов составляли 1000—1200 человек.

19 августа Катина подошел к Салуццо. Пьемонтская милиция разбежалась, и город был взят почти без сопротивления. Затем были заняты Савильяно, Кассано и Виллафранка.

«Жгите, жгите хорошенько эту страну», — требовал Лувуа у Катина; Катина жег, и Риволи, избежавший этого в первый раз, был предан пламени, как ранее Люцерн, Кавур и другие укрепления.

— Gallois N. Les armées françaises en Italie (1494—1849), p. 139

Король требовал у командующего взятия Карманьолы. Катина не верил, что успеет это сделать до конца кампании, и ограничился обложением города. 29 октября войска начали отход на зимние квартиры, по пути уничтожив все поселения, которые не смогли выплатить контрибуцию. 11 ноября они заняли покинутый противником перевал в долину Сузы, 12-го взяли город Сузу, 14-го — её цитадель.

Литература

• Gallois N. Les armées françaises en Italie (1494—1849). — P.: A. Bourdillat et Cie, 1859.
• Marchal. Abrégé des guerres du règne de Louis XIV, précédé d'une notice historique. — Louvain: C.-J. Fontein, 1872.
• Sevin de Quincy Ch. Histoire militaire du règne de Louis-le-Grand. T. II. — P.: D. Mariette — J. B. Delespine — J. B. Coignard, 1726.
• Saluces A. de, comte. Histoire militaire du Piémont. T. V. — Turin: Pierre Joseph Pic, 1818.

Отрывок, характеризующий Битва при Стаффарде

Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.