Битва при Хохкирхе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение при Хохкирхе
Основной конфликт: Семилетняя война

Схема битвы при Хохкирхе
Дата

14 октября 1758 года

Место

Хохкирх, Саксония

Итог

Победа Австрии

Противники
Пруссия Австрия
Командующие
Фридрих II Маршал Даун
Силы сторон
29 тысяч 78 тысяч
Потери
3816 убитых (в том числе 1 фельдмаршал, 2 генерала, 50 офицеров)
4327 раненых (в том числе 2 генерала, 125 офицеров)
2492 пленных (в том числе 1 фельдмаршал, 65 офицеров)
Всего — 10635 чел.(в том числе 2 фельдмаршала, 4 генерала, 240 офицеров), 102 орудия, 28 знамён, 2 штандарта.
1432 убитых,
6190 раненых (в числе убитых и раненых — 4 генерала и 310 офицеров)
370 пленных (в том числе 1 генерал, 10 офицеров)
Всего — 7992 чел. (в том числе 5 генералов, 320 офицеров), 1 орудие, 3 знамени
 
Европейский театр Семилетней войны
Лобозиц — Пирна — Рейхенберг — Прага — Колин — Хастенбек — Гросс-Егерсдорф — Берлин (1757) — Мойс — Росбах — Бреслау — Лейтен — Ольмюц — Крефельд — Домштадль — Кюстрин — Цорндорф — Тармов — Лутерберг (1758) — Фербеллин — Хохкирх — Берген — Пальциг — Минден — Кунерсдорф — Хойерсверда — Максен — Мейссен — Ландесхут — Эмсдорф — Варбург — Лигниц — Клостеркампен — Берлин (1760) — Торгау — Фелинггаузен — Кольберг — Вильгельмсталь — Буркерсдорф — Лутерберг (1762)Райхенбах — Фрайберг

Сражение при Хохкирхе (нем. Schlacht von Hochkirch), в традиционной русской передаче Сражение при Гохкирхене — сражение в ходе Семилетней войны у селения Хохкирх, в Саксонии, в 6 км к востоку от Бауцена, состоявшееся 14 октября 1758 года между австрийской армией под началом фельдмаршала Дауна и прусской армией Фридриха II. В этом сражении Фридрих потерпел второе в своей жизни, после Колина, поражение. На его счастье, австрийцы не развили и не использовали свой успех, благодаря чему битва при Хохкирхе осталась изолированным эпизодом, не имевшим существенных последствий для дальнейшего хода Семилетней войны в Европе.





Накануне сражения

Большинство неудач Фридрих, прославленный полководец своего времени, потерпел из-за своего самомнения, из-за склонности пренебрежительно относиться к противнику и нежеланию считаться ни с предостережениями, ни с результатами разведки, когда те противоречили его собственным представлениям и планам. При жизни Фридриха его критиковал за это его брат Генрих (больше никто не осмеливался), бывший по характеру более осторожным человеком и осмотрительным военачальником. Сражение при Хохкирхе является ярким примером тому, как недооценка противника Фридрихом обернулась для пруссаков тяжёлым поражением.

Результаты битвы при Цорндорфе и отход русских войск к Висле заставили австрийского главнокомандующего Дауна отказаться от первоначального плана идти на соединение с русскими, теперь он решает направиться на соединение с Имперской армией. Совместно с ней он рассчитывает разбить корпус Генриха Прусского, прикрывающий Саксонию.

Узнав о движении Дауна, Фридрих, оставив 17-тысячный корпус генерала Дона для наблюдения за русскими, с 15 батальонами и 38 эскадронами немедленно направляется в Саксонию, уже в дороге соединившись с 33-тысячной армией маркграфа Карла Бранденбург-Шведтского, оставленной им в августе в Силезии против австрийцев. Ему удаётся благополучно соединиться с Генрихом. Объединённое прусское войско насчитывает 60 тысяч человек против 100 тысяч у противника. Подобное соотношение сил для Фридриха не в новинку: во всех сражениях Семилетней войны численное превосходство было на стороне его врагов.

Осторожный Даун укрывается, при приближении прусского короля, в укреплённом лагере в Штольпене. Он рассчитывает пересидеть здесь, сковывая основные силы пруссаков, до тех пор, пока австрийский отряд генерала фон Харша не возьмёт крепости Нейссе (ныне Ныса в Польше), которая должна в будущем стать опорным пунктом для отвоевания Силезии. План Фридриха заключается в том, чтобы, угрожая коммуникациям Дауна, вынудить того покинуть Саксонию. Ему удаётся заставить Дауна оставить лагерь у Штольпена и занять другую позицию, в 30 милях от оставленной. Фридрих следует за австрийцами, пребывая в полном убеждении, что ещё несколько дней, и он вытеснит их окончательно назад в Богемию.

Источники единодушно свидетельствуют о гнетущем впечатлении, произведённом битвой при Цорндорфе на прусских солдат. Никогда им ещё не приходилось участвовать в такой беспощадной бойне, которая разыгралась на поле этого сражения, когда противники, израненные, умирающие, уже не имея оружия или не будучи больше в состоянии пользоваться им, грызли друг друга зубами. «Страх и ужас, которые вызвал враг в нашем войске, — записывает в эти дни прусский хронист, — неописуемы. Клянусь честью, многие из наших, не стесняясь, говорят о своём страхе…» В сравнении с таким врагом, каким показали себя русские, старый, привычный враг, австрийцы, кажется Фридриху совсем не страшным: не обращая внимания на возражения своих генералов, он приказывает разбить временный лагерь в крайне ненадёжном месте, прямо у подножия занятых австрийцами высот. Он совершенно уверен в том, что одного его присутствия достаточно, чтобы парализовать Дауна и без того уклонявшегося от столкновений. И в этом он ошибается. «Хотя австрийцы и не обладали врождённой свирепостью русских, — пишет известный английский историк Кристофер Даффи, — они были опасны благодаря накопленному за годы войны опыту и техническим знаниям их военачальников и военных инженеров». Войско Дауна превосходит прусское более, чем вдвое. Исполнявший при Дауне обязанности начальника штаба, Франц Мориц Ласси настоятельно советует своему шефу использовать подавляющее численное превосходство и неудачную позицию пруссаков и атаковать их.

Силы противников и диспозиция

Накануне сражения Фридрих выделил 10-тысячный деташемент генерала Ретцова для занятия горы Штромберг, господствовавшей над окружающей местностью. Обнаружив, что австрийцы опередили его и установили на горе тяжёлую артиллерию, Ретцов отказался рисковать жизнью своих солдат, был смещён и посажен под арест. Его корпус остался в Вайссенберге.

Остальные солдаты Фридриха были разбросаны на довольно большом пространстве лагеря (приблизительно 6000 шагов в длину, за шаг обычно принимается 0,8 метра), имевшего форму вытянутой латинской «S». 9 батальонов пехоты, составлявшие левый фланг, хотя и были усилены батареей тяжёлой артиллерии, находились в изолированной от остального войска позиции. Центр располагался между селениями Родевиц и Хохкирх. 11 батальонов пехоты и 28 эскадронов кавалерии на правом фланге размещались в Хохкирхе и поблизости от него, образуя обращённый на запад клин. Улочки Хохкирха были узки, но кирха не уступала размером кафедральному собору. К югу от неё находилась главная батарея пруссаков, состоявшая из 20 двенадцатифунтовых и 6 лёгких орудий, охранявшаяся тремя батальонами гренадеров и двумя нерегулярными батальонами. Позиция правого фланга вплотную примыкала к горе Куприцер, занятой австрийцами. В целом, прусская армия насчитывала 29-30 тысяч человек.

Диспозиция Ласси предусматривала атаку несколькими колоннами, причём, основной удар наносился по Хохкирху: две сильных колонны пехоты атаковали со стороны горы Куприцер, в то время, как две колонны, в основном, кавалерии нападали на деревню с фланга и с тыла, отрезая противнику путь к отступлению. Фронтальная атака обещала быть особенно успешной, так, как австрийцы, при сосредоточении и в движении были надёжно укрыты густым лесом на горных склонах, по открытой местности им предстояло преодолеть совсем короткое расстояние. Австрийское войско насчитывало 78-80 тысяч человек, имея почти тройной перевес в силах над пруссаками.

Ход сражения

Ночь с 13 на 14 октября выдалась сырой и туманной, звёзд не было видно на небе. В пять утра (светает в это время года не раньше семи) дюжина ракет разорвала на миг темень, подав австрийцам сигнал к атаке. Долго и безуспешно пытались в это утро адъютанты Фридриха, ночевавшего в Родевице, добудиться своего короля, тот очнулся лишь, когда пули защёлкали по стенам дома, где он остановился на ночлег. Битва за Хохкирх была к этому времени в полном разгаре. Генералы Цитен и Кроков (пал в сражении) отчаянными атаками отбивали колонны австрийцев, пытавшихся зайти в тыл к деревне. Многие пруссаки, застигнутые врасплох, сражались полуодетыми, а то и вовсе раздетыми. (Между прочим, приказ раздеваться перед отходом ко сну, в прусской армии ничего не делалось без приказа, был отдан лично Фридрихом).

В самой деревне царил невообразимый хаос, прусской армии, как воинского соединения, за исключением небольшого отряда майора фон Лангена, засевшего за церковной оградой и отбивавшего одну австрийскую атаку за другой, больше не существовало. Со стороны не принимавшего участия в сражении центра, в Хохкирх беспрерывно текли подкрепления, лишь увеличивавшие давку и неразбериху на узких улочках деревни. Плотная масса прусских солдат являлась отличной мишенью для австрийской артиллерии, косившей их, как траву. Сдавленные в толпе, трупы убитых картечью не падали, оставаясь стоять. Туман и густой пороховой дым мешали видеть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.

Не лучше обстояло дело и на левом фланге, где австрийцам удалось захватить прусскую батарею, ключевую позицию этого фланга. Всё это время Фридрих метался с одного участка боя на другой, затыкая дыры и собирая своих людей. Он даже не пытался контратаковать противника, а лишь спасал то, что ещё можно спасти. Лошадь была убита под ним, сам он чуть не погиб. Наконец, он получил желанное подкрепление на правом фланге, посланное от корпуса Ретцова из Вайссенберга. С помощью подошедшей кавалерии удалось, наконец, справиться с опасностью в тылу Хохкирха и разблокировать, тем самым, путь к отступлению. Остатки прусского войска отошли к Дёберицу, где был разбит новый лагерь. Многим спастись не удалось: так, солдаты майора фон Лангена, окружённые со всех сторон, пытаясь совершить штыковой прорыв к своим, полегли все до одного на узкой улочке прямо за кирхой.

Итоги сражения

Лишь в Дёберице, когда прошёл угар боя, стал очевиден размер катастрофы, постигшей прусскую армию, катастрофы, которую Фридрих мог с полным правом отнести на свой счёт. Потери пруссаков превышали 9 тысяч человек, без малого треть всего войска. 101 орудие, 28 знамён и 2 штандарта достались австрийцам. Тяжёлые потери понёс командный состав. Пушечным ядром оторвало голову принцу Францу Брауншвейгскому, шурину короля, младшему брату его жены. Обезумевшая от страха лошадь принца, потеряв седока, долго носилась взад-вперёд по полю сражения. Был тяжело ранен и попал в плен популярный в прусском войске военачальник, князь Мориц Ангальт-Дессауский. Он уже не вернётся в строй: отпущенный австрийцами под честное слово на лечение раны в Пруссию, он заболеет во время лечения и умрёт от болезни в 1760 году. Но больше всех утрат Фридрих переживал смерть фельдмаршала Кейта: Кейт был его другом, насколько короли вообще могут иметь друзей, близким советником и наставником. В довершение всех бед и утрат, 18 октября, через четыре дня после битвы, Фридрих получит известие о смерти своей любимой сестры Вильгельмины.

Последующие события

После разгрома под Хохкирхом, Фридрих обращается к брату с просьбой о подкреплении. 20 октября Генрих сам появляется в Дёберице во главе 8 батальонов пехоты и 5 эскадронов гусар. Убедившись в том, что Даун, победив, опять впал в свою обычную летаргию, Фридрих со всеми своими силами быстрыми переходами направляется обратно в Силезию, где, в его отсутствие, 20-тысячный деташемент австрийцев под началом генерала фон Харша осаждает крепость Нейссе. Даун в это время решает направиться к Дрездену, таким образом, прусское и австрийское войско уходят в противоположных направлениях, удаляясь друг от друга. При известии о приближении прусского короля, австрийцы немедленно снимают осаду Нейссе и поспешно отступают в Моравию. Фридрих разворачивается и идёт обратно в Саксонию, на помощь прусскому гарнизону Дрездена. На обратном пути прусское войско проходит через Хохкирх, где всё ещё напоминает о недавнем сражении и о понесённых утратах. Даун, упустивший после Хохкирха момент, когда он мог уничтожить прусскую армию, теперь не решается на риск нового сражения, снимает осаду Дрездена и, наконец, уводит свои войска в Богемию. Также неудачей заканчиваются осады Лейпцига Имперской армией и Торгау австрийским корпусом под началом Хадика. Таким образом, кампания 1758 года завершается для пруссаков успешно, если не считать понесённых ими в этом году невосполнимых потерь, лишивших Пруссию цвета её армии.

Напишите отзыв о статье "Битва при Хохкирхе"

Литература

  • Groehler, Olaf: Die Kriege Friedrichs II.,Brandenburgisches Verlagshaus, Berlin 1990
  • Duffy, Christopher: Friedrich der Große. Ein Soldatenleben, Weltbild Verlag, Augsburg 1995 (оригинальное издание на английском языке: Frederick the Great. A Military Life, Routledge & Kegan Paul, London 1985)

Отрывок, характеризующий Битва при Хохкирхе

Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.