Битва при Фолкерке (1298)
| Битва при Фолкерке | |||
| Основной конфликт: Войны за независимость Шотландии | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа англичан | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | </tr>|||
| |||
| Силы сторон | </tr>|||
| |||
| Потери | </tr>|||
| |||
</table> Битва при Фолкерке (англ. Battle of Falkirk, гэльск. Blàr na h-Eaglaise Brice) — крупное сражение между войсками шотландцев под предводительством Уильяма Уоллеса и англичанами, состоявшееся 22 июля 1298 года около шотландского города Фолкерка во время Первой войны за независимость Шотландии. Английскому королю Эдуарду I удалось нанести поражение шотландской армии, однако окончательно сломить сопротивление в Шотландии ему не удалось. СодержаниеПрелюдияКороль Эдуард I проводил кампанию против французов во Фландрии, когда узнал о поражении своей северной армии в Битве на Стерлингском мосту. После заключения перемирия с Филиппом IV, Эдуард вернулся в марте 1298 года в Англию и стал немедленно собирать армию для второго вторжения в Шотландию. Одним из первых шагов был перенос правительства в Йорк, где оно должно было оставаться последующие шесть лет. На апрельском военном совете, куда были приглашены все шотландские вельможи, в деталях были обсуждены все подробности предстоящей кампании. Вопреки ожиданиям короля не явился ни один из шотландских аристократов, которые тут же были объявлены предателями. Эдуард приказал войскам собираться 25 июня в Роксбурге. Английские войска насчитывали 12 тысяч пехотинцев, включая валлийских стрелков из длинного лука, и 2 тысячи всадников. В начале июля войска двинулись на север. Уильям Уоллес не сидел сложа руки: используя тактику выжженной земли, он лишил наступавших англичан продовольствия, уводя их вглубь малонаселённых и враждебных земель. Когда армия добралась до центра Шотландии, солдаты были на грани физического истощения. Английская армия стала лагерем поблизости от Эдинбурга, и там валлийцы, чей боевой дух был крайне низок, учинили пьяный бунт, подавленный конницей. 80 валлийцев было убито. Эдуард был близок к позорному отступлению. Непосредственно перед тем, когда он уже был готов отдать приказ об отступлении, до него дошли сведения, что Уоллес расположился с армией близ Фолкерка в 30 милях от английского лагеря, готовый в любой момент напасть на отступающих англичан. Битва
Армия шотландцев, состоящая в основном из пехоты, вооружённой копьями, как и в битве на Стерлингском мосту, выстроилась в четыре крупных отряда, известных как «schiltrons (Шилтрон)». Что в точности из себя представляли эти schiltrons — неизвестно; вероятно, это было построение пехоты, вооружённой длинными копьями и укреплённое вбитыми кольями. Промежутки были заполнены стрелками, вооружёнными тяжелыми луками. Ощетинившиеся копьями шилтроны были непроницаемы для кавалерии противника. В арьергарде располагался отряд тяжеловооружённых всадников из числа шотландской знати, в частности, клана Комина. Во вторник 22 июля английская конница, двигавшаяся четырьмя отрядами, настигла противника. Король принял на себя командование центром английской армии. Увидев противника, английская конница немедленно бросилась в атаку, однако из-за небольшого болота, располагавшегося перед шотландским построением, она вынуждена была сделать крюк, обойдя болото с западной стороны, и только затем врезалась в позиции правого фланга шотландцев. Епископ Даремский, командовавший правым флангом англичан, пытался сдержать своих воинов от преждевременного вступления в бой, чтобы дать возможность королю построить войска перед битвой, однако под давлением нетерпеливых и спесивых рыцарей он вынужден был начать атаку. Конница епископа обошла болото с восточной стороны и обрушилась на правое крыло шотландцев. Воины шилтронов сомкнули ряды. Завязалось кровопролитное сражение. В критический момент шотландская дворянская конница предала Уоллеса и покинула поле боя. Пешие стрелки и копьеносцы остались без прикрытия кавалерии. Шотландские лучники, оставшиеся стоять на месте, были быстро уничтожены, однако воины шилтронов прочно держали оборону. Рыцари, недооценившие оборонительные возможности шотландского боевого порядка, во множестве гибли на шотландских кольях и копьях. Король прибыл на место боя уже тогда, когда конница, понёсшая значительные потери, была уже в полном расстройстве. Однако королю удалось быстро восстановить дисциплину и организовать отступление кавалерии. Вслед за этим он решил использовать тактику, которая была успешно применена англичанами в сражениях с валлийскими копьеносцами. В бой с шотландцами вступила английская пехота. В завязавшемся сражении шотландцы быстро почувствовали своё преимущество и начали теснить английских пехотинцев. Однако шилтроны имели и несомненный недостаток: заняв статичную оборонительную позицию, они не могли маневрировать на поле боя и были изолированы друг от друга. Подоспевшие на поле боя английские лучники открыли огонь по шотландцам. Неспособные укрыться от убийственного огня или броситься в атаку, воины шилтронов быстро погибали от английских стрел и болтов. Шотландские ряды быстро смешались. Вскоре шотландцы побежали, и в бой вступила английская конница, которая завершила дело. В сражении погибло множество знатных шотландцев. Выжившие укрылись в ближайшем лесу, где преследование беглецов становилось большой проблемой для победителей. Несмотря на разгром шотландцев, победа досталась англичанам дорогой ценой: на поле боя осталось 3000 английских воинов. ПоследствияЭто одна из первых битв, выигранных лучниками и показавшая возможность противостояния пехоты рыцарской коннице. Она во многом определила изменения военной тактики английских королей и стала предвестником побед в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре. Напишите отзыв о статье "Битва при Фолкерке (1298)"Литература
|
|||
Отрывок, характеризующий Битва при Фолкерке (1298)
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
