Блайбургская бойня

Блайбургская бойня — термин, относящийся к событиям мая 1945 года, когда войска югославских партизан прорвались на территорию Австрии, в Каринтию, и около города Блайбург недалеко от современной границы между Австрией и Словенией устроили массовое уничтожение бежавших в Австрию хорватских усташей и словенских коллаборационистов.

По данным штаб-квартиры 5-го британского корпуса в Австрии, вскоре после полуночи 13 мая 1945 года на территории корпуса собралось «примерно 30 000 военнопленных и беженцев. По сообщениям, ещё 60 000 двигались на север в Австрию из Югославии». Всё это были люди, которые бежали от югославских партизан в надежде сдаться британским войскам, однако британцы принудительно возвратили их обратно, и тем пришлось преодолевать многокилометровые расстояния в трудных условиях.

Предыстория

Правительство усташей, создавшее при поддержке гитлеровской Германии марионеточное «Независимое государство Хорватия», с самого начала планировало этнические чистки в отношении сербов, евреев и цыган, которые вылились в геноцид.

Характерным примером зверств усташей стали массовые казни и пытки в концлагере Ясеновац, которые шокировали даже немецких и итальянских оккупантов. 10 июля 1941 года генерал вермахта Эдмунд Гляйзе-Хорстенау сообщал следующее Германскому верховному командованию (ОКВ):

Наши войска вынуждены быть безмолвными свидетелями таких событий; это не лучшим образом сказывается на их в целом высокой репутации... Мне часто сообщают, что немецкие оккупационные войска должны в конце концов вмешаться в злодеяния усташей. Это может однажды случиться. В настоящий момент, имея те силы, которыми я располагаю, я не могу просить о таких действиях. Сейчас вмешательство немецкой армии в отдельных случаях может сделать её ответственной за прочие многочисленные случаи, которые она не смогла предотвратить ранее.

Гестапо сообщало Гиммлеру 17 февраля 1942 года:

Растущая активность банд вызвана главным образом жестокостью соединений усташей в Хорватии по отношению к православному населению. Усташи творят свои бесчинства самым зверским образом - не только против мужчин призывного возраста, но в особенности против беспомощных стариков, женщин и детей. Количество православных, которых хорваты убили или садистски замучили до смерти, достигает трёхсот тысяч.

Силы югославских партизан быстро росли, поскольку в оккупированной Югославии они представляли собой единственную силу, которая на деле отстаивала принципы равенства народов в единой Югославии. На сторону партизан переходили целые воинские подразделения усташей. К 1945 году югославские партизаны составляли около 800 000 человек, организованных в 4 полевых армии, преследующих отступавшие силы гитлеровцев и усташей.

События

Поскольку усташи, а также словенские коллаборационисты опасались неизбежного возмездия, в конце войны началось массовое бегство из Хорватии и Словении гитлеровских пособников вместе с семьями. 6 мая 1945 года хорватское коллаборационистское правительство бежало из Загреба, поскольку части вермахта отступали и были готовы капитулировать. Вооружённые силы Хорватии начали отступать к австрийской границе 12 мая в направлении к Блайбургу, где находилась 38-я (ирландская) пехотная бригада Великобритании. Среди отступавших было немало высокопоставленных чиновников Хорватии, а также гражданских лиц. Партизаны рассматривали этих гражданских лиц как коллаборационистов, поскольку те бежали вместе с усташами. К отступающим усташам присоединились части сербских четников и словенского домобранства.

Основная колонна направилась через Целе, Шоштань и Словень-Градец в Дравоград, и лишь позднее повернула на юго-восток к Блайбургу. Они начали сдаваться британцам 15 мая, и процесс сдачи продолжался до 17 мая. В это время усташские генералы Иво Херенчич и Вьекослав Серватци вместе с переводчиком, профессором Даниэлем Црльеном, и офицером связи Владимиром Метикошем начали переговоры о сдаче с британскими войсками и партизанами, которых представлял Милан Баста. В соответствии с действовавшими на тот момент союзными соглашениями, британские силы отказались принять капитуляцию и договорились с партизанами. Согласно статье 20 Гаагской конвенции, все капитулировавшие хорватские силы были разоружены и немедленно переданы партизанам. Последние, хорошо помнившие о жестокости усташей, проявили беспощадность к захваченным пленным, многие из которых были казнены либо на пустыре недалеко от Блайбурга, либо в Словении около Марибора.

В 1990 году бывший партизан Симо Дубаич заявил, что командовал партизанскими силами у Кочевского Рога, и получил приказы казнить сдавшихся, в том числе гражданских лиц.

При отступлении коллаборационистов через Словению и во время их нахождения в Австрии происходили вооружённые стычки между ними и партизанами. Самым крупным был бой у Поляны. Значительное число беженцев было принудительно возвращено в Югославию (многие погибли по дороге от голода). В Югославии они вновь получили статус югославских граждан.

Количество жертв

Точное количество погибших под Блайбургом остаётся предметом споров. Существуют два основных подхода к оценке количества жертв:

• свидетельская (основанная на показаниях свидетелей — к ней принадлежит, в частности, Милован Джилас) — по данным этой школы, число жертв достигает 15 000 человек
• археологическая (основанная на данных раскопок мест массовых убийств) — до сих пор обнаружено порядка 1200 останков.

Блайбургский мемориал

Дата 15 мая официально установлена решением Хорватского сабора в 1995 году и ежегодно отмечается как Мемориальный день жертв Блайбурга и Крестного пути.

Впервые хорватские исследователи тайно начали посещать Блайбургские захоронения в 1952 году, а регулярные ежегодные посещения начались в начале 1960-х гг. В 1977 г. места впервые посетил высокопоставленный хорватский священник — кардинал Франьо Шепер.

Ежегодно места захоронений посещают высокопоставленные священнослужители — католики и мусульмане. Премьер-министры Хорватии Ивица Рачан и Иво Санадер посещали места захоронений в 2002 и 2004 гг. На 60-ю годовщину событий собралось большое количество людей, перед которыми выступали спикер Сабора Владимир Шекс и глава мусульманской общины Хорватии муфтий Шевко Омербашич. В 2006 году захоронение официально посетили министр Джурджа Адлешич, Дамир Поланчец и боснийский политик Мартин Рагуж. В 2007 году на месте событий установлен новый алтарь.

В 2008 году на памятной церемонии присутствовало более 10 000 человек. Церемонию возглавляли епископ Хварский Слободан Штамбук и представитель исламской общины Хорватии Идриз Бешич. От Хорватского Сабора присутствовал председатель Хорватской крестьянской партии Йосип Фришчич, а от хорватского правительства министр Берислав Рончевич. К этому времени правительства Хорватии и Словении договорились сотрудничать в организации военных кладбищ (подобные соглашения Словения ранее подписала с Италией и Германией).

По сообщениям правительства Словении, на месте массового захоронения в Тезно планируется соорудить мемориальный парк и кладбище.

Во время телефонного опроса, проведённого Хорватским радиотелевидением в программе Nedjeljom u dva («В воскресенье в два часа») в мае 2007 г. телезрители отвечали на вопрос, чьи преступления они считают более ужасными — усташей или югославских партизан. Всего в студию позвонило 23 672 участника, и 73 % из них заявили, что хуже были преступления партизан.

Отражение в культуре

В 1993 году хорватский музыкант Мирослав Шкоро записал песню о происшедшем в Блайбурге — «Mata» (с хорв. Матвей). Учитывая шедшую тогда гражданскую войну и связанный с ней всеобщий всплеск национализма, песня моментально стала популярной.

Блайбургская бойня стала сюжетом фильма «Četverored» (1999).

Американский художник хорватского происхождения Чарльз Биллич (англ. Charles Billich) написал серию картин о данном событии. О нём же написали картины Иван Лацкович Кроата и Кристиан Крекович.

См. также

• Выдача казаков в Лиенце

Литература

• David Martin. Ally Betrayed: The Uncensored Story of Tito and Mihailovich, New York: Prentice Hall, 1946, p. 34.
• Grahek Ravančić, Martina (January 2008). «[hrcak.srce.hr/index.php?show=clanak&id_clanak_jezik=29735&lang=en Izručenja zarobljenika s bleiburškog polja i okolice u svibnju 1945.]» (Croatian). Journal of Contemporary History (Croatian Institute of History) 39: 531–550. ISSN [worldcat.org/issn/0590-9597 0590-9597]. Проверено 24 March 2015.

Ссылки

• [is.park.ru/doc.jsp?urn=11356485 Югославская Катынь]
• [samvak.tripod.com/pp55.html Samvak]
• [www.gorgelink.org/freebooks/vaknin/terrorism.pdf Gorgelink.org]
• [www.serendipity.li/hr/bleiburg_massacres.htm Bleiburg tragedy]
• [web.archive.org/web/20071025045501/www.iht.com/articles/2007/10/22/news/slovenia.php World War II mass graves open a wound in Slovenia]
• [www.fantompowa.net/Flame/yugoslavia_catholic_church.htm The Catholic Church’s role in Axis-dominated Yugoslavia]
• [www.ess.uwe.ac.uk/genocide/yugoslav-hist1.htm Yalta and the Bleiburg tragedy]
• [www.safaric-safaric.si/knjige/Veliki%20finale%20na%20Koroskem.pdf Franci Strle: Veliki Finale na Koroškem (Grand Finale in Carinthia) (2nd edition, 1977) (in Slovene)]
• [www.serendipity.li/hr/bleiburg_massacres.htm The Bleiburg Massacres] — by Count Nikolai Tolstoy
• [www.studiacroatica.com/libros/tragedia/tb080403.htm The Bleiburg Tragedy on Croatian World Network]
• [www.glas-koncila.hr/feljtoni/index.php/Bleiburg_-_svjedo%C4%8Denje_dominikanca_o._Drage_Kolimbatovi%C4%87a Bleiburg — testimony of father Drago Kolimbatovic about role of Britain’s soldiers (in Croatian)]

Отрывок, характеризующий Блайбургская бойня

Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.