Битва при Стенкерке
| Битва при Стенкерке | |||
| Основной конфликт: Война Аугсбургской лиги | |||
 | |||
| Дата |
3 августа 1692 года | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа французов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Стенкерке 3 августа 1692 года — сражение между армиями Вильгельма III Оранского и маршала Люксембурга в ходе кампании 1692 года во Фландрии в войне Аугсбургской лиги.
Содержание
Кампания 1692 года
Военные действия во Фландрии в 1692 году начались с осады Намюра, обложенного крупными силами во главе с королём Людовиком XIV, и сдавшегося 30 июня.
Покинув Фландрскую армию в начале июля, король значительно ослабил её, перебросив сильные отряды на другие границы. Маршал Люксембург получил приказ ограничиться обороной, и вскоре передвинул войска в район Брюсселя, где было больше фуража и продовольствия. Готовя атаку французов, принц Оранский распустил слух о намерении идти на отвоевание Намюра, и Люксембург ещё больше ослабил свои войска, направив отряды для прикрытия города. В конце июля он стал лагерем у Стенкерка, в местности, отделенной от противника лесом, прорезанным несколькими дефиле.
Подготовка и начало сражения
Вильгельм не решался навязывать противнику сражение на такой неудобной позиции, но, узнав, что секретарь курфюрста Баварского сообщает маршалу Люксембургу обо всем, что происходит у союзников, решил этим воспользоваться для того, чтобы скрыть переброску войск. Угрожая шпиону пистолетом, принц потребовал, чтобы тот написал французам о намерении англичан продвинуться в район французского расположения для сбора фуража.
Хитрость не имела большого успеха, поскольку узость проходов через лес не позволила быстро осуществить марш, и Люксембург получил с передовых постов сообщения о движении крупных сил противника между Ребеком и Малым Энгиеном. Авангард союзной армии под командованием герцога Вюртембергского появился перед французами около 9 часов утра, начал орудийный обстрел и завязал перестрелку, но построение основных сил завершилось только к часу дня, оставив Люксембургу время подготовиться к бою.
Ход сражения
Стоявшая в первой линии правого фланга французов бригада Бурбонне подверглась яростной атаке, французы были потеснены и потеряли часть орудий. Маршал бросился на помощь во главе бригады королевских телохранителей; в составе этого «золотого отряда» были герцоги Шартрский и Бурбонский, принц де Конти, герцог де Вандом, великий приор и герцог Бервик. Они сбили и отбросили все части противника, стоявшие на пути, и были поддержаны порывом швейцарских гвардейцев и других бригад, стоявших справа и слева.
После упорного боя войска союзников были отброшены на четверть лье в сторону леса; французы отбили потерянные орудия и взяли четыре вражеские пушки. Англичане, принявшие первый удар французской гвардии, потеряли своего командира генерала Хью Маккея, и были почти разбиты.
Для союзников положение осложнялось тем, что часть войск принца Оранского по причине неудобства местности вообще не успела подойти до окончания сражения. Граф Сольмс, которому Вильгельм приказал прибыть с пехотой, направил ему только кавалерию, которая не могла развернуться на перерезанной оврагами местности, а проходя лесными дефиле, помешала движению пехоты.
Маркиз де Буфлер, стоявший лагерем в трех лье от места сражения, выступил из под Энгиена с кавалерией и орудиями и выходом во фланг союзникам решил исход сражения в пользу французов. Около 6 часов вечера Вильгельм Оранский отдал приказ об отступлении.
Результаты
Бой, в основном, велся силами пехоты. У французов кавалерия прикрывала фланги, союзники не смогли развернуть конные части.
Потери с обеих сторон были тяжелые: около 9 тыс. у французов, и 8—12 тыс. у союзников; в том числе примерно по 3,5 — 4 тыс. одними убитыми. Французы взяли 10 орудий, 5 штандартов и 8 знамен, вывешенных на нефе собора Парижской Богоматери, и 1300 пленных. Неудобство местности, большие потери и упорное сопротивление арьергарда голландского маршала Оверкерка помешало Люксембургу организовать преследование, и союзные войска отступили в полном порядке.
Победа ничего не дала французам, так как Вильгельм, отступив, соединился с 15-тыс. английским корпусом, высадившимся в Остенде, после чего взял Фюрн и Дисмюде. Буфлер подверг бомбардировке Шарлеруа, а после ухода союзных войск на зимние квартиры Люксембург отвоевал Фюрн и Дисмюде
Напишите отзыв о статье "Битва при Стенкерке"
Литература
- Sevin de Quincy Ch.. Histoire militaire du règne de Louis-le-Grand. T. II. — P.: D. Mariette — J. B. Delespine — J. B. Coignard, 1726, pp. 525—537
- Sismondi J. de. Histoire des français. T. XXVI. — P.: Treuttel et Würtz, 1841, pp. 109—111
- Голицын Н. С. Всеобщая военная история новых времен. Т. II. — СПб.: А. Траншель, 1873, с. 75—76
Ссылки
- [www.musebaroque.fr/MB_Archive/Articles/steinkerque.htm La Bataille de Steinkerque (3 août 1692)]
- [www.histoireeurope.fr/RechercheLocution.php?Locutions=Bataille+de+Steinkerque Bataille de Steinkerque]
- [www.steenkerque.be/histoire3.html Bataille de Steenkerque — 3 aout 1692]
Отрывок, характеризующий Битва при Стенкерке
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
