Битва у Рябой Могилы
| Битва у Рябой Могилы | |||
| Основной конфликт: Русско-турецкая война (1768—1774) | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа России | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва у Рябой Могилы — сражение, состоявшееся 17 (28) июня 1770 года в ходе русско-турецкой войны в районе кургана Рябая Могила. Русская армия численностью до 38 тысяч человек под руководством генерала П. А. Румянцева нанесла поражение превосходящим турецко-татарским силам (до 70 тысяч человек) под командованием хана Каплан-Гирея.
Содержание
Ход сражения
К маю 1770 года корпус генерала Н. В. Репнина понёс тяжёлые потери от эпидемии чумы и с трудом оборонялся у Рябой Могилы от окружившей его крымской конницы. Румянцев выступил на помощь Репнину и, после соединения, 17 июня начал бой.
Согласно реализованному плану Румянцева, русская армия была разделена на несколько отдельных отрядов, атаковавших войска Каплан-Гирея одновременно с нескольких сторон. Наступление Румянцева поставило крымско-турецкий лагерь под угрозу окружения и заставило хана отступить к реке Ларга, потеряв при этом 400 человек. Русская армия потеряла лишь 46 солдат.
Значение сражения
Несмотря на незначительный масштаб самого сражения, оно стало известно из-за применённых Румянцевым тактических новинок, которые он успешно применял впоследствии в ходе эффектных побед при Ларге и Кагуле.
Румянцев впервые в ходе степных походов русской армии применил дивизионное каре: до этого русские полководцы (Б. К. Миних) использовали единое армейское каре. Для повышения мобильности Румянцев также прекратил использование заградительных рогаток, используя вместо них для прикрытия пехоты артиллерию.
В итоге этих нововведений боевой порядок стал более манёвренным, облегчая наступление.
Напишите отзыв о статье "Битва у Рябой Могилы"
Литература
- Николай Шефов. Битвы России. Военно-историческая библиотека. М., 2002.
Ссылки
- [www.imha.ru/1144535979-ryabaya-mogila.html#.U1x2Q_m6imt Сражение при Рябой могиле]
Отрывок, характеризующий Битва у Рябой Могилы
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
