Битва при Тапсе
Битва при Тапсе произошла 6 апреля 46 года до н. э.[1] при г. Тапсе (на юге современного Туниса). В ходе её силы республиканцев, которые возглавлял Цецилий Метелл Сципион, потерпели поражение от легионов Гая Юлия Цезаря.
Содержание
Вступление
В 49 году до н. э. началась последняя гражданская война эпохи Римской Республики. Причиной её стал отказ Цезаря подчиниться приказу сената и распустить свои войска после завоевания Галлии. Со своим XIII легионом он перешёл Рубикон, отделявший его провинцию от Италии, и двинулся на Рим. Будучи не в состоянии защитить Рим, оптиматы во главе с Помпеем покинули Италию и бежали на Балканский полуостров. Преследуя их, Цезарь с войском переправился на Балканы, и в ходе напряжённой военной кампании, шедшей с переменным успехом, в конце концов нанёс решительное поражение численно превосходящему противнику в битве при Фарсале. Помпей бежал в Египет и там был предательски убит. Оставшиеся в живых оптиматы, не желая сдаваться, укрепились в римских провинциях в северной Африке и организовали сопротивление. Их вождями были Марк Катон Младший и Цецилий Метелл Сципион. Ключевыми фигурами были Тит Лабиен, Публий Аттий Вар, Луций Афраний, Марк Петрей, а также сыновья Помпея Секст и Гней. На стороне помпеянцев выступил также нумидийский царь Юба. После усмирения восточных провинций и короткого визита в Рим Цезарь последовал за своими противниками в Африку и высадился в Гадрумете (нынешний Сус, Тунис) 27 декабря 47 года до н. э.
Помпеянцы удивительно быстро собрали значительные силы. Их армия насчитывала 40 000 человек (около 8 легионов), включая мощную кавалерию, возглавляемую бывшим ближайшим помощником Цезаря Титом Лабиеном, который с началом гражданской войны перешёл на сторону сената; их армии также включали силы местных царьков и 60 боевых слонов. Сначала противники осторожно испытывали силу друг друга в незначительных столкновениях, до тех пор пока два легиона помпеянцев не перешли на сторону Цезаря. Кроме этого приобретения он ожидал ещё подкреплений из Сицилии. В начале февраля Цезарь появился у занятого противником г. Тапс и осадил его. Помпеянцы, возглавляемые Метеллом Сципионом, не могли допустить потери такого важного опорного пункта, и были вынуждены принять бой.
Сражение
Армия Метелла Сципиона двигалась вокруг Тапса с целью приблизиться к городу с севера. Опасаясь приближения Цезаря, она двигалась в строгом боевом порядке, со слонами на флангах. Расположение войск Цезаря было характерно для его обычного стиля ведения боя: он командовал правой половиной своего войска, а кавалерия и лучники располагались на флангах. Угроза слонов со стороны противника повлекла дополнительные меры предосторожности — конница была усилена пятью когортами пехоты.
Трубач Цезаря подал сигнал к битве. Лучники Цезаря атаковали слонов, приведя их в панику; слоны бросились назад и стали топтать свою пехоту. Слоны левого фланга атаковали центр войска Цезаря, где находился Пятый легион Жаворонков. Легион доблестно отразил эту атаку; именно за этот подвиг его знамя впоследствии было украшено изображением слона. После потери слонов Сципион начал отступление. Кавалерия Цезаря обошла вражеские порядки, разгромила укреплённый лагерь противника и обратила его в бегство. Союзные Сципиону войска царя Юбы ушли с поля боя, и исход битвы был решён.
Около 10 000 солдат противника хотели сдаться Цезарю, но вместо этого были перебиты его легионерами. Такое обращение c врагами нетипично для Цезаря, который был известен своим милосердным обращением с побеждённым противником. Некоторые источники утверждают, что во время этого сражения у Цезаря был приступ эпилепсии. Мысль о том, что Цезарь был болен в ходе этого боя восходит к Плутарху («Сравнительные жизнеописания»). Сципион бежал, но только для того, чтобы несколько месяцев спустя потерпеть ещё одно поражение, на этот раз — в морском бою у Гиппона-Регия, и умереть римской смертью.
Итоги
После битвы Цезарь возобновил осаду Тапса, и город был взят. Затем Цезарь двинулся к Утике, гарнизон которой возглавлял Катон Младший. Получив известие о поражении своих союзников, Катон покончил с собой. Цезарь был огорчён этим, и, как сообщает Плутарх, сказал: «Катон, мне ненавистна твоя смерть, ибо тебе было ненавистно принять от меня спасение».
Итогом сражения при Тапсе стало умиротворение провинции Африка — очистив её от своих врагов-помпеянцев, Цезарь вернулся в Рим 25 июля того же года. Его противники, однако, не сложили оружие: Тит Лабиен и сыновья Помпея бежали в Испанию и там снова стали собирать силы. Гражданская война продолжалась, и через год последовала битва при Мунде (Испания). Битва при Тапсе обычно считается последним сражением на Западе, в котором широко использовались боевые слоны.
Напишите отзыв о статье "Битва при Тапсе"
Примечания
- ↑ Это дата по римскому календарю до реформы, проведённой Цезарем. В юлианском календаре ей соответствует дата 7 февраля 46 года до н. э.
Отрывок, характеризующий Битва при Тапсе
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.