Битва при Тигранакерте

Битва при Тигранакерте
Основной конфликт: Третья Митридатова война
Дата	6 октяб­ря 685 г. от основания Рима 69 год до н. э.
Место	Тигранакерт, Армения (современная Турция)
Итог	Победа римлян
Противники
Римская республика Великая Армения
Командующие
Луций Лициний Лукулл Тигран II
Силы сторон
40 000, включая 24000 римской пехоты, 3300 римской и 10000 галльской и фракийской кавалерии, Вифинская пехота от 100 000 до 250 000, по разным оценкам
Потери
Неизвестно По разным оценкам от 10 000 до 100 000

Битва при Тигранакерте — сражение Третьей Митридатовой войны между армиями Римской республики и Великой Армении, произошедшее 6 октяб­ря 685 г. от основания Рима 69 года до н. э. при Тигранакерте. Несмотря на значительный численный перевес армян, она закончилась их сокрушительным поражением, после которого начался стремительный распад державы Тиграна II: отпадение вассальных царей, вторжение парфянских войск Фраата III и даже восстание собственных детей Тиграна, что привело к его капитуляции перед новым командующим римлян Гнеем Помпеем. Непосредственным результатом сражения стал захват римлянами Тигранакерты, столицы Армянского царства.

Предыстория

Завоевания Тиграна на Ближнем Востоке привели к созданию армянской империи, границы которой простирались от Чёрного моря и реки Куры на севере до Набатеи на юге, и от Мидии на востоке до римской Киликии и Каппадокии на западе. Совместно с отцом своей жены Клеопатры, царём Понта Митридатом VI, Тигран смог аннексировать часть территорий Парфии и Месопотамии в районе Леванта. В завоёванной им Сирии он построил один из четырёх Тигранакертов, который стал центром его сирийских владений. Чтобы населить новый город, Тигран заселил его большим количеством пленённых евреев, а также насильно переселил в Тигранакерт обитателей разорённых городов Каппадокии, Коммагены, Адиабены, Ассирии и Кордуены, которые были им покорены около 77 года до н. э. . Тигранакерт процветал, став одним из центров эллинистической культуры на Ближнем Востоке. Город был построен таким образом, что мог выдерживать длительную осаду: он представлял собой сооружение, окружённое высокой 25 метровой стеной, которая была столь широкой и толстой, что внутрь её были встроены конюшни для лошадей. Неподалеку от городских стен, снаружи, располагался дворец царя, вокруг которого были созданы охотничьи парки и пруды для рыбной ловли. Также поблизости был выстроен сильно укреплённый замок.

Однако армянская гегемония в этом регионе приближалась к концу с неудачами Митридата в войне с Римом на западе. После очерёдного поражения, нанесённого ему римским полководцем Луцием Лицинием Лукуллом, Митридат спасся бегством и укрылся во владениях своего зятя Тиграна. Узнав об этом, Лукулл отправил в Антиохию посла Аппиуса Клодия с требованием выдать беглеца под угрозой войны с Римом. Однако Тигран отказался выдать главного врага Рима того времени, заявив, что предпочтёт воевать. Лукулл был удивлён таким ответом и в 70 году до н. э. начал планировать нападение на Армению, которое якобы должно было состояться без объявления войны, хотя инструкции Сената не позволяли ему таких действий.

Летом в 69 году до н. э. Лукулл и его войска вторглись в Каппадокию, после чего форсировали Евфрат и вошли в область Цопк Великой Армении, в которой был расположен Тигранакерт. Весть о вторжении римлян для Тиграна была полной неожиданностью, он был удивлён их скоростью продвижения, чему во многом способствовали подговорённые Римом города. Поход Лукулла был настолько стремительным, что Тигран узнал о нём с большим опозданием, когда уже поздно было что-либо изменить. Едва пришла весть о начале войны, как враги уже подступили к стенам его столицы. Не ожидавший столь быстрого наступления римских войск царь Армении, дабы задержать продвижение Лукулла, посылает генерала Митробазана с 2-3 тысячами солдат навстречу римскому войску. Надолго задержать римлян не удалось, генерал со своим войском был разбит. Узнав о поражении своего генерала, Тигран, поручив защиту города одному из приближённых, отправляется за армией вглубь страны, в Таврские горы. Однако у Тиграна не было времени для того, чтобы собрать полноценную армию, Лукулл послал двух своих полководцев с целью отвлечь и помешать Тиграну. Первый, Мурена, мешал Тиграну, второй, Секстилиус, выдвинулся в сторону идущей для воссоединения с Тиграном арабской армии. Воспользовавшись тем, что армия Тиграна отвлечена, Лукулл осадил Тигранакерт, но сил для штурма большого многолюдного города у него было недостаточно.

Ход сражения

Положение и состав армий

Ко времени начала осады город ещё не был до конца отстроен, большая часть населения не была верна Тиграну, так как тот насильно переселил их в свою столицу из покорённых и разрушенных им городов. За оборону города отвечал оставленный Тиграном Великим полководец Манкей С подходом римских войск вдоль стен Тигранакерта была установлена осадная техника для взятия города, однако она была уничтожена обороняющимися при попытке штурма с помощью горящего керосина. Использование керосина в военных целях армией Тиграна Великого возможно явилось первым случаем в истории, когда использовалось химическое оружие.

После длительной и безуспешной осады города, тогда, когда Тигран только подходил к городу, он послал около 6000 всадников в Тигранакерт для вызволения своей жены Клеопатры из осаждённого города. Всадники прорвались через укрепления римлян к гарнизону и, забрав жену царя, вновь возвратились. Позже к Тигранакерту подошёл со своим войском Тигран, который стал лагерем на холме возле города, таким образом соотношение сил перед сражением было примерно 1:2 в пользу армянского царя. Согласно римскому историку того времени Аппиану, взойдя на холм, армянский царь, увидев римское войско, произнёс:

Если это послы, то их много, если же враги, то их чересчур мало.

Армянская армия начала готовиться к битве. Митридат, поверженный ранее римлянами, советовал Тиграну окружить и лишить римлян подвоза продовольствия, после чего, измотав противника, добить его. Однако армянский царь, имевший свой план ведения боя, не внял совету имевшего огромный опыт в войнах с Римом родственника.

Армянская армия Тиграна

По численности армия Тиграна превосходила римскую. Согласно данным Аппиана она состояла из 250 тысяч пехотинцев и 50 тысячной конницы, однако, согласно мнению армянских учёных, эти данные слишком преувеличены. Ориентировочная численность армянских войск, находящихся возле Тигранакерта, согласно мнению армянских учёных составляла 70-80 тысяч человек, и она была чрезвычайно пестра по своему национальному составу, в неё входили: армяне, иберийцы, мидийцы, албаны, арабы — жители Адиабены и Гордиены.

Римская армия Лукулла

Римская армия Лукулла в походе на Тигранакерт, по словам Аппиана, насчитывала 2 отборных легиона и 500 всадников, но, согласно мнению армянских учёных, такое маловероятно, вряд ли был бы предпринят поход в Армению с такой маленькой армией. Примерная численность римских войск перед битвой с Тиграном согласно мнению армянских учёных составляла 40—50 тысяч человек и состояла из римлян, галлов, греков и перешедших на сторону Лукулла вассальных от Тиграна народов. Однако, армия Лукулла находилась в военной кампании уже более 5 лет и Аппиан, как и Плутарх, ссылаются на военные таблицы, где численность римской армии точно указана, — на момент сражения в войске Лукулла было не более 25000 человек.

Хотя всё это и кажется невероятным, но уже сами древние авторы давали этому сражению неизменную оценку — «Философ Антиох в сочинении „О богах“, говоря об этой битве, утверждает, что солнце ещё не видело ей подобной. По словам Ливия, римляне никогда не вступали в бой с врагом, настолько превосходящим их численностью: в самом деле, победители вряд ли составляли и двадцатую часть побеждённых.» (Plut. Luc. 28) Точно также у древних авторов заслуженную насмешку вызывало пустозвонство армянского царя, заявившего при виде римской армии, — «что если они прибыли как послы, то их пришло слишком много; если же как враги — очень мало». Однако «его развлечение продолжалось недолго, поскольку он вскоре узнал, насколько отвага и умение превосходят любую численность. После его бегства солдаты нашли и отдали Лукуллу его тиару и повязку, что были подле него; ибо опасаясь, что эти украшения могут выдать его и привести к пленению, он сорвал их и отбросил прочь.» (Dio XXXVI, 1)

Битва

6 октября 69 года до н. э. советники Лукулла просили полководца уклониться от битвы, говоря, что это один из чёрных дней Рима, согласно им в этот день когда-то римское войско под командованием Цепиона было разбито. Лукулл не внял советам приближённых и вывел войска на изготовку. Противоборствующие армии сошлись на реке Никифория к юго-западу от Тигранакерта. Римская армия расположилась на западном берегу, тогда как армия Тиграна на восточном.

Армия римлян пошла в атаку, Лукулл приказал галльской коннице напасть на Тиграна с фронта, привлечь его внимание на себя и без сопротивления отступить. Увидев отступающих римлян, Тигран начал преследовать их, в результате преследования ряды его войска расстроились и реорганизовались. Сам же Лукулл с пешими солдатами незаметно перешёл вброд Евфрат, пройдя мимо отвлечённой армии армян, и занял возвышенность позади тяжёлой (панцирной) конницы Тиграна, после чего, воскликнув Победа наша!, повёл солдат на броненосную конницу, наказав при этом не пускать больше в ход дротиков, но подходить к врагу вплотную и разить мечом в бёдра и голени — единственные части тела, которые не закрывала броня. После столкновения с броненосной конницей, заставшего её врасплох, последняя пустилась в бегство и в беспорядке навалились на свою пехоту, началась паника и дезорганизация воинских построений. Захват холма и дальнейшая атака на стоявшую внизу панцирную конницу, которая не могла подняться на крутой холм ввиду тяжести доспехов, явился тактическим успехом и ключевым моментом во всей битве. Удар же легионов с флангов по расстроенным рядам пёстрой по национальному составу армянской армии довершил победу Лукулла. Те же части армянской армии, которые в пылу преследования удалились на большое расстояние от главных сил, когда римские всадники, повернувшись, напали на них, были уничтожены. Битва была проиграна, армия Тиграна начала отступать.

Итог

В этом сражении армяне потерпели тяжёлое поражение. Классические источники содержат весьма приукрашенные версии поражений, нанесённых Тиграну Лукуллом под Тигранакертом в октябре 69 года до н. э.. По свидетельству Плутарха, в одной из битв армяне потеряли «свыше сотни тысяч пехоты» и почти всю кавалерию. Однако эти цифры следует принимать с осторожностью, ввиду того, что Плутарх относился к армянскому царю с пренебрежительностью, а римские историки часто приукрашали факты и статистику.

После поражения Тиграна, несмотря на все старания Манкея, направленные на поддержание обороноспособности города, каппадокийцы подняли бунт и открыли ворота римлянам. Могучий город Тигранакерт быстро сдался римлянам, прежде всего потому, что насильно переселённые в него греки и им подобные жители вняли обещаниям Лукулла помочь им репатриироваться в родные края.

Кроме многих сокровищ победителям досталась и вся царская казна. Помимо всех прочих богатств только золотом римлянам досталось 8 000 талантов, каждый легионер получил по 800 драхм, а само взятие города было отпраздновано во всё ещё недостроенном театре Тигранакерта. Это двойное поражение имело для Тиграна роковые последствия — все завоёванные им страны: Северная Месопотамия, Кордуэна, Коммагена, Сирия и Восточная Киликия отпали от Армении и признали власть римлян. Несмотря на то, что была проиграна решающая битва, но не война, время гегемонии в регионе последнего великого эллинистического монарха «царя царей» Тиграна II подходило к концу, близился закат армянской империи.

Интересный факт

Лукулл презирал государство Тиграна Великого, в связи с чем оскорблял последнего, отказавшись называть его общепринятым титулом «царь царей». В ответ Тигран в официальных ответах отказался титуловать Лукулла императором, как полагалось в то время.

Литература

Античные источники

• Аппиан [www.vehi.net/istoriya/rim/appian/mitridat.html История Рима: Митридатовы войны]

Ссылки

• [www.megabook.ru/Article.asp?AID=677913 ТИГРАН II ВЕЛИКИЙ ]
• [www.armenica.info/history/histor3.htm ИСТОРИЯ АРМЕНИИ]
• [www.armenica.org/cgi-bin/armenica.cgi?162969331463769;=1=3==Historical%20battles==1=3=AAA Битва при Тигранакерте в 69 до н. э.]

Отрывок, характеризующий Битва при Тигранакерте

Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.