Благовещенская церковь (Санкт-Петербург, Васильевский остров)

Православная церковь
Благовещенская церковь на Васильевском острове
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург, 8-я линия В. О., дом 67
Конфессия	Православие
Епархия	Санкт-Петербургская
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	барокко
Первое упоминание	1741 год
Строительство	1750—1762 годы годы
Дата упразднения	1936—1992 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810170000
Состояние	Отличное
Сайт	[hramblag.spb.ru/ Официальный сайт]

Благове́щенская це́рковь (Храм Благовещения Пресвятой Богородицы) — православная церковь на Васильевском острове Санкт-Петербурга.

Храм относится к Санкт-Петербургской епархии Русской православной церкви, входит в состав Василеостровского благочиннического округа.

История

Первый деревянный храм в северной части Васильевского острова был выстроен в 1741—1742 годах по проекту и под смотрением Джузеппе Трезини, стоял до 1763 года.

В середине XVIII века богатые купцы И. С. и И. И. Чиркины решили построить новую двухэтажную каменную. Заложена она была 24 мая 1750 года рядом с деревянной. По желанию заказчиков она должна была быть похожей на строившийся Преображенский собор. Но строили её очень долго, а службы начали проводить только в 1758 году. Освящена церковь была 15 сентября 1762 года. В 1780-х годах была построена четырёхъярусная колокольня.

В 1844—1854 годах церковь принадлежала Новодевичьему монастырю. В 1859 году церковь была расписана художником Р. Ф. Виноградовым. В 1899 году архитектором М. Ф. Еремеевым сооружена шатровая часовня. В 1862 году в честь столетия церкви при ней было открыто первое в городе приходское Общество вспоможения бедным. Оно располагало богадельней, приютом для девочек, школой и дешёвыми квартирами.

В марте 1936 года храм был закрыт, помещение использовалось под склад. Находившийся на хорах в приделе во имя Зачатия Иоанна Предтечи старинный иконостас в 1946 году был передан в открытую церковь Святой Троицы («Кулич и Пасха»), где он был установлен в центральном приделе. В 1992 году Благовещенская церковь возвращена верующим, ведутся реставрационные работы.

Приделы

• Нижний храм:
  • главный — Благовещения Пресвятой Богородицы;
  • северный — Покрова Пресвятой Богородицы;
  • южный — святых Кира и Иоанна.

• Верхний (холодный) храм:
  • главный — Воздвижения Креста Господня (до 1796 года — Воскресения Словущего);
  • на хорах — Зачатия Иоанна Предтечи;
  • боковые — Илии Пророка и Покрова Пресвятой Богородицы (до 1805 года в трапезной — Никольский и святителя Петра Московского).

Кладбище

В XVIII-XIX веках при церкви существовало кладбище, на котором были захоронены механик А. К. Нартов, гравёр М. И. Махаев, путешественник С. П. Крашенинников, художник А. П. Лосенко.

Ссылки

• [encspb.ru/object/2804009925 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
• [encspb.ru/object/2804678047 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
• hramblag.spb.ru/

Отрывок, характеризующий Благовещенская церковь (Санкт-Петербург, Васильевский остров)

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!