BP

Эта статья о корпорации; об отсчёте дат «до настоящего времени» см.: BP (летоисчисление).

«Би-Пи»
Тип	Публичная компания
Листинг на бирже	LSE: [www.londonstockexchange.com/exchange/prices-and-news/stocks/prices-search/stock-prices-search.html?nameCode=BP BP], NYSE: [www.nyse.com/quote/XNYS:BP BP]
Основание	1909
Расположение	Великобритания Великобритания: Лондон
Ключевые фигуры	Карл-Хенрик Сванберг (председатель совета директоров) Роберт Дадли (главный управляющий)
Отрасль	Добыча, переработка нефти и газа
Оборот	$386,46 млрд (2011)
Операционная прибыль	39,81 млрд (2011)
Чистая прибыль	$25,70 млрд (2011)
Активы	$284.3 млрд (2015)
Число сотрудников	79 700 (2011)
Сайт	[www.bp.com www.bp.com]

К:Компании, основанные в 1909 году

«Би-Пи» (BP plc, до мая 2001 года — British Petroleum) — британская нефтегазовая компания, вторая по величине публично торгующая нефтегазовая компания в мире. По состоянию на 2009 год компания занимала 4 место в Fortune Global 500. Штаб-квартира компании расположена в Лондоне.

История

Основатель компании «Бритиш петролеум» — британский предприниматель Уильям Нокс Д’Арси (1849—1917). В мае 1901 года он получил одобрение персидского правительства на поиск и добычу нефти. Главным инженером по поиску нефти Д’Арси нанял Джорджа Рейнольдса. В первые годы компания не добилась результатов. Столкнувшись с отсутствием квалифицированного персонала, отношением со стороны местных жителей, а также недостаточной поддержкой персидского правительства, финансовые ресурсы компании пошатнулись. В 1905 году компания Burmah Oil инвестировала в дальнейшие поиски нефти в Персии.

Появление Anglo-Persian Oil Company

Первым успешным месторождением стали нефтяные поля Машид и Сулейман, в юго-западной части Персии в мае 1908 года. Уже в 1909 году была сформирована Англо-персидская нефтяная компания (англ. Anglo-Persian Oil Company). Компании Burmah Oil принадлежало 97 % акций. Остальными акциями владел первый председатель компании, лорд Страткона. Д’Арси занимал в компании пост директора, но существенно не влиял на дальнейшее развитие Anglo-Persian Oil Company.

Впоследствии процесс поиска был возложен на Чарльза Гринвэя. В 1910 году Гринвэй занял пост директора, а в 1914 стал председателем. В том же году компания оказалась на грани банкротства. Основные сложности возникли со сбытом. Рынок индустриальных масел был уже поделен между американскими и европейскими производителями, а рынок топлива был все ещё в зачаточном состоянии. Гринвэй избежал попадания Англо-Персидской компании под влияние Royal Dutch Shell путём подписания взаимовыгодного соглашения с Британским правительством.

Приобретение «Бритиш петролеум» и расширение рынка сбыта

Дальнейшее расширение происходило в течение десятилетия после окончания Первой мировой войны. Были введены новые методы маркетинга, например расфасовка бензина в двухгалонные банки. Англо-Персидская компания реализовывала свои продукты также в Иране и Ираке; создала международную цепь морских станций бункеровки и в 1926 начала продавать авиационное топливо. Запускались новые, значительно меньшие, чем завод в Абадане, нефтеперегонные заводы в Llandarcy в Южном Уэльсе в 1921 году, Шотландии в 1924 году. Кроме того, компания владела большей частью французского нефтеперегонного завода в Courchelettes.

Такие действия существенно повлияли на бизнес-структуру компании. Более 80 % активов компании приходились на месторождения в Персии, а после 1917 года половина основного капитала компании приходилась на систему дистрибьюции и танкерный флот.

Лавинообразное распространение автомобилей в Америке и Европе положительно повлияло на деятельность компании. К 1925 году число бензоколонок с логотипом BP достигло шести тысяч (в 1921 их было всего 69).

В 1935 году компания была переименована в Англо-Иранскую.

В послевоенные годы компания начинает внедряться в нефтехимическую отрасль. Соглашение с компанией Distillers в 1947 году привело к образованию совместной компании, ставшей позднее известной, как British Hydrocarbon Chemicals. Второй нефтехимический комплекс был построен в Баглан Бэй (Baglan Bay) в Южном Уэльсе в 1961 году.

Конфликт с Ираном и освоение западного полушария

Хрупкое равновесие на Ближнем Востоке было нарушено, и в Иране нефтяная промышленность была национализирована. Лишь спустя три года переговоров конфликт был урегулирован путём создания консорциума нефтяных компаний. К 1954 году компания была переименована в British Petroleum Company и имела в своем портфеле 40 % акций консорциума.

К этому времени компания приобрела свой первый завод по производству смазочных материалов в Дюнкерке (Франция). Спустя несколько лет завод стал производить первое в Европе всесезонное масло BP Visco Static.

С целью сокращения зависимости от ближнего Востока компания «Би-Пи» занялась поиском и разработкой месторождений западного полушария. Существенную роль для компании сыграло открытие крупных месторождений углеводорода в Северном море и Аляске. В 1965 году было обнаружено газовое месторождение Вест Соул (West Sole), разработка которого началась два года спустя. Поиск нефти распространяется севернее, и в 1970 году «Би-Пи» обнаруживает месторождение Фортис (Forties field) первое крупное месторождение, найденное в пределах Великобритании.

В семидесятые и восьмидесятые годы компания потерпела ряд крупных неудач в связи с падением цен на нефть в 1973 и 1980 годах. В 1979 году активы компании в Нигерии были национализированы, также сократились поставки из Кувейта. События 1970-х отразились на всей нефтяной индустрии. Тем не менее, благодаря большой инвестиционной программе за пределами Среднего Востока, компания показала, что может выживать, также, как она сделала это в Иране в 1951 году.

С начала 1980-х годов «Би-Пи» начала разработку множества нефтяных и газовых месторождений в Северном море. Среди них в секторе Великобритании можно назвать: Магнус (Magnus) в 1983, газовое месторождение Вилледж (Village) в 1988, Миллер (Miller) в 1992 и Брюс (Bruce) в 1993 и, в Норвежских водах, Ула (Ula) в 1986 и Гида (Gyda) в 1990. На Аляске, тем временем, строительство 800-мильного Трансаляскинского нефтепровода позволило запустить месторождение Прудо Бэй в 1977. В 1981, начинается производство нефти на месторождении Купарук (Kuparuk), и к концу от 1987 началось самое первое непрерывное коммерческое производство нефти из прибрежной области в Арктике, когда было приобретено месторождение Эндикот (Endicott).

В середине 1970-х годов компания начала активно инвестировать средства в непрофильные сферы деятельности: информационные технологии, добыча минералов, угольный бизнес, продукты питания, пищевая промышленность, корм для животных, предметы личной гигиены.

В 1987 году компания приобрела BritOil и Standard Oil. В конце 1990-х годов в состав «Би-Пи» вошли компании Amoco, ARCO, Castrol и Aral.

В 1989 году был изменён логотип «Би-Пи», и началась кампания, направленная на утверждение тождества между «Би-Пи» и зелёным цветом, преобладающем на новом логотипе. Дальнейшая деятельность стала осуществляться под трендами здравоохранения, безопасности и заботы об окружающей среде.

Собственники и руководство

95% акций компании находится (по данным на январь 2011 года) в свободном обращении.

5 % акций с 2011 года находятся в собственности компании Роснефть.

Председатель совета директоров — швед Карл-Хенрик Сванберг (также является председателем совета директоров концерна Volvo). Главный управляющий — Роберт Дадли.

Бывший главный управляющий компании — лорд Джон Браун — покинул свой пост вследствие сексуального скандала в начале мая 2007 года.

Деятельность

Компания ведёт добычу нефти и газа во многих уголках земли, как на суше, так и на шельфе. Доказанные запасы «Би-Пи» на 2009 год составляли 1,4 млрд т жидких углеводородов, 1,26 трлн м³ природного газа.

«Би-Пи» владеет нефтеперерабатывающими и нефтехимическими мощностями, сетью АЗС, выпускает масла под маркой Castrol. Также компании принадлежат доли в 10 газопроводах и пяти регазификационных терминалах в Северном море. Кроме того, компания владеет 47%-ной долей в газопроводе на Аляске, а также несколькими приёмными терминалами для сжиженного природного газа в Мексиканском заливе.

У компании есть подразделение BPSolar, занимающееся производством и установкой фотоэлектрических элементов.

«Би-Пи» — один из основных игроков водородной энергетики. Компания строит водородные заправочные станции, поставляет для них водород. Участвует в различных водородных демонстрационных проектах по всему миру.

Показатели деятельности

Добыча в 2009 году составила 126,8 млн т жидких углеводородов. Выручка компании за 2009 год составила $239,3 млрд, чистая прибыль — $16,58 млрд.

«Би-Пи» в России

«ТНК — Би-Пи»

В России до марта 2013 года компания являлась совладельцем нефтяной компании ТНК-BP. Автозаправочные станции, работающие под маркой «Би-Пи», принадлежали именно «ТНК — Би-Пи».

В 2008 году в компании «ТНК — Би-Пи» произошёл внутренний конфликт, в результате которого президент и генеральный директор компании Роберт Дадли был вынужден покинуть свой пост.

Несостоявшееся поглощение «Роснефтью»

В январе 2011 года «Би-Пи» и российская государственная нефтяная компания «Роснефть» сообщили о создании совместного предприятия, которое займётся разработкой шельфовых нефтегазовых месторождений Карского моря («Роснефти» в нём будет принадлежать 66,67 %, BP — 33,33 %). Также компании договорились об обмене акциями (российская компания получит 5 % обычных голосующих акций в BP, а британская — 9,5 % акций «Роснефти»). Сделка получила неоднозначную оценку комментаторов. Так, представитель инвестиционного банка Barclays Capital назвал её проявлением взаимного доверия сторон. С другой стороны, критики отмечали сомнительную юридическую чистоту сделки. Влиятельный британский еженедельник The Economist, использовал слова скупка краденного, напоминая, что в судах находятся иски акционеров «Юкоса» к российскому правительству на сумму, превышающую $100 млрд.

26 января 2011 года «Би-Пи» и «Роснефть» подписали в Давосе рамочное соглашение о стратегическом партнёрстве.

Российские совладельцы ТНК-BP (в ней 50 % принадлежит BP, а ещё 50 % — консорциуму ААР, включающему «Альфа-групп», Access Industries и «Ренову») подвергли критике сделку BP с «Роснефтью», указав на то, что по условиям соглашения с BP, британская компания должна была не оставлять акции «Роснефти» у себя, а предложить их ТНК-BP. Глава BP объяснил данное отклонение от соглашения тем обстоятельством, что новый альянс нацелен на разработку подводных месторождений, тогда как ТНК-BP развивает преимущественно добычу нефти на суше. Позднее российские акционеры ТНК-BP обратились в Лондонский суд с иском о приостановлении сделки между BP и «Роснефтью». 31 января 2011 года в знак протеста против сделки российский акционер ТНК-BP принял решение заблокировать выплату дивидендов в размере $1,8 млрд.

24 марта 2011 года стокгольмский арбитраж вынес решение о запрете сделки BP и «Роснефти». В течение весны 2011 года BP, «Роснефть» и российские акционеры ТНК-BP пытались найти компромисс по видоизменению объявленного соглашения, но 17 мая 2011 года стало известно, что сделка окончательно сорвана.

Продажа «ТНК-BP»

22 октября 2012 года было объявлено о том, что «Роснефть» договорилась с акционерами «ТНК-BP» о её покупке. Предполагается, что BP за свою долю должна получить $17,1 млрд денежных средств и 12,84 % акций «Роснефти», находящихся на балансе российской компании, а другой акционер «ТНК-BP», консорциум AAR — $28 млрд (при этом обе сделки независимы друг от друга). Как предполагается, после завершения сделки британской BP будет принадлежать 19,75 % акций «Роснефти». 21 марта 2013 года TNK-BP полностью перешла под контроль компании «Роснефть».

Происшествия

В 2000-х годах BP преследуют крупные техногенные катастрофы, приведшие к серьёзным человеческим жертвам, причинившие серьёзный экологический ущерб, а также принёсшие компании существенные экономические потери.

Взрыв на нефтеперегонном заводе в Техасе

23 марта 2005 года на предприятии BP, расположенном в штате Техас, произошёл взрыв, перешедший в пожар. В результате аварии погибло 15 человек и ещё 170 получили травмы. Компания объявила о выплате более $700 млн пострадавшим и семьям погибших в результате аварии.

Ураган «Деннис»

Произошедший в июле 2005 года ураган «Деннис» нанёс серьёзный ущерб операциям BP в Мексиканском заливе. Стихия нанесла серьёзный ущерб нефтедобывающей платформе Thunder Horse, одной из крупнейших в мире, построенной BP совместно с ExxonMobil. В результате воздействия урагана платформа накренилась на 30°, расходы на её восстановление составили около $100 млн.

Взрыв нефтяной платформы Deepwater Horizon

20 апреля 2010 года на арендованной BP у компании Transocean полупогружной нефтяной платформе Deepwater Horizon, работавшей в центральной части Мексиканского залива южнее штата Луизиана (США), произошёл взрыв. В результате последовавшего пожара, борьба с которым была безуспешна, 11 человек погибло и ещё 17 ранено; 22 апреля платформа затонула. Свободное истекание нефти из скважины, на которой до катастрофы работала платформа, повлекло за собой крупнейшую экологическую катастрофу: в день из скважины, находящейся на глубине около 1,5 км, в воду выливалось до 1000 т нефти. Нефтяное пятно, площадь которого приближалась к 1000 км², привело к серьёзному загрязнению побережья Луизианы и других штатов США. Ряд экспертов оценивали размер нанесённого ущерба в сумму до $37 млрд.

Ко 2 июня 2010 года попытки прекратить выброс нефти оставались безуспешными. К 10 июня компания потеряла значительную часть своей рыночной капитализации (с момента аварии она снизилась со $180 млрд до $91 млрд); расходы на операцию по очистке превысили $760 млн. К середине июня 2010 года безуспешные попытки справиться с последствиями аварии и все громче раздающиеся требования многомиллиардной компенсации нанесённого ущерба привели к резкому падению рейтингов BP: агентство Fitch понизило долгосрочный рейтинг компании на целых шесть ступеней — с АА (высокая надежность) до ВВВ (только на две позиции выше «бросового» уровня). В июле было объявлено о том, что глава BP Тони Хейворд осенью уйдёт в отставку, что также связывалось с катастрофой на Deepwater Horizon.

В начале августа 2010 года стало известно о том, что утечку нефти удалось практически полностью остановить. Также было объявлено о том, что в силу естественных причин или благодаря усилиям по утилизации 75 % разлитой нефти исчезло с поверхности Мексиканского залива.

BP заранее стала готовиться к возможным многомиллиардным затратам на ликвидацию всех последствий катастрофы, в частности, начав распродажу своего имущества. В июле 2010 года компания объявила о продаже газовых активов и газоперерабатывающих заводов американской компании Apache за $7 млрд. Позднее компания создала фонд Gulf Coast Claims Facility (GCCF), из которого осуществляется компенсирование ущерба. Всего в данном фонде было зарезервировано $20 млрд.

5 января 2011 правительственная комиссия США, созданная по инициативе президента Обамы, назвала причиной катастрофы сокращение компанией BP и её партнёрами средств на обеспечение безопасности добычи нефти.

В апреле 2011 года BP подала судебные иски на сумму $40 млрд к трём компаниям, которые, по её мнению, стали виновниками аварии на платформе: Transocean (владельцу и оператору Deepwater Horizon), Halliburton (спроектировавшей цементную «пломбу» для скважины) и Cameron (изготовителя не сработавшего устройства для блокировки скважины в случае происшествий). Месяцем спустя японская компания Mitsui & Co, которая являлась совладельцем проекта, в рамках которого работала платформа Deepwater Horizon, объявила о выплате компенсации в размере $1,1 млрд в пользу BP. В начале 2012 года федеральный суд США принял решение о том, что основным ответчиком по искам о взыскании материальной ответственности должна являться сама BP, а её партнёры-подрядчики не должны участвовать в возмещении убытков.

В апреле 2012 года BP достигла окончательного соглашения с лицами, которыми был нанесён ущерб в результате аварии. Компания обязалась выплатить 100 тысячам американских истцов (среди них владельцы отелей, ресторанов, рыбаки и т. п.) компенсацию в общей сумме $7,8 млрд.

Отрывок, характеризующий BP

– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.