Битва при Суомуссалми
| Битва при Суомуссалми | |||
| Основной конфликт: Советско-финская война 1939—1940 годов | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Финляндии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Би́тва при Су́омуссалми (Трагедия под Суомуссалми) — боевые действия между советскими и финскими войсками около посёлка Суомуссалми в ходе Советско-финской войны 1939—1940 годов, длившиеся с 7 декабря 1939 года по 8 января 1940 года. Результатом сражения стало крупное поражение Красной Армии, значительно укрепившее боевой дух оборонявшихся финнов и похоронившее планы советского командования выйти к Ботническому заливу, «разрезав» Финляндию на две части.
Содержание
Ход битвы
- См. также: Сражение на Раатской дороге
Советский план состоял в том, чтобы быстрым маршем дойти до Оулу, «разрезав» Финляндию в её самой узкой части.
На 30 ноября 1939 года 163-я стрелковая дивизия под командованием комбрига А. И. Зеленцова, наступавшая из района посёлка Ухта (ныне Калевала), пересекла границу между СССР и Финляндией и стала продвигаться на запад, в направлении Суомуссалми. Противостоял ей только 15-й батальон Корпуса охраны границы. Финским пограничникам удавалось несколько сбивать темп наступления советских войск. При явном несоответствии сил финнам приходилось во многом полагаться на выучку своих бойцов. Уже 7 декабря 163-я стрелковая дивизия достигает Суомуссалми. Финские военные сами полностью сожгли посёлок перед отступлением.
Тогда командующий вооружёнными силами Финляндии Густав Маннергейм направляет в этот район несколько тысяч солдат во главе с полковником Ялмаром Сииласвуо, которому удалось окружить 163-ю стрелковую дивизию.
После этого советское командование отдаёт приказ направить на помощь окружённой 163-ей 44-ю стрелковую дивизию под командованием комбрига А. И. Виноградова, базировавшуюся до войны в Житомире (Украина).
20 декабря 1939 года передовые отряды 44-й стрелковой дивизии, усиленной бронетанковой бригадой, вступили на Раатенскую дорогу со стороны СССР и стали продвигаться в направлении Суомуссалми, где находилась окружённая 163-я стрелковая дивизия.
Имея в своём составе более 15 тысяч человек, более 40 танков, 120 полевых орудий, сотни грузовиков и 4500 лошадей, дивизия растянулась на 20 километров по дороге шириной менее четырёх метров. Дав дивизии растянуться по длине дороги, финны перекрыли Раатенскую дорогу возле советской границы, блокировав отступление на советскую территорию, а затем ударами с флангов рассекли дивизию на шесть котлов, после чего стали их планомерно уничтожать. 7 января продвижение дивизии было окончательно остановлено.[4]
В это время А. И. Зеленцов, не дожидаясь подхода частей 44-й стрелковой дивизии, принял решение на выход из окружения самостоятельно под прикрытием арьергарда. Продвигаясь в северо-восточном направлении, части дивизии, преодолев по льду озеро Киантаярви, вышли к советской границе, потеряв при этом около 30 процентов личного состава и значительную часть вооружения и военной техники.
Итоги
Битва закончилась сокрушительным поражением советских войск, несмотря на то что численно они существенно превосходили финскую армию. 163-я и 44-я стрелковые дивизии были разбиты, продвижение советских войск в направлении Оулу — приостановлено. На дороге, ведущей из Суомуссалми в Раате, финны захватили 43 танка, 71 полевое орудие, 260 грузовых автомобилей, 29 противотанковых пушек и более тысячи лошадей. Однако финнам пришлось снять войска с подготовленных позиций на линии Маннергейма. Командиры РККА, признанные виновными в поражении, были подвергнуты жёстким репрессиям. Так, командир 44-й стрелковой дивизии А. И. Виноградов и начальник её штаба полковник Волков по приговору военного трибунала 9-й армии[5] были расстреляны.
Память
Монумент Зимней войне на каменном поле
«Монумент Зимней войне» — памятник в виде поля особой формы, покрытого природными камнями без какой-либо дополнительной обработки.
Монумент установлен в память о каждом погибшем в боевых действия в районе Суомуссалми. Памятные камни установлены не только погибшим со стороны Финляндии, но также и советским солдатам — русским, украинцам и людям других народов. Каждая плита-камень — это плита памяти о той потере, которую потерпело человечество, вне зависимости от национальности, убеждений и вероисповедания. Будет установлено свыше 20 тысяч именных плит.
В центре поля установлен памятник «Открытые объятия». Он является символом боли, скорби, памяти и надежды, он должен позволить участвовавшим в войне народам понять бессмысленность тех смертей. Памятник выполнен в виде четырёх направляющих распростёртых в разные стороны, между ними подвешены колокольчики, ровно по одному на каждый день войны. Комплекс размещён на площади примерно в 3—4 гектара.
Цель проекта — улучшение добрососедских отношений между странами-участниками войны, развитие военно-исторического туризма.[6]
Напишите отзыв о статье "Битва при Суомуссалми"
Примечания
- ↑ 1 2 Элоиза Энгл, Лаури Паананен. [www.bibliotekar.ru/finskaya-voyna/16.htm Зимняя война. Нападение СССР на Финляндию 1939-1940.] — М.: АСТ; АСТ Москва, 2006. — ISBN 5-17-033903-8 ; 5-9713-0721-5
- ↑ 1 2 Mika Kulju (2007). Raatteen tie : Talvisodan pohjoinen sankaritarina. Helsinki: Ajatus kirjat. ISBN 978-951-20-7218-7.
- ↑ [slon-76.livejournal.com/56701.html Суомуссалми: знаменитая битва «незнаменитой войны»]
- ↑ См. об этом в ст.: Дудорова О. А. Неизвестные страницы «зимней войны» // Военно-исторический журнал. — 1991. — № 9. — С. 12—23.
- ↑ [rkka.ru/handbook/personal/repress/kombrig.htm Список репрессированных комбригов на сайте rkka.ru (№ 40)]
- ↑ [heninen.net/raatteentie/hanke/ Монумент Зимней войне]
Ссылки
- Бои в Финляндии. Воспоминания участников. Часть I. — М.: Воениздат, 1941
- heninen.net/raatteentie/sotatapahtumat/ven.htm
- www.winterwar.com/Battles/Suomussalmi.htm
- www.aroundspb.ru/finnish/kozlov/part_03_02.php
Отрывок, характеризующий Битва при Суомуссалми
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
