Благовещенская церковь Конногвардейского полка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы

Церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы на площади Труда. Снесена в 1929 г.
Страна Россия
Город Санкт-Петербург
Конфессия Православие
Епархия Санкт-Петербургская и Ладожская
Автор проекта Константин Тон
Строительство 18441849 годы
Дата упразднения 1929 год
Состояние утрачена
Координаты: 59°55′53″ с. ш. 30°17′33″ в. д. / 59.931528° с. ш. 30.29250° в. д. / 59.931528; 30.29250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.931528&mlon=30.29250&zoom=17 (O)] (Я)

Церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы — снесённая в 1929 году православная церковь, которая находилась в Санкт-Петербурге на площади Труда. Полковой храм Конногвардейского полка, расположенный поблизости от полковых казарм, выполнял немаловажную градостроительную роль, выделяя в силуэте города узел оживленных коммуникаций.





История

Трёхпрестольный пятишатровый храм — один из первых примеров русско-византийского стиля — был построен по проекту архитектора Константина Тона для лейб-гвардии Конного полка в 18441849 годах. После постройки церкви возникла мода на многошатровые храмы, его повторения появились во многих городах и весях (напр., храм Казанской иконы Божией Матери в Глебово).

Архитектурное решение с навершием из пяти шатров было нетипично для своего времени, ибо строительство шатровых храмов было свёрнуто православной церковью ещё при патриархе Никоне. В плане храм имел вид продолговатого креста с полуциркульным алтарем. Как и в некоторых русских церквях, каждый угол здания был обработан тремя колоннами, собранными в пучок. В то же время стилизованные шатры и кокошники, украшавшие здание, соединились с ренессансными мотивами в оформлении фронтонов. В наружной отделке здания были использованы путиловский камень и финский гранит. Барельефы на фасаде исполнил скульптор Н. А. Рамазанов.

Внутри храм был отделан искусственным мрамором; лепные украшения из алебастра местами позолочены. Стены покрывали росписи. Деревянные иконостасы храма созданы охтинским резчиком С. Тарасовым. Во всех приделах иконостасы украшали резные колонны, капители; царские врата и боковые двери были прорезные. Иконы для иконостасов церкви написали на холсте представители академизма: Ф. А. Бруни, В. К. Шебуев, М. И. Скотти, П. М. Шамшин, А. Т. Марков, В. А. Серебряков.

Внутреннее убранство храма поражало роскошью — одной серебряной утвари и украшений было более 160 килограммов. Среди святынь и достопримечательностей храма были два напрестольных креста с двадцатью пятью и девятнадцатью частицами мощей святых угодников; малое Евангелие, напечатанное в 1625 году, некогда принадлежавшее Петру Великому; серебряные сосуды для святого причастия работы петербургского мастера Захара Дейхмана.

На стенах храма висели бронзовые доски с именами павших в боях под Аустерлицем и Бородино офицеров, полковые знамёна, георгиевские штандарты, высочайше пожалованные полку за боевые заслуги. В витринах хранились мундиры Императоров Александра I и Николая I — шефов полка как «знак царской любви к войскам и в вознаграждение по заслугам их в память о государях-благодетелях, изволивших носить их».

В склепе храма были погребены два командира полка — участник войны 1812 года князь А. Ф. Орлов (1787—1861) и князь В. Д. Голицын (1816—1888) и там же устроен небольшой Владимирский придел.

Церковь была закрыта и снесена в 1929 году, так как якобы «стесняла трамвайное движение». Ныне её место пустует. При проведении в середине 1990-х годов работ по строительству подземного перехода под площадью были окончательно разрушены фундаменты, пещерный храм и некрополь Благовещенского храма.

По имени церкви названы:

Напишите отзыв о статье "Благовещенская церковь Конногвардейского полка"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [encspb.ru/object/2804009918 Энциклопедия Санкт-Петербурга]

Отрывок, характеризующий Благовещенская церковь Конногвардейского полка



Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.