Битва при Таншбре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Таншбре
Основной конфликт: Завоевание Нормандии Генрихом I

Битва при Таншбре. Картина 15-го века
Дата

28 сентября 1106 года

Место

Таншбре (Нормандия)

Итог

Решающая победа Генриха I

Противники
Нормандия Англия
Командующие
Роберт III Куртгёз,
Роберт Беллемский,
Вильгельм де Мортен
Генрих I, король Англии,
Вильгельм де Варенн,
Роберт де Бомон,
Ален IV, герц. Бретани,
Эли I дю Мэн,
Вильгельм, граф д'Эврё
Силы сторон
неизвестны неизвестны
Потери
неизвестны неизвестны

Битва при Таншбре или битва при Теншебрее (фр. Battaille de Tinchebray) — сражение между войсками английского короля Генриха I и нормандского герцога Роберта III Куртгёза, состоявшееся 28 сентября 1106 года у замка Таншбре в юго-западной Нормандии (современный департамент Орн). В результате победы английских войск герцог Роберт III был пленён, а Нормандия была завоёвана королём Англии, что привело к восстановлению единства англонормандской монархии, основанной Вильгельмом Завоевателем. Англия и Нормандия после битвы при Таншбре оставались объединёнными до 1204 года.





Военные действия перед сражением

Сразу после того, как перед своей смертью в 1087 году Вильгельм Завоеватель разделил свои владения, оставив Нормандию старшему сыну Роберту Куртгёзу, а Англию — среднему Вильгельму II Руфусу, началась борьба за объединение этих государств. Идею объединения поддерживала значительная часть англонормандской аристократии, владеющей землями по обоим берегам Ла-Манша, а также многие города, стремившиеся к расширению торговых операций. Феодальная анархия, начавшаяся во время правления слабого Роберта Куртгёза в Нормандии, способствовала тому, что в поддержку объединения выступило и нормандское духовенство.

Борьба между Робертом и Вильгельмом II шла с переменным успехом. После смерти последнего в 1100 году королевский престол Англии захватил их младший брат Генрих I. Попытка Роберта в 1101 году воспользоваться восстанием английских баронов и свергнуть Генриха I не удалась. В то же время Генрих, укрепив своё положение в Англии, начал готовить вторжение в Нормандию. Предлогом для начала войны между братьями стало примирение герцога Роберта Куртгёза с Робертом Беллемским, бывшим графом Шрусбери, изгнанным из Англии за государственную измену. Кроме того, по сообщениям Вильяма Мальмсберийского, Генрих I взял на себя роль защитника нормандской церкви, страдавшей от притеснений со стороны самовластных баронов Нормандии, прежде всего Роберта Беллемского, при попустительстве герцога Роберта.

Заручившись поддержкой, в том числе и путём подкупа, духовенства, городов и значительной части нормандской аристократии (Вильгельм де Варенн, Роберт де Бомон и другие), Генриху I удалось также обеспечить нейтралитет или военную поддержку своей экспедиции со стороны соседних государств. Король Франции Людовик VI присутствовал на коронации Генриха в 1100 году и сохранял с Англией дружественные отношения. В 1101 году был заключён англо-фламандский договор, в соответствии с которым за ежегодную субсидию в размере 500 марок граф Роберт II предоставлял королю Англии 1000 вооружённых рыцарей. Аналогичные соглашения о предоставлении военных контингентов были достигнуты Генрихом I с графами Анжу, Мэна и Бретани. В результате герцог Роберт был лишён возможности набирать в свои войска солдат вне Нормандии и был вынужден рассчитывать только на силы своего домена и отряды своих сторонников, главными из которых оставались Роберт Беллемский и Вильгельм, граф де Мортен.

Военные действия начались в 1104 году. Генрих I посетил крепость Домфрон в Нормандии, принадлежащую ему по договору с Куртгёзом 1101 года, и разместил английские гарнизоны в замках своих сторонников. Королю также удалось вынудить герцога уступить ему графство Эврё как компенсацию за предоставление Куртгёзом убежища Роберту Беллемскому. На Страстную неделю 1105 года английские войска высадились в Барфлёре, на полуострове Котантен, в регионе, где позиции Генриха было наиболее сильными ещё с 1080-х годов. Щедро раздавая деньги, королю быстро удалось расширить своё влияние на большую часть территории Нижней Нормандии. Затем английские войска атаковали и захватили Байё и принудили к капитуляции Кан. Однако уход со своими частями Эли I, графа Мэна, существенно ослабил силы Генриха I и не позволил ему продолжить наступление на Руан. Положение также осложнило обострение конфликта из-за инвеституры между королём и архиепископом Ансельмом, потребовавшее возвращения Генриха I в Англию.

Тем временем герцог Роберт энергично пытался достичь компромисса с братом. Между ними состоялись переговоры в Фалезе, которые, однако, не принесли результата. Зимой 1105—1106 годов Роберт Куртгёз и Роберт Беллемский несколько раз посетили Англию, стремясь добиться мира, но Генрих I отказался идти на уступки.

Диспозиция и ход битвы

Летом 1106 года войска Генриха I вновь перешли в наступление. Захватив монастырь Сен-Пьер-сюр-Див недалеко от Фалеза, английская армия повернула на юг и осадила замок Таншбре, расположенный на границе графства Мортен в юго-западной Нормандии. В замке находились отряды Вильгельма де Мортена, одного из немногих крупных аристократов, сохранивших верность герцогу Роберту. На помощь осаждённым двинулась основная нормандская армия, под руководством Роберта Куртгёза, Роберта Беллемского и Вильгельма де Мортена. 28 сентября 1106 года, ровно через сорок лет после начала нормандского завоевания Англии, у стен Таншбре состоялась решающая битва.

Силы сторон в сражении при Таншбре были неравны. Подавляющее численное превосходство принадлежало армии Генриха I, в войсках которого помимо англонормандских рыцарей (Роберт де Бомон, Вильгельм де Варенн, Вильгельм д’Эврё, Ранульф де Байё, Рауль де Тосни и другие), присутствовали отряды из Бретани и Мэна. Армия Генриха I была построена в три колонны, возглавляемыми Ранульфом де Байё, Робертом де Бомоном и Вильгельмом де Варенном. В укрытии находились отряды Эли I, графа Мэна, и Алена IV, герцога Бретани. Авангардом армии герцога Роберта Куртгёза командовал Вильгельм де Мортен, а в арьергарде находились солдаты Роберта Беллемского.

Для сражения большинство рыцарей с обеих сторон, в том числе король Генрих I и герцог Роберт, спешились, чтобы придать стабильность своим рядам. Атаку начал отряд Вильгельма де Мортена, который обрушился на первые ряды королевской армии и вскоре отбросил их назад. Преследуя отступающих, нормандцы глубоко увязли в позициях противника. В то же время из укрытия в центр нормандских войск ударили силы графа Мэна и герцога Бретани. Эта атака решила исход битвы: армия Роберта Куртгёза распалась на разрозненные отряды, часть бросилась в бегство, другие попали в плен или были уничтожены, а арьергард под командованием Роберта Беллемского покинул поле сражения. Спустя час после начала боевых действий битва была завершена полным разгромом войск Роберта Куртгёза. Сам герцог и Вильгельм де Мортен попали в плен, а вместе с ними и многие другие нормандские бароны и рыцари (в том числе Эдгар Этелинг, последний потомок англосаксонских монархов).

Значение сражения

Битва при Таншбре стала решающим сражением в кампании Генриха I по завоеванию Нормандии. Сопротивление нормандских баронов было сломлено. Герцог Роберт Куртгёз попал в плен и до своей смерти в 1134 году оставался в английской тюрьме. Нормандия перешла под власть Генриха I, который 15 октября 1106 года был признан герцогом Нормандии. Это означало восстановление единства англонормандской монархии, основанной ещё Вильгельмом Завоевателем. Персональная уния Англии и Нормандии сохранялась до 1204 года.

Переход Нормандии под власть Генриха I означал резкое усиление центральной власти в герцогстве. Земли и замки, перешедшие под власть баронов в период правления Роберта Куртгёза, были возвращены в герцогский домен, значительно выросло налоговое бремя и эффективность фискальной и судебной администрации. Это вызывало недовольство местных феодалов, которые находили поддержку у правителей соседних государств (графа Анжу, короля Франции), обеспокоенных усилением английского короля. Это вынуждало Генриха I и его наследников держать в Нормандии значительные военные контингенты и все свои силы тратить на отражение внешней угрозы герцогству и подавление волнений среди баронов.

Напишите отзыв о статье "Битва при Таншбре"

Литература

  • Ордерик Виталий. История Нормандии.
  • [membres.lycos.fr/tinchebrayonline/ 900-летие битвы при Таншбре]
  • Штокмар В. В. История Англии в средние века. — СПб., 2001
  • Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956, ISBN 978-0-19-821707-7

Отрывок, характеризующий Битва при Таншбре



В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.