Битва при Уклесе

Битва при Уклесе
Основной конфликт: Реконкиста
Поле боя под Уклесом
Дата	29 мая 1108 года
Место	Уклес, провинция Куэнка (Испания)
Итог	Победа альморавидов
Противники
Кастилия Леон Альморавиды
Командующие
Санчо Альфонсес † Гарсия Ордоньес † Альвар Фаньес Мартин Флаинес † Фернандо Диас † Абу Тахир Тамим ибн Юсуф Мухаммад ибн Айса
Силы сторон
2300 более 2300
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Уклесе (исп. Batalla de Uclés) — состоялась 29 мая 1108 года между войсками кастильцев и альморавидами.

Войско альморавидов возглавлял эмир Темим.

Кастильцы проиграли битву из-за неудавшейся кавалерийской атаки и из-за того, что евреи, стоявшие на левом крыле кастильского войска, убежали с поля боя, а это позволило мусульманам нанести испанцам сильный урон. В битве погибло до 3000 христиан, в том числе наследник престола — инфант Санчо, единственный сын Альфонсо VI.

Предшествующие события

Главнокомандующий войсками альморавидов Юсуф ибн Ташфин, нанеся сокрушительное поражение Альфонсо VI в Заллаке в 1086, в связи со смертью сына был вынужден вернуться в Африку и не имел возможности насладиться достигнутой победой на подобающем уровне. После этого он пересек Пролив ещё четыре раза. В свой второй приезд (1088) Юсуф осадил Аледо, что обернулось абсолютной неудачей; однако, это лишь подняло его боевой дух. В третий (1090) — сместил правителей Тайф Гранады, Кордовы, Севильи, Малаги и Бадахоса. В четвёртый — дал сражение в Консуэгре (1097), в котором король Альфонсо VI был снова разгромлен и убит сын Сида Кампеадора. Тогда же альморавиды захватили Валенсию (1102) и заполучили важный стратегический путь для вторжения в центр полуострова. В пятый приезд Юсуфа (1103) состоялась битва в Салатрисес (1106), в которой Альфонсо VI был ранен в ногу.

Путь в Уклес

В сентябре 1106 Юсуф ибн Ташфин умер, наследником стал его сын Али ибн Юсуф, который решил возобновить военные походы, начатые отцом. После многочисленных нападений на каталонские графства он решил атаковать королевство Кастилии с восточного фланга, выбрав Уклес в качестве первоочередной цели.

Прежде Уклес являлся стратегическим пунктом кельтиберов, впоследствии подчиненных римлянами, от которых сохранились записи на латинском языке (в виде римского жертвенника, посвященного богу Айрону, который ныне находится в музее Сегобрига), и носил имя Пагус Окуленсис (Pagus Oculensis), откуда произошло Уклес (Uclés), Уклис (Uklis) — на арабском. После падения Сегобриги столичный характер приобрела территория Сантаверии, Уклес стал одним из её главных городов. Здесь в 775 году Аль-Фат б. Муса В. Ду-И-Нун восстал против Абд Ар-Рахмана I, а после воздвиг многочисленные сооружения, такие, например, как термы и мечети. Позже монархи Уклес были провозглашены королями Толедо.

После отвоевания кастильцами Толедо в 1085 году Аль-Кадир отправился в Куэнку (1085), а затем в Валенсию (1086), где с помощью Альвара Фаньеса был провозглашен королём. Тогда Уклес и прочие владения Сантаверии оказались под защитой Альфонсо VI, разместившего в Уклесе собственный гарнизон, который находился в теоретическом подчинении у Аль-Кадира, но управлялся Альваром Фаньесом.

Альморавидский эмир Али ибн Юсуф назначил своего брата Темима ибн Юсуфа, правителя Гранады, главнокомандующим армии. В первую декаду мая 1108 — последнюю Рамадана — он выехал из Гранады в Хаэн, где его войска соединились с войсками из Кордовы, направленными Мохаммедом ибн Аби Ранк. Проследовав через Баэсу, между Ла-Родой и Чинчилья они объединились с завоевателями Мурсии с Аледо и Валенсии (Абу Абд Аллах Мохаммед Айса и Абдаллахом ибн Фатима соответственно); таким образом, ни один отряд не оказался обособленным в момент вторжения на неприятельскую территорию.

Огромная армия, беспорядочная и недисциплинированная, двигалась вперед напрямую через плоскогорье, грабя и сжигая встречавшиеся на пути христианские поселения. Через двадцать — двадцать пять дней пути, в среду 27 мая, войска прибыли в Уклес.

Последний переход был совершен наспех, чтобы прибыть к утру — неожиданно для местных жителей. Войска пересекли реку Бедиха и взяли город, расположенный на восточном склоне крутой горы, растянувшейся с севера на юг, в котором находилась древняя арабская городская крепость (алькасаба), разительно отличавшаяся от оборонительного комплекса, который позже был построен в Уклес рыцарями ордена Сантьяго.

Изумленные внезапной атакой жители Уклеса немногое могли сделать, чтобы избежать разрушения нижних частей оборонительных сооружений и отразить натиск. Нападавшие захватили в плен тех, кто не успел укрыться в алькасабе. Городу был нанесен огромный урон: убийства, уничтожение флоры, разрушение домов, снос церквей, их крестов и скульптур, а звон сорванных колоколов сменили призывы муэдзинов. Местные мудехары приняли нападавших как освободителей, раскрыв им тайные помещения и проходы. После захода солнца мусульмане вернулись в лагерь, поставив по его краям часовых, чтобы избежать внезапных неприятельских нападений. В течение следующего дня, четверга 28, войска направили свои силы на штурм алькасабы и нанесли ей большой ущерб, однако взять крепость так и не удалось.

Действия христиан

Когда христианский шпион донес о мобилизации альморавидской армии и выдвинул предположение об их направлении в Толедо, инфант Санчо Альфонсес и сопровождающая его придворная знать направили послов в Калатаньясор, Алкалу и другие города для набора войск и их размещения рядом с Толедо.

Уже собрав войска, по движению армии альморавидов христиане поняли, что она идет в сторону Уклеса, а не в Толедо, так что христианское войское двинулось в том же направлении и прибыло двумя днями позже мусульман, обнаружив взятый город и алькасабу, еще сдерживающую натиск. Битва при Уклесе (1108) против альморавидов

Альфонсо VI не смог принять участие в битве, так как, недавно вступивший в брак, король находился в Саагуне на лечении после ранения, полученного в Салатрисес. Во главе христианских войск стал инфант Санчо Альфонсес, его сопровождали Альвар Фаньес и шесть графов, находившихся с ним в Толедо.

Санчо, плод связи Альфонсо VI с принцессой Саидой, был единственным сыном среди детей короля. Сразу после рождения он был признан наследником и назначен правителем всех христианских колоний, несмотря на то, что был внебрачным ребёнком, а его мать — мавританского происхождения. Отец был так привязан к нему, что с 1103 года имя Санчо фигурировало в королевских указах, обозначенное как «puer, regis filius, infans, regnum electus patrifactum y Toletani imperatoris filius». В «монетной рукописи», последнем документе, подписанном инфантом, указывается, что Альфонсо VI возлагает на него управление Толедо. Хронисты предполагают, что он был adhuc párvulo (еще ребёнок), умел ездить верхом, однако не мог защитить себя, из чего можно заключить, что возраст наследника составлял около тринадцати лет. Заботиться о молодом правителе смешанной крови стал его воспитатель, граф Нахеры Гарсия Ордоньес, которого называли Косоротый, либо Кудрявый; он же был назначен королём ответственным за безопасность сына.

В Леоне и Кастилье было двадцать семь представителей знати и семнадцать епископов. Таким образом, восемь объединившихся в Уклесе аристократов представляли собой пятую часть всех военных ресурсов королевства, насчитывая около 3.000-3.500 воинов, в числе которых были рыцари, оруженосцы, конюхи, ответственные за провиант, имущество и новобранцев.

Темим планировал отступить, не дав боя, но в ночь с четверга, с 28 на 29 мая, молодой мусульманин-дезертир из христианской армии в мельчайших подробностях предоставил всю информацию о ней мусульманским войскам. Темим собрал военный совет с правителями Мурсии и Валенсии, Абу Абд Аллах Мохаммед Айса и Абдаллахом ибн Фатима, на котором было решено участвовать в битве, но предварительно укрепить лагерь, усилив охрану и оборону против гарнизона крепости, на случай, если последний предпримет попытку вылазки во время боя.

Битва

В связи со сложностью воссоздания битвы среди хронистов не существует единой версии о том, как она развивалась. Далее следует описание событий, изложенное М. Салас в главе «Битва при Уклесе 1108» книги «Уклес в истории» после анализа восьми хроник — четырёх арабских и четырёх христианских.

Как только начало светать, почти в 6 часов 29 мая, мусульмане заняли позиции на пути кастильцев, расположившись на юго-востоке от Уклеса. Передовой отряд состоял из воинов Кордовы, фланги формировали войска Мурсии и Валенси, а в центре находились гранадские солдаты под предводительством Темима.

Кроме того, армия имела в распоряжении лучников, организованных для боя в параллельные ряды. Тактика сгрупированных и дисциплинированных, слаженно действующих отрядов была новшеством для христиан, привыкших к одиночным поединкам. Две армии оказались друг напротив друга, лицом к лицу.

В хрониах указывается руководство кастильско-леонской армии: инфант Санчо, Альвар Фаньес, граф де Кабра, Гарсия Ордоньес — воспитатель Санчо, градоначальники Толедо, Калатаньясор и Алькала-де-Энарес и другие. Расстановка христианских войск, скорее всего, была следующей: в центре находился Альвар Фаньес, на одном из флангов (который в итоге был пробит) располагался Санчо, сопровождаемый Гарсия Ордоньес и ещё несколькими графами, остальная знать занимала второй фланг.

Христианские войска атаковали своей тяжелой кавалерией передовой отряд Кордовы, заставив его понести большие потери. Мусульмане отступили строем, ожидая поддержки Темима с тыла. Тогда состоящие из легкой кавалерии фланги альморавидов, управляемые правителями Мурсии и Валенсии, начали окружение кастильских войск, которые вскоре всем лагерем оказались зажаты в кольцо — так же, как это случилось в Заллаке. Это была тактика tornafuye (нападение-отступление), так хорошо известная Сиду Кампеадору.

В рядах христиан царил беспорядок: не хватало времени для защиты со всех флангов, а в связи с бегством вспомогательного войска евреев предпринять запасной план оказалось невозможным. Ситуация становилась все более напряженной, и основные силы кастильцев были сконцентрированы на спасении королевского сына. Ниже приведены слова Родриго Хименес де Рада, которые затем дублируются в «Первой всеобщей хронике Испании» («Primera Crónica General»):

Когда враг нанес тяжелое ранение лошади, на которой ехал инфант Санчо, тот сказал Графу: "Отец, отец, мой конь ранен". На что граф ответил: "Погоди, скоро и тебя ранят". В этот момент конь пал, и вместе с ним на земле оказался и сын короля. Тогда граф спустился к нему и расположил тело Санчо между собой и щитом, а в это время кругом летала и упивалась смерть. Граф, будучи бравым рыцарем, защищал инфанта, закрывая его с одной стороны щитом, а с другой - шпагой, умервщляя столько мавров, сколько был способен умертвить; однако, когда ему отрубили ногу, он не мог больше держаться и упал так, чтобы оказаться сверху мальчика, дабы умереть раньше ребенка. Родриго Хименес де Рада, История событий Испании

В этой версии, весьма драматичной, как и во многих, описывается лишь первая часть битвы.

Христианская «Хроника происшествий Испании» (De rebus Hispaniae) не указывает на то, что именно тогда погиб Санчо. Если бы его тело находилось на поле битвы во время пересчета, то грамота, составленная позже Темимом, содержала бы информацию о человеке такой важности.

Войскам Альфонсо VI пришлось изрядно потрудиться, чтобы увести инфанта с поля боя; это замедлило отступление и увеличило количество жертв.

Мусульмане преследовали бежавших и, в связи с раной или ушибом, полученным Санчо после падения и, соответственно, с медленной скоростью передвижения кавалерийского отряда, настигли их. Другим фактором, повлиявшим на то, что христианские войска не успели уйти, стала тяжелая кавалерия (очень эффективная при первичных атаках, но слишком неповоротливая при маневрах и отступлении), тогда как альморавиды предпочитали легкую кавалерию, которую также с успехом использовали для нападений на караваны.

Столкновение произошло по прибытии в местечко под названием Сикуендес: семь графов и их подчиненные, которых настигли альморавиды, были вынуждены опять вступить в бой, чтобы прикрыть отступление инфанта и некоторых знатных рыцарей к замку Белинчона. В то же время Альвару Фаньесу, командовавшему большей частью уцелевшей армии, удалось найти путь для спасения, по которому христиане и направились в Толедо.

Инфант Санчо Альфонсес, возможно, по причине своей молодости и усталости (согласно гипотезе Леви-Провенсаль ему было 14 лет и 8 месяцев), возможно, из-за тяжелого ранения после падения или очередного военного столкновения, не смог присоединиться к бежавшим в Толедо и искал укрытия в замке Белинчона, расположенного в 22,5 км от Уклеса. Однако, мусульмане Белинчона, узнав, что армия альморавидов подошла совсем близко и причин бояться христиан больше не было, восстали против немногочисленного кастильского гарнизона и убили инфанта Санчо вместе со всеми, кто его сопровождал.

Когда остатки войск прибыли в Толедо и предстали перед Альфонсо VI, на вопрос короля: «Где мой сын?», найти ответ они так и не смогли, впрочем, тогда ещё никто не знал, что инфант уже был мертв.

Позже тело Санчо возвратили христианам, и молодого правителя похоронили в монастыре Саагуна (Леон) рядом со своей матерью.

Лишение стратегической крепости Уклеса, разгром армии, потеря огромного количества знатных воинов и в особенности смерть сына нанесли королю и его двору тяжелый удар, от которого сам он так и не оправился. В следующем году Альфонсо VI скончался.

Река Бедиха (согласно Марино Повес, Бедиха означает «река святой войны» (wadi yihad)) окрасилась в красный цвет, поле боя осталось усеяно трупами. Альморавиды не взяли пленных. Те раненные, которые не могли бежать, были убиты. Затем им отрезали головы, в общей сложности — около трех тысяч, — которые сложили в одну кучу. С образовавшегося пригорка мауэдзины призывали к молитве, восхваляя Аллаха и благодаря его за одержанную победу.

Укрывавшиеся в Уклесе, чувствуя себя в безопасности, остались в крепости, лишив поддержки в битве своих единоверцев. Темим ибн Юсуф решил не продолжать осаду цитадели и поспешно вернулся в Гранаду, возложив взятие алькасабы на правителей Мурсии и Валенсии. Не располагая средствами для осады и осознавая сложности, с которыми придется столкнуться при штурме этого громадного сооружения с внушительными стенами, мусульмане изобразили отступление и сели в засаде. Когда же осажденные решили покинуть крепость и уйти в безопасное место, альморавиды внезапно их атаковали, часть убив, а остальных взяв в плен.

За восстанием в Белинчоне и покорением Уклеса последовали потери Оканьи, Амасатриго, Уэте и Куэнки, что значительно облегчило эмиру Али двумя годами позже начать военную кампанию, результатом которой стало включение Сарагосы в состав империи альморавидов.

Последствия

К основным последствиям битвы при Уклесе можно отнести следующее: король Альфонсо VI остался без сына-наследника, в результате чего управление королевством досталось его дочери, Урраке Кастильской. Супружеские размолвки Урраки с мужем, королём Арагона Альфонсо I Воителем, повлекли за собой междоусобную борьбу. Тогда же получила независимость Португалия, что в совокупности значительно оттянуло реконкисту.

Мусульмане стали называть место, где состоялась битва, Семь Свиней. Позже комендант Уклеса, Педро Франко, переименовал его в Семь Графов (Siete Condes), созвучное с Сикуэндес (Sicuendes). С таким именем в шести километрах от крепости, между Трибальдос и Вильяррубио, позже появился городок (в настоящее время уже исчезнувший с лица земли).

Семь графов

Исследователи XX века задавались вопросом определения семи графов, сопровождавших инфанта Санчо Альфонсес и впоследствии погибших в Сикуендес, защищая его. Бернард Рэйли, анализируя собрание документов Альфонсо VI, выделяет людей, фигурирующих в них до 1108 года и отсутствующих после битвы при Уклесе. К их числу были отнесены следующие представители знати: Мартин Флаинес, Гомес Мартинес, сын графа Мартина Альфонсо, Фернандо Диас, Диего Санчес и его брат Лопе Санчес, которые были племянниками Лопе Хименеса. К ним следует добавить графа Нахеры Гарсию Ордоньеса, воспитателя инфанта.

Литература

• Huici Miranda, Ambrosio. Las grandes batallas de la reconquista durante las invasiones africanas. Granada, Editorial Universidad de Granada, 2000. ISBN 84-338-2659-X
• Jiménez de Rada, Rodrigo. Historia de los hechos de España. Madrid, Alianza Editorial, 1989.
• Lara Martínez, María; Poves Jiménez, Marino; Saiz Ordoño, Agrimiro y Salas Parrilla, Miguel. La batalla de Uclés (1108) contra los almorávides. Su contexto histórico. Tarancón, Ayuntamiento de Uclés, 2008. ISBN 84-606-4573-3
• Reilly, Bernard. El reino de Castilla y León bajo Alfonso VI. Toledo, 1989.
• Salas Parrilla, Miguel. Uclés en la historia. Madrid, 2007.ISBN 84-611-8369-2

Ссылки

• Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 17 ноября 2012. [archive.is/qiOz Архивировано из первоисточника 4 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Битва при Уклесе

Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.