Битва при Хафджи
Битва при Хафджи | |||
Основной конфликт: Война в Персидском заливе | |||
Битва при Хафджи | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место |
Северо-восточная часть Саудовской Аравии | ||
Итог |
Победа Многонациональных сил | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Битва при Хафджи — первая крупная наземная битва в ходе войны в Персидском заливе (1991).
17 января 1991 года авиация Многонациональных сил начала воздушную наступательную операцию против Ирака. К концу месяца иракская система ПВО была существенно ослаблена, а военно-воздушные силы практически прекратили участие в боевых действиях. Вооружённые силы страны и промышленность несли большой урон от воздушных атак. Такой ход войны не соответствовал планам иракского президента Саддама Хусейна, надеявшегося втянуть коалиционные силы в затяжные наземные бои (по образу ирано-иракской войны) и нанести им достаточные потери для того, чтобы коалиция была вынуждена прекратить войну.
Иракское командование спланировало ограниченное вторжение в Саудовскую Аравию, основной целью которого было нанесение максимальных потерь сухопутным силам противника. Вечером 29 января иракские силы в количестве примерно 2000 человек при 100 танках[1] перешли кувейтско-саудовскую границу. Им удалось занять приморский город Рас-эль-Хафджи, население которого было эвакуировано накануне начала войны. Иракское наступление оказалось неожиданностью для коалиционных сил, но уже с 30 января армия Саудовской Аравии при поддержке бронетанковых подразделений Катара и авиации Многонациональных сил предпринимала попытки отбить город, увенчавшиеся успехом 1 февраля. В течение всего сражения в захваченном Хафджи продолжали действовать два разведотряда морской пехоты США, оказавшиеся там в момент начала иракской атаки.
В битве при Хафджи коалиционные силы потеряли несколько десятков человек убитыми: около 18 человек потеряла саудовская армия, около 11 — американская, было уничтожено 2 танка и около 6 единиц бронетехники[1], иракский отряд потерял убитыми 32 человека (по другой оценке — свыше 200 убитых[2]), ранеными 35, уничтожено 30 единиц бронетехники[1], несколько сотен солдат попало в плен. Приводилось свидетельство пленного иракского солдата о том, что за полчаса налёта коалиционной авиации его бригада понесла бо́льшие потери, чем за восемь лет войны с Ираном[3].
Напишите отзыв о статье "Битва при Хафджи"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Clodfelter M. Warfare and Armed Conflict. V. 2. P. 1083.
- ↑ 1 2 [www.comw.org/pda/0310rm8ap2.html Carl Conetta. The Wages of War. Iraqi Combatant and Noncombatant Fatalities in the 2003 Conflict. Appendix 2: Iraqi Combatant and Noncombatant Fatalities in the 1991 Gulf War]
- ↑ Westermeyer, Paul W.. U.S. Marines in Battle: Al-Khafji, 28 January — 1 February 1991. Washington D.C., United States of America: History Division, U.S. Marine Corps. P. 31—32.
Ссылки
- [smallwarsjournal.com/documents/clevenger.pdf «Battle of Khafji» Air Power Effectiveness In The Desert. Volume 1(U)] (англ.)
Отрывок, характеризующий Битва при Хафджи
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.