Битва при Фредериксберге

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Фредериксберге
Основной конфликт: Гражданская война в Америке

Battle of Fredericksburg Курц и Эллисон.
Дата

11-15 декабря 1862

Место

Фредериксберг (Виргиния)

Итог

победа Конфедерации

Противники
США КША
Командующие
Эмброуз Бернсайд Роберт Ли
Силы сторон
Потомакская армия (около 114 000 чел.) Северовирджинская армия (около. 72,500 чел.)
Потери
12 653 (1284 убито
 9600 ранено
 1769 попало в плен)
5377 (608 убито
 4116 ранено
 653 попало в плен)[1]

Битва при Фредериксберге (англ. Battle of Fredericksburg) — сражение Американской Гражданской войны, произошло 11-15 декабря 1862 года у города Фредериксберг (Виргиния) между армией Конфедерации под ком. Роберта Ли и Потомакской армией под ком. Эмброуза Бернсайда. Армия Союза понесла колоссальные потери во время бесполезных фронтальных атак 13 декабря на высоты Мари, в результате чего было прекращено наступление на Ричмонд.





Предыстория

 
Восточный театр военных действий Гражданской войны в США
Чесапикский залив Западная Виргиния Булл-Ран (1) Потомак Северная Вирджиния (1) Каролинское побережье Долина Шенандоа Полуостров Вирджиния Северная Вирджиния (2) Булл-Ран(2) Мэриленд Фредериксберг Чанселорсвилль Геттисберг Бристо

Генерал Джордж МакКлеллан сумел остановить наступление южан в сражении при Энтитеме, однако не сумел развить успех, и в начале ноября 1862 года был отправлен в отставку. На его место был назначен генерал Эмброуз Бернсайд. Он не пользовался авторитетом в армии и не обладал военными талантами, и до сих пор неизвестно, почему Линкольн доверил ему пост командующего армией. Бернсайд и сам не стремился на эту роль, но принял предложение, потому что иначе звание главнокомандующего досталось бы Джозефу Хукеру, которого Бернсайд не любил. 7 ноября Бернсайд принял командование армией[2].

10 ноября 1862 года Бернсайд представил свой план наступления. Он предлагал совершить отвлекающее наступление в сторону Калпепера, затем внезапно повернуть к Фредериксбергу, переправиться через реку Раппаханнок у Фредериксберга, отрезать армию Ли от Ричмонда и разгромить в сражении. 14 ноября Бернсайд получил согласие президента и сразу же выступил в поход. Уже 17 ноября его армия достигла Фалмута на восточном берегу Раппаханока, но тут произошла задержка, связанная с трудностями пересечения реки.

Генерал Ли находился в ставке I-го корпуса в Калпепере и упустил выдвижение армии Бернсайда — ещё 17 ноября он не знал о её появлении у Раппаханока. Однако Джеб Стюарт вскоре обнаружил северян, и генерал Ли срочно направил к Фредериксбергу генерала Лонгстрита, который прибыл на место 21 ноября. Бернсайд ещё готовил переправу через реку, хотя его план уже фактически провалился.

26 ноября Ли приказал генералу Джексону соединиться с 1-м корпусом. Джексон прибыл на позиции в ночь на 29 ноября и присоединился справа к корпусу Лонгстрита. Сам Джексон не одобрял выбранной позиции, предлагая отступить к реке Норт-Анна, однако руководство Конфедерации не разрешало пропускать врага вглубь территории.

Бернсайд предпринял попытку обойти позиции южан, переправившись через Раппаханок у Порт-Роял (в 20 км от Фалмута), но Ли опередил Бернсайда и отправил в Порт-Роял дивизию Дэниеля Хилла. Тогда Бернсайд решил атаковать прямо через Фредериксберг, объясняя это в рапорте так:

Я выяснил, что противник послал значительную часть своих сил вниз по реке и в другие места, тем самым ослабив себя с фронта; а также выяснил, что он не ожидает переправы всей нашей армии у Фредериксберга; и я надеялся, что стремительно бросив наши войска вперед в этом месте мы сможем отрезать силы противника ниже и выше по течению и на высотах за городом, и в этом случае сможем сражаться с большими преимуществами на нашей стороне[3].

Между тем, пока Бернсайд разрабатывал план атаки, Ли приказал Лонгстриту усилить позиции корпуса полевыми укреплениями — редутами и траншеями.

На заседании военного совета Бернсайд, несмотря на возражения генералов, приказал организовать фронтальную атаку на высоты Мари, против корпуса Лонгстрита.

Силы сторон

Федеральная армия

Бернсайд сгруппировал свою Потомакскую армию в три так называемые гранд-дивизии, общей численностью 120 000 человек, из которых 114 000 были привлечены к предстоящему сражению.

Армия Конфедерации

Северовирджинская армия Роберта Ли насчитывала примерно 85 000 человек, из которых 72 500 были задействованы в сражении. Армия состояла из двух корпусов[4]:

Первый корпус ген-лейтенанта Лонгстрита:

Второй корпус Джексона «Каменная стена»:

Артиллерийский резерв под ком. бриг.генерала Уильяма Пендлетона.

Кавалерию Джеба Стюарта.

Выдвижение федеральной армии

В ночь на 11 декабря Бернсайд отдал приказ переправиться через Раппаханнок. Гранд-дивизия генерала Франклина без помех переправилась по трем понтонным мостам. Гранд-дивизия Самнера оказалась в более сложном положении: она была вынуждена переправляться прямо напротив Фредериксберга, где генерал Ли разместил миссисипскую бригаду Барксдейла[5]. Около 5 часов утра 11 декабря северяне начали переправу и наткнулись на огонь стрелков Барксдейла. Северяне решили выбить стрелков артиллерией и организовали бомбардировку города огнём 150-ти орудий. Они почти полностью разрушили город, однако не нанесли существенного ущерба стрелкам Барксдейла. Тогда Бернсайд организовал прямую атаку силами 7-го Мичиганского и 20-го Массачусетского полков. Миссисипцы сразу отошли, не принимая боя. В этой перестрелке они потеряли 20 человек, задержав наступление северян на сутки.

Переправа гранд-дивизии Самнера началась утром 12 декабря и закончилась в 5 часов вечера.

Переправа у Фредериксберга (вид с северного берега) Место переправы в наше время (вид с южного берега) Раппаханок в наше время (вид с южного берега) Переправа на картине Де Тюльструпа

Сражение

Атака Франклина

В 8:00 генерал Франклин получил от Бернсайда приказ послать в атаку дивизию. Франклин решил, что от него требуется провести демонстрацию и отправил в атаку дивизию Мида, которую должны были поддержать с флангов дивизии Гиббона и Даблдея (всего 16 000 человек). В 10:00 дивизия Мида начала наступление. В 11:00 два орудия под ком. майора Джона Пелхема открыли по ним огонь и вынудили остановиться. Пэлхем сумел задержать дивизию Мида почти на час[6].

Мид возобновил наступление, но его дивизия попала под артиллерийский обстрел. Почти два часа длилась перестрелка, после чего Мид бросил свою дивизию в атаку на дивизию Эмброуза Хилла и сумел рассеять переднюю линию южан. Они вышли ко второй линии — бригаде Макси Грэгга, и отбросили её назад. Генерал Грегг получил рану, от которой умер через два дня. Линия обороны дивизии Хилла была разорвана надвое. Однако, дивизия Мида пришла в расстройство, подкрепления не подошли, а на помощь южанам прибыла дивизия Джубала Эрли. Дивизия Мида оказалась под огнём с трех сторон и начала отступать.

Атака северян была отбита, они потеряли 4800 человек убитыми и ранеными. Южане в этом бою потеряли 3400 убитыми и ранеными.

Атака Самнера

На правом фланге северян Бернсайд приказал гранд-дивизии генерала Самнера начать наступление на высоты Мари, и в полдень дивизия Френча (из 2-го корпуса) начала построение. Дивизии предстояло атаковать укрепленные позиции генерала Лонгстрита, перед которыми в виде передового форпоста находилась каменная стена. Лонгстрит выдвинул к стене бригаду Кобба из дивизии Мак-Лоуза, всего 2500 человек.[7]

Дивизия Френча вышла из города в двух колоннах, перешла дренажный канал и развернулась в три линии: первой шла бригада Кимбэлла, за ней бригады Эндрюза и Палмера. Они наступали по открытой местности под артиллерийским обстрелом, а затем под винтовочным огнём с высот Мари. Бригада Натана Кимбалла смогла приблизиться к стене на 120 ярдов, после чего отступила; бригада Эндрюза продержалась у стены всего несколько минут и отступила, потеряв половину личного состава, бригада Палмера так же отошла с большими потерями. Дивизия Френча потеряла почти треть своего состава. Потери южан были незначительны, но примерно на 15-й минуте сражений был тяжело ранен гнерал Кобб, и командование принял командир 24-го джорджианского полка, полковник Роберт Макмиллан.

На смену Френчу пришла дивизия Хенкока. Она так же наступала тремя бригадами: бригада Зука была отброшена сразу, но идущая за ней ирландская бригада Мигера сумела подойти к стене на 50 ярдов, где была остановлена. По ту сторону стены им противостоял 24-й Джорджианский полк, состоящий так же из ирландцев. Бригада Мигера отступила в порядке, потеряв в этой атаке половину личного состава. Третья бригада генерала Колдвелла атаковала южан с левого фланга, но не добилась успеха. В целом дивизия Хенкока потеряла 2100 человек (42 %).

Третьей пошла в атаку дивизия Оливера Ховарда. Она довольно быстро повернула назад, и её потери оказались сравнительно невелики.

В рапорте Самнер писал:

Эти три дивизии потеряли много храбрых солдат и офицеров во время неоднократных и безрезультатных попыток захватить сильные естественные позиции, сделанные ещё более сильными неустанным трудом многих недель, которые удерживались крупными силами противника, который сражался в укрытиях, при поддержке ужасающего огня артиллерии, и таковы были свойства местности, что мы мало чем могли помочь нашими орудиями[8].

Не сумев добиться успеха силами II-го корпуса, Самнер ввел в бой IX-й корпус. Дивизия Стёрджиса предприняла попытку обхода каменной стены справа, но была отбита. Эта неудача совпала с отступлением дивизии Мида на левом фланге, и в бою образовалось небольшое затишье.

Между тем генерал Ли выразил опасение, что северяне смогут прорвать линию Кобба.

-Генерал, — ответил Лонгстрит, — если вы соберете на этом поле всех федеральных солдат, которые находятся сейчас по ту сторону Потомака, и направите их на мою линию, обеспечив меня при этом достаточным количеством боеприпасов, я перебью их всех прежде, чем они смогут до меня добраться. Взгляните лучше на ваш правый фланг. Там вам, возможно, и угрожает опасность. Но здесь все в порядке.

Все же Ли отправил на помощь Коббу бригаду Кершоу и два полка бригады Рэнсома. В этот момент Кобб был ранен в ногу и покинул поле боя, передав командование Кершоу. Через несколько минут Кобб умер от потери крови.

Каменная стена Каменная стена и дом Инниса Каменная стена, восточная часть. Артиллерия Лонгстрита на высотах Мари

Атака Хукера

После 15:00 Бернсайд решил возобновить атаки на обоих флангах. Он послал приказ Франклину атаковать правый фланг армии Конфедерации — но Франклин не стал выполнять этот приказ. Одновременно в атаку на высоты Мари была послана гранд-дивизия Джозефа Хукера. Хукер пытался отказаться, но Бернсайд настоял на своем решении. В атаку была послана дивизия Чарльза Гриффина, которая была разбита всего за несколько минут. Тогда было решено провести бомбардировку позиций южан у каменной стены. Вперед была выдвинута батарея 1-го род-айлендского легкого артиллерийского полка, которая понесла большие потери, но не смогла существенно повредить каменную стену.

Следующей в атаку пошла дивизия Эндрю Хэмфриса. Хэмфрис решил провести классическую штыковую атаку (по примеру атаки Френча на Санкен-Роуд в бою на Энтитеме) и приказал дивизии идти в бой с незаряженными ружьями. Эта атака была отброшена винтовочным огнём, и Хэмфрис отступил, потеряв в атаке 1000 человек убитыми и ранеными.

В сумерках Хукер послал в наступление дивизию генерала Гетти, которая смогла близко подойти к позициям южан, но была отброшена, как и все предыдущие. После этого Хукер приказал прекратить бесполезные атаки.

Последствия

Федеральная армия в бесплодных атаках потеряла 12 653 человека (из них 1284 убитыми). Погибло два генерала: Джордж Баярд и Конрад Джексон. Южане потеряли только 5 377 человек (из них 608 убитыми), причем основная часть потерь пришлась на утренний бой на правом фланге. Погибли два генерала: Макси Грегг и Томас Кобб.

Соотношение потерь наглядно показало несовершенство тактики федеральной армии. Если соотношение потерь на их левом фланге было примерно равным (4 000 южан на 5 000 северян) то соотношение потерь у высот Мари было примерно один к восьми.

Потерпев неудачу, Бернсайд решил повторить наступление в конце декабря, однако согласования отняли время и новый поход, известный как «Грязевой марш» начался только 20 января 1863 года. Это наступление завершится неудачей и приведет к отставке Бернсайда[9].

Напишите отзыв о статье "Битва при Фредериксберге"

Примечания

  1. К. Маль называет 5309, «Впрочем, последняя цифра, возможно, не совсем точна, поскольку она включает в себя и тех солдат Северовирджинской армии, которые после битвы самовольно отправились по домам, чтобы встретить Рождество в кругу семьи.(стр.296)»
  2. Esposito, text to map 71; Marvel, С. 159-61; O’Reilly, С. 1-2.
  3. [www.civilwarhome.com/burnside.htm Рапорт Бернсайда]
  4. [www.civilwarhome.com/anvfredericksburg.htm Fredericksburg Order of Battle Army of Northern Virginia]
  5. Штат Миссисипи был знаменит хорошими стрелками
  6. К.Маль. Гражданская война в США 1861—1865, М.2002 стр. 273
  7. К.Маль. Гражданская война в США 1861—1865, М.2002 стр. 280
  8. [www.civilwarhome.com/sumnerfredericksburg.htm Рапорт Самнера]
  9. [www.ma150.org/day-by-day/1863-01-20/mud-march-begins The mud march begins]

Литература

  • Esposito, Vincent J. West Point Atlas of American Wars. New York: Frederick A. Praeger, 1959. OCLC 5890637.
  • Gallagher, Gary W., ed. The Fredericksburg Campaign: Decision on the Rappahannock. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1995. ISBN 0-8078-2193-4.
  • Goolrick, William K. Rebels Resurgent: Fredericksburg to Chancellorsville. — Alexandria, VA: Time-Life Books, 1985. — ... p. — ISBN 0-8094-4748-7.
  • Hess, Earl J. Field armies and fortifications in the Civil War: the Eastern campaigns, 1861–1864. — Chapel Hill and London: The university of north carolina press, 2005. — 428 p. — ISBN 0-8078-2931-5.
  • Marvel, William. Burnside. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1991. ISBN 0-8078-1983-2.
  • O’Reilly, Francis Augustín. The Fredericksburg Campaign: Winter War on the Rappahannock. — Baton Rouge: Louisiana State University Press, 2003. — ... p. — ISBN 0-8071-3154-7.
  • Rable, George C. Fredericksburg! Fredericksburg! Chapel Hill: University Of North Carolina Press, 2002. ISBN 0-8078-2673-1.

Ссылки

  • [www.civilwarhome.com/meadefredricksburg.htm Фредериксбегский рапорт генерала Мида]
  • [www.civilwarhome.com/mcmillanfredericksburg.htm Рапорт Макмиллана]
  • [www.civilwar.org/battlefields/fredericksburg/maps/slaughterpenfarmmap.html Наступление Мида и Гиббона, карта]
  • [civilwaranimated.com/FredericksburgAnimation.html Анимированная карта сражения]
  • [www.dean.usma.edu/history/web03/atlases/american_civil_war/index.htm Гражданская война, атлас Вест-Пойнта] (недоступная ссылка с 08-09-2013 (3877 дней) — историякопия)
  • [www.youtube.com/watch?v=UJEkWs4GOZY Атака ирландской бригады] Фрагмент фильма «Боги и генералы»

Отрывок, характеризующий Битва при Фредериксберге

– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.