Бихар аль-анвар

Бихар аль-анвар (ар.: بحار الانوار) — в переводе с арабского «Моря светов» — фундаментальная шиитская энциклопедия хадисов, составленная Мухаммадом Бакиром Маджлиси на основе предшествующих фундаментальных сборников (таких, как «Аль-Кафи» аль-Кулайни, «Ман ла йахдуруху-ль-факих» шейха Садука, и «Аль-Истибсар» и «Тахзиб аль-ахкам» шейха ат-Туси), а также с использованием иных, не вошедших в эти своды хадисов.

Автор разделил энциклопедию на 25 томов, в печатном же варианте «Бихар аль-анвар» занимает 111 томов. Она включает в себя высказывания и истории из жизни людей, которые в шиизме почитаются как 14 непорочных: пророка Мухаммада, Фатимы Захры и двенадцати имамов.

Автор

Алламе Мухаммад Бакир Маджлиси (1627—1699 гг. н. э.) был выдающимся шиитским учёным эпохи Сефевидов, обладавшим влиянием при дворе двух шахов из этой династии — Солеймана Сефи (правил в 1666—1694 гг. н. э.) и Султана Хосейна (1694—1722). Маджлиси внёс огромный вклад в дело распространения шиизма среди иранцев. Помимо энциклопедии «Бихар аль-Анвар», его перу принадлежат десятки других работ на арабском и персидском языке, в том числе и многочисленные комментарии к хадисам.

Содержание энциклопедии

Свод «Бихар аль-анвар» изначально был разделён на 25 томов, в каждом из которых собраны хадисы на какую-то определённую тему.

Предисловие (1 том в современном печатном издании)

Во введении к своему труду Алламе Маджлиси перечислил источники, с которыми он работал при составлении данного свода, попутно разъясняя используемую им терминологию.

Том первый (2 и 3)

«Книга разума и невежества». Она посвящена описанию достоинств познания и высокого положения учёных. Многие базовые принципы джафаритской юриспруденции выведены именно из тех хадисов, которые содержатся в данном томе. В частности, это отвержение кияса, активно используемого в суннитских мазхабах (в том числе и в ханафитском) — на эту тему существует много хадисов от шестого имама шиитов Джафара ас-Садика, упрекавшего Абу Ханифу в использовании кияса.

Том второй (3 и 4)

«Книга Таухида». В ней приводятся хадисы о Божественных атрибутах, как позитивных, так и негативных (за исключением имени «Справедливый»), а также о прекрасных именах Аллаха. В ней также содержатся высказывания двенадцати имамов о единобожии, книга Муфаддаля ибн Умара о Таухиде и трактат под названием «Ахлилджах», приписываемый шестому имаму шиитов Джафару ас-Садику.

Том третий (5-8)

«Книга о справедливости и Божественном провидении». В ней приводятся хадисы о свободе воли и предопределении, руководстве и заблуждении, испытаниях и естественном ходе событий, о том завете, который Аллах заключил с душами людей до сотворения мира, о покаянии, о философии шариата, о предвестниках смерти, промежуточном состоянии (барзах) между смертью и воскресением, о страхе в барзахе и в Судный день, о заступничестве (шафаат), о тех путях, которые ведут человека в рай (джаннат) или в ад (джаханнам).

Том четвёртый (9 и 10)

Книга посвящена аргументации и доводам в защиту ислама, использовавшейся пророком Мухаммадом, двенадцатью имамами и некоторыми из ведущих учёных. Том также включает в себя полный текст «Книги Али ибн Джафара ас-Садика».

Том пятый (11-14)

В нём рассказываются истории всех пророков — от Адама до Мухаммада, равно как и приводятся хадисы об их непогрешимости и о непререкаемой авторитетности всех их решений.

Том шестой (15-22)

Содержит в себе полную историю жизни пророка Мухаммада, начиная с рождения, и заканчивая сведениями о потомках. В этом томе также собраны хадисы о чудесной природе Корана, а также жизнеописания самых праведных сподвижников Мухаммада — таких, как Абу Зарр аль-Гифари, Микдад ибн Асвад, Аммар Ясир, Салман аль-Фариси и др.

Том седьмой (23-27)

В хадисах, приведённых в данном томе, освещаются различные аспекты жизни двенадцати имамов: обстоятельства рождения и связанные с этим знамения, познания имамов и признаки их превосходства, их нрав и манеры их детей. В данном томе также цитируются те коранические аяты, в которых говорится об имамах Ахл аль-Бейт, а также хадисы о необходимости любви и преданности имамам. В конце тома приводятся некоторые рациональные доводы шейха Муфида и шейха ат-Туси в пользу превосходства двенадцати имамов.

Том восьмой (28-34)

В этом томе излагаются исторические события, развернувшиеся после смерти пророка Мухаммада. В частности, в нём подробно описывается эпоха правления трёх последующих халифов — Абу Бакра, Умара и Усмана, приводятся данные о войнах Джамаль, Сиффин и Нахраван, а также об уроне, нанесённом Муавией приграничным районам Ирака. В этой части «Бихар аль-Анвар» также содержатся стихи имама Али ибн Абу Талиба, а также комментарии к некоторым из его писем.

Том девятый (34-42)

В данном разделе приводится биография первого имама шиитов Али ибн Абу Талиба, начиная с момента рождения и вплоть до мученической смерти. Эта биография также включает в себя также подробные данные о жизни отца имама Али Абу Талиба, а также истории жизни сподвижников Али ибн Абу Талиба. Сюда же включены хадисы о том, что непорочных имамов — двенадцать.

Том десятый (43-45)

В нём приведены биографии дочери пророка Мухаммада Фатимы Захры и двух её сыновей Хасана и Хусейна — второго и третьего имамов шиитов. В томе также описывается восстание аль-Мухтара ас-Сакафи, поднятое им ради отмщения за убийство имама Хусейна при Кербеле.

Том одиннадцатый (46-48)

В этом разделе собраны биографии четырёх последующих шиитских имамов: имама Али ибн аль-Хусейна Зайн аль-Абидина ас-Саджада, имама Мухаммада аль-Бакира, имама Джафара ас-Садика и имама Мусы аль-Казима. Жизнеописание имамов включает в себя подробный отчёт об их детях и сподвижниках.

Том двенадцатый (49-50)

В этом томе приведены биографии восьмого, девятого, десятого и одиннадцатого имамов: Али ибн Мусы ар-Риды, Мухаммада ибн Али аль-Джавада, имама Али ибн Мухаммада аль-Хади и имама Хасана аль-Аскари, вкупе со сведениями об их детях и сподвижниках.

Том тринадцатый (51-53)

Содержит в себе жизнеописание имама аль-Махди и доводы в пользу его сокрытия, долгой жизни и грядущего возвращения.

Том четырнадцатый (53-63)

Включает в себя многочисленные хадисы о небесах, о мире, о Хранимой скрижали, о каламе, о престоле Аллаха (арш), о завесе (хиджаб), отделяющей мир от Аллаха. В них приводятся доводы в пользу сотворения небес и земли, планет, звёзд, джиннов, ангелов и их воинств; содержится описание земли, её элементов, мира живого, камней и минералов, миров растений и животных, их видов и особенностей. Здесь же приводятся заповеди для охоты и ритуального забоя скота, предписания касательно дозволенной и запрещённой еде, правила приёма пищи. Описываются преимущества медицины, полезные свойства разных овощей и фруктов, целебные свойства трав. Том также включает в себя географический обзор разных городов и регионов, гор, пустынь, морей, земного ландшафта. Кроме того, в этот раздел входят две книги под названием «Медицина Пророка» и «Медицина имама Резы», приписываемые пророку Мухаммаду и восьмому имаму шиитов Али ибн Мусе ар-Ризе.

Том пятнадцатый (63-72)

• «Книга веры и неверия». Хадисы, характеризующие истинно верующего мусульманина и его манеры, а также неверующих и плохие манеры. Эта часть «Бихар аль-анвар» включает в себя следующие разделы:
• Условия веры. Манеры подлинных шиитов и присущие им свойства (тома 64-65).
• Прекрасные манеры как путь к спасению (тома 66-68).
• Плохие манеры. Неверие и его разновидности (тома 69-70).
• Нормы поведения в обществе (тома 71-72).

Том шестнадцатый (73)

Включает в себя хадисы об этикете поведения, надлежащих манерах и привычках, необходимости поддержания себя в чистоте, о макияже, использовании духов и ароматических масел, о тех местах, посещать которые желательно, и о тех, которых следует сторониться, о действиях, желательных перед отходом ко сну и при пробуждении, о запретах во время путешествий и грехах. Том содержит хадисы обо всех видах уголовных наказаний, присутствующих в шариатском праве согласно фикху Ахл аль-Бейт.

Том семнадцатый (74-76)

В этой части приводятся толкования Божественным предупреждениям в Коране, равно как и советы и афоризмы пророка Мухаммада и двенадцати имамов Ахл аль-Бейт. Том также включает в себя трактат Муфаддаля ибн Умара, адресованный шиитам, и история «Болухар и Базасеф».

Том восемнадцатый (77-88)

Этот том разделён на две части:

1. Хадисы о ритуальной чистоте и связанных с этой темой вопросах.
2. Описание намаза и его составляющих. Сюда, в частности, включён труд Шадана ибн Джибриля Кумми под названием «Изахат аль-Иллах», посвящённый методам определения киблы; а также приводятся специальные салаваты (благословения пророку Мухаммаду и Ахл аль-Бейт), рекомендованные в те или иные дни недели, и описание праздничных молитв в день Ид аль-фитр и Ид аль-адха, молитв по случаю стихийных бедствий (салят аль-аят) и в случае просьбы об исполнении особых нужд (салят аль-хаджат).

Том девятнадцатый (89-92)

Он также включает в себя две части:

1. Этикет чтения Корана, правила (таджвид) и награда за чтение Корана; чудеса Корана и полное его толкование за авторством ан-Нумани.
2. Мольбы (дуа), этикет их вознесения, мольбы, рекомендованные в определённые дни недели, месяца или года; обереги с кораническими аятами и мольбы (дуа) как средство от исцеления от физических недугов. Сюда же входит писание пророка Идриса (Еноха).

Том двадцатый (93-95)

Посвящён исламским налогам — таким, как закят, хумс и прочие виды милостыни. Сюда же включены хадисы о правилах соблюдения поста в месяц Рамадан и о рекомендованных (мустахаб) в течение года актах поклонения.

Том двадцать первый (96-97)

В этом томе собраны хадисы о ритуалах хаджа и умры (малого паломничества), а также о Мединской общине, джихаде и борьбе (мурабата), повелении одобряемого (аль-амр би-ль-мааруф) и запрете зла (ан-нахи ани-ль-мункар).

Том двадцать второй (97-99)

Включает в себя хадисы об этикете зиярата к двенадцати имамам, включая «Книгу Мазара» о том, как приветствовать их.

Том двадцать третий (100—101)

Здесь собраны хадисы о правилах заключения договоров о найме на работу, торговых сделках, норм, регулирующих возврат долгов, бракоразводный процесс и т. д.

Том двадцать четвёртый (101)

В этом томе содержатся хадисы об имущественных отношениях, процедуре наследования, воздаянии за убийство и нанесение телесных повреждений (кисас), а также о денежных компенсациях.

Том двадцать пятый (102—107)

В последний том Алламе Маджлиси включил библиографию, то есть перечень книг, из которых приводятся хадисы, и имён авторитетных шиитских учёных, на которых он ссылается.

Источники

• www.imamreza.net/eng/imamreza.php?id

Отрывок, характеризующий Бихар аль-анвар

Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.