Бихерис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бихерис
IV династия
Древнее царство

Фрагмент известнякового блока с неразборчивым именем в картуше, которое можно интерпретировать как Бака
G39N5
 

личное имя

как Сын Ра
G29D28Z1
Бака
B3 k3
E10D28Z1
Бака
B3 k3
E20D28Z1
Сетка
St. k3
Туринский список (№III./13)
HASHHASHV11AG7HASHM4X1
N33
HASH
Сохранилась только идеограмма фараона, представляющую собой голову Гора[1]
древнегреческое имя по Манефону Бихерис

Бихерис — эллинизированная форма имени египетского фараона, правление которого относится к IV династии (Древнее Царство).

Его имя известно только из «Египтики» Манефона.

По мнению большинства египтологов его имя на египетском языке могло звучать Бака. Однако точного изображения имени фараона в картуше не найдено, и в настоящее время египтологи обсуждают его историчность и хронологическую привязку.





Идентификация

Имя Бихерис встречается у Юлия Африкана, который приводит фрагмент из «Египтики» Манефона. Согласно ему Бихерис был сыном фараона «Суфиса II» (Хафра), который правил 22 года. Однако каких-то достоверных археологических свидетельств существования такого фараона не существует, поэтому существует версия, что такого фараона не существовало, а имя Бихерис (Бака) появилось в результате недопонимания надписей. В частности, на каменной плите в Вади-Хаммамат на Синайском полуострове между именами фараонов Хафра и Менкаура написано имя в картуше, которое читается «Баэфра». При этом достоверно установлено, что у фараона Хуфу был сын по имени Баэфра, однако он во всех надписях назван «сын царя» и фараоном не был. Также по ошибке в картуше было размещено имя принца Ходжедефа.

В Туринском царском списке между именами фараонов Хафра и Менкаура присутствует имя ещё одного фараона, однако оно сильно повреждено, причём стёрлась также и продолжительность правления. Также между именами Хафра и Менкаура присутствует одно имя в Саккарском царском списке, однако и оно совершенно нечитаемо.

В 1910 году в Завиет эль-Ариане была обнаружена незавершённая пирамида. В ней были обнаружены написанные чёрной краской надписи. На одной из ни можно было распознать имя, которое заканчивается на -Ka, однако первый иероглиф прочитать невозможно. Алессандро Барсанти сделал не факсимиле, а небрежную зарисовку, в результате чего иероглиф невозможно распознать.

Египтологи Юрген фон Бекерат и Джордж Рейснер высказали гипотезу, что пирамида предназначалась для сына фараона Раджедефа. Первый символ по их мнению был изображением барана и читался как Ба. Соответственно, имя полностью звучало Бака. Беккерат также предположил, что в момент восхождения на трон Бака изменил своё имя на Бакара, однако внезапно умер, в результате чего пирамида так и осталась недостроенной.

В то же время другой египтолог, Эйдан Додсон, предположил, что нечитаемый иероглиф представлял собой сидящее животное в виде Сета. Он прочитал имя как Сетка и предположил, что пирамида строилась для принца Сетка, младшего сына фараона Хуфу.

Правление и хронология

Согласно Манефону, фараон Бихерис правил 22 года. Однако по мнению египтологов эта цифра завышена или неправильно истолкована. В Туринском папирусе информация о сроке правления не сохранилась. Поскольку археологических свидетельств о фараоне нет, то, по мнению египтологов, если такой фараон действительно существовал, то правил он недолго. Юрген фон Бекерат отводит для его правления 7 лет, Вольфганг Хельк — 2 года, Питер Джаноси — несколько месяцев.

Также не совсем ясно правильное положение Бихериса в хронологии правления IV династии. Согласно Саккарскому списку между Хафра и Менкаура правил один фараон, однако его имя сильно повреждено. Предположительно оно могло звучать Ба(у)эфра. Кроме того, после Шепсескафа до первого фараона V династии Усеркафа показано 2 имени. Первое имя — по мнению египтологов принадлежит фараону Тамфтису (Джедефптах). Второе же имя для египтологов в настоящее время является загадкой. Манефон относит правление фараонов Раджедефа и Бихериса после Менкаура, однако это противоречит археологическим данным.

В настоящее время доказано, что Раджедеф (Джедефра) правил между фараонами Хуфу и Хафра. Соответственно, большинство египтологов размещают правление Бихериса между правлением Хафра и Менкаура, однако он мог править и между Тамфтисом и Усеркафом.

Напишите отзыв о статье "Бихерис"

Примечания

  1. Alan H. Gardiner: The royal canon of Turin. page 16, table II.

Литература

  • Schneider Thomas. Lexikon der Pharaonen. — Düsseldorf: Albatros, 2002. — ISBN 3-491-96053-3.
  • Jürgen von Beckerath. Chronologie des pharaonischen Ägypten: Die Zeitbestimmung der ägyptischen Geschichte von der Vorzeit bis 332 v. Chr. — Mainz: Verlag Philipp von Zabern, 1997. — XIX + 244 p. — (Münchner Ägyptologische Studien, Band 46). — ISBN 3-8053-2310-7.
  • Jürgen von Beckerath. Handbuch der ägyptischen Königsnamen. — München/Berlin: Deutscher Kunstverlag, 1984. — ISBN 3-422-00832-2.
  • Hawass Zahi. Die Schätze der Pyramiden. — Augsburg: Weltbild, 2003. — ISBN 3-8289-0809-8.
  • Stadelmann Rainer. Die ägyptischen Pyramiden. — Mainz: von Zabern, 1985. — ISBN 978-3-534-09403-5.
  • Stadelmann Rainer. Die großen Pyramiden von Giza. — Graz: Akademische Druck- u. Verlagsanstalt, 1990. — ISBN 3-201-01480-X.
  • Verner Miroslav. Die Pyramiden. — Reinbek: Rowohlt, 1999. — ISBN 3-499-60890-1.
  • Dodson Aidan. On the date of the unfinished pyramid of Zawyet el-Aryan // Discussion in Egyptology. — Oxford, 1985. — № 3.
  • Dodson Aidan, Hilton Dyan. The Complete Royal Families of Ancient Egypt. — London: The American University in Cairo Press, 2004. — ISBN 977-424-878-3.
  • Verner Miroslav. Archaeological Remarks on the 4th and 5th Dynasty Chronology // Archiv Orientální. — Prag, 2001. — Bd. 69,. — S. 363–418.
  • Wildung Dietrich. Die Rolle ägyptischer Könige im Bewußtsein ihrer Nachwelt. Teil I: Posthume Quellen über die Könige der ersten vier Dynastien. — München/Berlin: Deutscher Kunstverlag, 1969. — (Münchener Ägyptologische Studien, Bd. 17).


Отрывок, характеризующий Бихерис

– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.