Битва у Байи

Битва у Байи
Основной конфликт: Молдавско-венгерские войны
Дата	15 декабря 1467
Место	Байя, сейчас Румыния
Итог	Победа Молдавии; поражение Венгрии
Противники
Княжество Молдавия Королевство Венгрия
Командующие
Штефан Великий Матвей Корвин
Силы сторон
12 000 40 000; 500 пушек 15 000 — 20 000 (современные оценки)
Потери
Неизвестно, возможно 7,000 4,000 — 10 000

Битва у Байи (венг. Moldvabányai csata, рум. Bătălia de la Baia) произошла 15 декабря 1467 между молдавским господарем Штефаном Великим и венгерским королём Матвеем Корвином. Это сражение было последней венгерской попыткой покорить независимую Молдавию и, как и предыдущие попытки, закончилось неудачей. Корвин вторгся Молдавию в связи с аннексией Штефаном Килии — крепости и порта на побережье Черного моря, который в то время находился под контролем венгерских и валашских сил, раннее принадлежавшего Молдавии.

Конфликт закончился сокрушительным поражением венгров, армия которых более чем в три раза превосходила молдавские силы. Это положило конец всем венгерским претензиям на Молдавию. Корвин чуть не умер после того, так как трижды был ранен стрелами и едва бежал в Трансильванию.

Предыстория

В 1359 году, Богдан I восстал против Венгрии и основал независимое княжество Молдавия. Однако венгерские попытки установить контроль над Молдавией не закончились, и в 1429 году Сигизмунд, император Священной Римской империи, а также король Венгрии, встретился с Владиславом Ягелло, королём Польши, чтобы попытаться убедить его совместно напасть на Молдавию и разделить страну на две равные части, которые отойдут Польше и Венгрии. Сигизмунд утверждал, что молдавский народ «не обязан преданностью кому-либо, привык жить кражами и разбоем и потому является врагом каждого». Он также жаловался, что не получает от молдаван никакой помощи для своей борьбы с Османской империей. В летописи Яна Длугоша польский летописец писал об ответе Владислава Сигизмунду:

Владислав отвечает, что это не дает право идти войной на валахов, исповедующих христианскую веру, и подчинять эту страну, более того, было бы актом жестокости. Хотя некоторые из них могут жить разбоем, они не могут быть все одним миром мазаны, и не могут быть обвинены за то, что не помогают королю Сигизмунду против турок, потому что они ушли с поляками в военную кампанию на Дунай, им пришлось два месяца ждать там, а затем вернуться домой. Скорее же виноват в этом король Сигизмунд, который не смог оказаться там в назначенное время. Склоки продолжаются в течение нескольких дней, в конце которых упрямство Владислава вынуждает Сигизмунда отказаться от плана и искать другие предприятия.

В 1442 г. Венгрии опять пришлось отказаться от своих притязаний на Молдавию. 17 октября 1451 Принц Богдан II был убит Петром Ароном, претендентом на молдавский престол. Страна была ввергнута в гражданскую войну, которая продолжалась до 1457 года, когда Штефан, сын Богдана, получил престол и с верными боярами свергнул Петра Арона. Последний бежал в Польшу, однако позднее был вынужден искать убежища в Трансильвании, после того как Молдавия и Польша заключили новый договор. Целью Штефана было вернуть область Буджак с замками Килия и Четатя-Албэ. Область ранее принадлежала Валахии, но была включена в Молдавию в конце 14 века. Из-за поражения Молдавии во время гражданской войны регион вновь вернулся к Валахии. Килией одно время совместно правили Венгрия и Валахия.

Международная обстановка

В 1462 году Штефан послал письмо своему двоюродному брату, князю Валахии Владу III, прося его вернуться обратно в Килию Молдавии; Влад III что, скорее всего, отказался.. 22 июня, когда Влад сражался с султаном Мехмедом II в Османской империи, Штефан начал атаку на Килию, с турецкой помощью, с целью захвата крепости. Валахи вместе с венгерским гарнизоном бросились в атаку с 7000 воинами, сражение с молдаванами и турками длилось в течение восьми дней. Турки были разбиты и Штефан был ранен осколком — рана, которая могла бы ускорить его смерть. В 1465, когда Влад III Цепеш был заключен в тюрьму в Венгрии, Штефан снова подошел к Килии с большой силой, но вместо того, чтобы осадить крепость, он показал гарнизону, что его поддерживает польский король, с помощью письма в котором король требует, чтобы они сдали крепость. Гарнизон выполнил требование короля и Штефан вступил в крепость в сопровождении польских войск, где он нашел «своих двух капитанов, пьяными, ибо они были на свадьбе». Мехмед был в ярости о новостях и утверждал, что Килия это часть Валахии, которая в настоящее время была вассалом Османской империи, и потребовал Штефана отказаться от Килии. Тем не менее, Штефан отказался от требований Мехмеда, и набрал армию, заставляя Мехмеда, который еще не был готов к войне, принять ситуацию, хотя бы только на время. Длугош напоминает, что в начале своего правления, Штефан реформировал свою армию за счет расширения прав для мужчин на ношение оружия:

Законы Штефана были настолько строгими, что ни одно преступление не остается безнаказанным, и люди теперь подчиняться его воле. Он настаивает, что не только дворяне и знать должны носить оружие, но, что фермеры и сельские жители пусть делают то же самое, для каждого есть обязанность защищать своё отечество. Если воевода узнает, что крестьянин не имеет оружия, преступник будет приговорен к смертной казни.

В 1466 году, Штефан получил обратно крепость Хотин от Польши в дипломатической битве, но в том же году, Корвин стал в плохих отношениях с королём Польши, Казимиром IV Ягеллоном, Большим разочарованием венгерского короля было то, что Молдавия стала польским вассалом. Через год, в 1467 году, местные жители Трансильвании начали восстание, которое Корвин с большим трудом подавил. Позже он узнал, что Штефан поддерживал мятежников, — вероятно, для того чтобы найти и убить Арона, своего претендента на престол. Длугош пишет в своих анналах, что в 1467 году, некто «Берендей» пошёл к Корвину и обещал сделать Молдавию вассалом Венгрии, если король, в свою очередь сделает его князем Молдавии. Это версия была осуждена румынским историком Николае Йорга, который утверждал, что Корвин начали вербовку войска и взял Арона с ним, чтобы посадить его на молдавский престол. Это оспаривается Длугошом, который в Historiae Polonicae, добавляет, что Корвин привез с собой как Арона и Берендея, неизвестно, которого король считает более достойным молдавского престола.

Подготовка к войне

Венгры собрали армию численностью 40 000, многие из которых были набраны из Трансильвании. Многие рыцари и венгерские аристократы идут в войско, одним из них является Микоша IV Батори. С ними они повезли 500 пушек и другую тяжелую осадную технику. Молдаване, будучи в меньшем количестве и видя, что венгры были полны решимости вести войну, начали эвакуацию населения близких к венгерской границе и блокировали просеки в лесах и дороги.

Битва

Венгры выступили в середине октября и достигла области Молдавии в начале ноября, проходя вблизи Бакэу. 19 ноября, венгры прибыли к реке Тротуш, где они встретили некоторое молдавские сопротивление, но Корвин, для обеспечения «лояльности своих войск, в пределах его усилия избегает сражений, защищаясь от внезапных нападений и засад, но сам же лишен возможности нападения».

Венгры направились к Бакэу, который они сожгли, а затем они продолжали оставаться там в период с 29 ноября и 7 декабря. Согласно летописи, Штефан отправил послов вести переговоры, чтобы заключить мирный договор, но две фракции не смогли договориться и война продолжалась. Венгры начали резню населения. После трех дней похода и грабежей, они достигли Байя, где Корвин встретился с венгром по имени на имя Sythotus, который открыл ему молдавское позиции, их численность, и их план нападения до наступления сумерек. Молдаване были лагерем дальше на север, между рекой Молдовой и холмом Şomuz. Корвин приказал укрепить город «валами, рвами и кольцами повозок», всем солдатам сказали, чтобы были готовыми к бою, и охранники были направлены в стратегические точки.

В докладе упоминается, что сам Штефан был захвачен венграми 14 декабря, но, что ему удалось обмануть их в его освобождения. Когда сумерки наступили, Штефан послал меньшие отряды, которые обстреливают город в трех разных местах: после этого, во время шума и беспорядка Штефан приказал своим людям спешиться и вскоре после того как они начали свою атаку. В описаниях битвы сказано, что огонь сделал ночь светлой как день, и что многие венгры сгорели в этом огне. Две армии начали сражение у ворот города, а затем продолжались боевые действия на улицах. «С таким гневом, что ничто не может рассматриваться как более ужасное, чем это». Молдаване одержали верх в битве и начали новую атаку против королевской гвардии, которая состояла из 200 хорошо вооруженных рыцарей, аристократов и Корвина. Многие молдаване были убиты в результате беспорядков, последовавших, когда Батори и остальные рыцари пытались защитить вход на рынок. Корвин был ранен тремя стрелами в спину и «проводится с поля боя на носилках, чтобы избежать его попадания в руки врага». "

Отступая венгерская армия, на пути в Трансильванию, была остановлена блокадой; там они решили похоронить 500 пушек и другие сокровища, так что молдаване не смогли бы захватить их. По словам Длугоша, Корвин сбежал от одного молдаванина из-за помощи другого молдаванина, которого Штефан разыскал и казнил за предательство. Молдавско-немецкие хроники повествуют, что кто-то именем Исаия помешал кавалерийской атаки, которая бы заблокировала путь для венгерского отступления, он и другие были казнены. Около 10 000 венгров, как сообщается, были убиты, большинство из дворян бежали с их королём. Венгерская летопись упоминает 7000 жертв молдаван. Эта летопись является спорной, хотя бы, потому что венгры не имели возможности для расчета числа погибших врага. Конфликт по времени, с венгерского вторжения и отступления, занял около сорока дней.

Последствия

Некоторые из венгерских штандартов, которые были захвачены с «огромной добычей палаток, вагонов и оружия», были направлены Казимиру как доказательство победы Штефана. По возвращении в Брашов на Рождество, Корвин отомстил людям за нелояльность, пытая их до смерти; после этого он оштрафовал трансильванцев на сумму в 400 000 флоринов, которые они должны были заплатить сразу в золоте. На эти деньги он нанял армии иностранных наемников, которые окажутся более лояльными к нему. В 1468, Штефан провел кампанию в Трансильвании, нашел Арона и казнил его. Штефан и Корвин позже заключили мирный договор и стали союзниками. В 1475 году Корвин направил 1800 солдат, которые помогали Штефану в еще одном сражении Васлуйская битва .

Ссылки

• Cârciumaru, Radu. Vlad Ţepeş şi Ştefan cel Mare — prieteni sau duşmani? Magazin Istoric, January 2004.
• Długosz, Jan. The Annals of Jan Długosz ISBN 1-901019-00-4
• Florescu, R. Radu; McNally, T. Raymond. Dracula: Prince of many faces — His life and his times ISBN 978-0-316-28656-5
• Iorga, Nicolae. Istoria lui Ştefan cel Mare, 1904 (new edition 1966), Bucharest.
• [www.stefancelmare.ro/izvoare.htm Sfântul Voievod Ştefan cel Mare], Chronicles. [[:ro:{{{1}}}|{{{1}}}]]
  • Letter of Stephen to Casimir, January 1, 1468;
  • Bonfinius, Antonius. Historia Pannonica ab Origine Gentis AD Annum 1495
  • Descrierea Călătoriei lui Ercole Dalmatul în Transilvania si în Moldova
  • Długosz, Jan. Historiae Polonicae, Leipzig 1712
  • Isthuanffius (Istvánffy), Nicolaus. Regni Hungarici Historia
  • Stryjkowski, Maciej; Bielski. Kronika Polska
  • Miechowski, Maciej. Chronica Polonorum.
  • Wapowski, Bernard. Chronicorum […]Partem Posteriorem
  • Moldavian-German Chronicle, The
• Spinei, Victor. Moldavia in the 11th-14th Centuries, 1986 Editura Academiei Republicii Socialiste România

Отрывок, характеризующий Битва у Байи

– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.