Битва при Уллайсе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Уллайсе
Основной конфликт: Арабское завоевание Персии
Дата

май 633 года

Место

Уллайс, Ирак

Итог

Победа арабов

Противники
Арабский халифат Государство Сасанидов
Командующие
Халид ибн Валид Абдул-Асвад
Силы сторон
15 000[1] 70 000[2]
Потери
2000 убито и ранено вся армия[3][4]
 
Арабское завоевание Персии
Битва сцеплённых —

Битва на реке (633) — ал-Валаджа — Уллайс — Хира — Аль-Анбар — Айн Тамр — Домат аль-Джандаль — Музайях — Санийя — Зумаиль — Фираз — Битва у моста — Кадисия — Ктесифон — Джалула — Нехавенд — Герат — Расиль — Окс

Битва при Уллаисе — сражение между силами Арабского халифата и государства Сасанидов примерно в середине мая 633 года на территории современного Ирака. Иногда эта битва упоминается как «Кровавый канал», так как в результате сражения было огромное количество сасанидских и арабских жертв. Это был последний из четырёх боёв, которые велись между вторгшейся арабской армией и персидской армией. Эти сражения привели к отступлению армии государства Сасанидов из Ирака и его захвата мусульманами.





Перед битвой

После поражения в сражении при ал-Валадже оставшиеся в живых христианские арабы убежали с поля битвы, пересекли реку Кхасеев (устье Евфрата)[5] и продолжили отступление. Их отступление закончилось в городе Уллаис, приблизительно в 20 км от места сражения при Валайе. Мусульманские арабы знали о присутствии враждебных им арабов в Уллаисе. Но мусульмане решили, что оставшихся в живых в сражении при Валайе мало, и они не представляют уже военную угрозу. Однако вскоре генерал мусульманских арабов Халид ибн Валид узнал о прибытии большего количества арабских орд, в основном из ближайших христианских арабских племён. Халид ибн Валид незамедлительно выступил и вскоре подошёл к городу Уллаис. Христианские арабские контингенты были под командой Абдул-Асвада (руководитель племени христианских арабов), который потерял своих двух сыновей в битве при Валайе против мусульман.

Битва

Для начала генерал мусульман Халид послал лёгкую арабскую конницу прямо под стены города для разведки. Вернувшись, всадники доложили Халиду о дислокации войск противника, их снабжении и т. п. Также благодаря разведке Халид узнал, что ещё не все войска успели подойти к Уллаису. Тогда мусульманский генерал попытался достичь Уллаиса прежде, чем сасанидская армия сможет укрепить город, а также, постараться избежать сражения с армией, которая будет больше его собственной. Однако он был не в состоянии сделать это. Халид растянул свои силы и попытался всё-таки дать бой в этот же день. Солдаты его устали от постоянных марш бросков. Мусульманский генерал решил атаковать христианских арабов в полдень, время приёма пищи у врага. Но арабы-христиане в тот день не стали принимать пищу по графику, так как учли внезапное нападение врага.

Тем не менее нападение мусульман стало неожиданным для христиан. Христианские генералы в большой поспешности начали сформировывать отряды и развёртывать армию. Вся армия христианских арабов насчитывала 70 000 солдат, которые были растянуты по фронту длиной в 3 км.

История не сохранила детального описания сражения. Известно, что главнокомандующий Халид убил руководителя христианских арабов Aбдул-Асвада в сражении. Битва была исключительно жестокой, так как христианам отступать было некуда. Сражение продолжалось в течение нескольких часов, но ни одна сторона не проявила признаков слабости. В мусульманских хрониках сказано что, не видя никакого ослабления сасанидской и арабской армии, уставший и сердитый главнокомандующий мусульман Халид произнёс примерно следующее: «Аллах! Если ты даруешь нам победу, то ты увидишь, что ни одного вражеского воина не останется в живых!» Ближе к вечеру сасаниды и их арабские союзники уже были неспособны противостоять сильной и закалённой в боях мусульманской армии. Они начали отступать на северо-запад в направлении города Хира. Халид приказал своей коннице преследовать отступающих. Мусульманская конница вскоре нагнала побеждённых сасанидов и христианских арабов. Конница разбила их на несколько изолированных групп, окружила и разоружила их. После этого конница мусульман сопроводила пленных назад к полю битвы, после чего каждый пленный был казнен в русле реки или на берегу Кхасеев. От крови казнённых река Кхасеев стала красной. Преследование отступающих и дальнейшее их убийство продолжалось весь оставшейся день, затем всю ночь и лишь только утром следующего дня закончились казни. Халид приказал, чтобы его войска открыли дамбу. Тогда потоки красной воды потекли далеко от места сражения, после чего битва получила название «Кровавый канал».

Последствия

Уллайс был захвачен. На следующий день Халид заключил договор с местными жителями. Они заплатили дань и теперь подлежали мусульманской защите. Взамен они обязывались действовать как шпионы и гиды для мусульман. После сражения Халид отдал дань уважения побеждённой сасанидской армии, сказав: «При Муте девять мечей сломилось в моей руке. Но я никогда не встречал такого врага как персы. И среди персов я никогда не встречал такого врага как армию, сражавшуюся при Уллайсе».

Напишите отзыв о статье "Битва при Уллайсе"

Примечания

  1. Muhammad ibn Jarir al-Tabari: Vol. 2, p. 554
  2. Tabari: Vol. 2, p. 562.
  3. Muhammad ibn Jarir al-Tabari: Vol. 2, p. 561-562
  4. The Sword of Allah”: Chapter no: Chapter 22, by Lieutenant-General Agha Ibrahim Akram, Nat. Publishing. House, Rawalpindi (1970) ISBN 978-0-7101-0104-4.
  5. Tabari Vol. 2, P. 560

Литература

  • A. I. Akram. [www.swordofallah.com/html/bookhome.htm The Sword of Allah: Khalid bin al-Waleed, His Life and Campaigns. Lahore, 1969]


Отрывок, характеризующий Битва при Уллайсе

«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.