Блайтон, Энид Мэри
Поделись знанием:
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
| Энид Блайтон | |
| Enid Mary Blyton Pollock Darrell Waters | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Жанр: | |
| Дебют: | |
Энид Мэри Блайтон (англ. Enid Mary Blyton; 11 августа 1897, Ист-Далидж — 28 ноября 1968, Хампстед) — известная британская писательница, работавшая в жанре детской и юношеской литературы. Она стала одной из наиболее успешных подростковых писательниц XX века.
Содержание
Ранние годы
Энид Блайтон родилась 11 августа 1897 года в Лондоне, улица Лордшип-Лейн (район Ист-Далидж), дом 354. Она была старшей дочерью в семье Томаса Кэри Блайтона (1870—1920), торговца ножевыми изделиями, и его жены Терезы Мэри, урождённой Харрисон (1874—1950), где помимо неё были ещё два младших сына, Хэнли (род. в 1899) и Кэри (род. в 1902), родившихся после того, как семья переехала в близлежащий пригород Бекенхем. С 1907 по 1915 год Блайтон обучалась в школе Св. Кристофера в Бекенхеме. Ей одинаково хорошо удавалась как академическая работа, так и физическая активность. Не давалась лишь математика.
Творчество
Она отметилась несколькими сериями книг, предназначенных для различных возрастных групп, с периодически повторяющимися главными героями. Эти книги имели огромный успех во многих частях света, было продано более 400 миллионов экземпляров. По одной из оценок, Блайтон пятая по популярности автор переводной литературы во всём мире. Так, согласно Указателю Переводов ЮНЕСКО (Index Translationum)[1] к 2007 году было учтено более 3400 изданий переводов её книг; в этом отношении она уступает Шекспиру, но превосходит Ленина.
Одним из наиболее известных персонажей писательницы является Нодди, появляющийся в рассказах для маленьких детей, только учащихся читать. Однако наибольшей популярностью пользуются её романы, в которых дети попадали в захватывающие приключения и распутывали интригующие тайны практически без помощи взрослых. В этом жанре особенно популярны серии Великолепная пятёрка (состоит из 21 романа, 1942—1963; главные персонажи — четверо подростков и собака), Пять юных сыщиков и верный пёс (или Пятеро тайноискателей и собака, согласно другим переводам; состоит из 15 романов, 1943—1961, в которых пятеро детей непременно обходят местную полицию в расследовании запутанных происшествий), а также Тайная семёрка (15 романов, 1949—1963, семеро детей разгадывают различные тайны).
Книги Энид Блайтон — это приключенческая детская литература, иногда с элементами фэнтези, иногда с привлечением магии. Её книги были и до сих пор остаются чрезвычайно популярными в Великобритании и во многих других странах мира, в том числе и России. Произведения писательницы переведены на более чем 90 языков, включая такие, как китайский, нидерландский, финский, французский, немецкий, иврит, и многие другие.
Критика
Об одной из книг Энид Блайтон Корней Чуковский писал (статья «Триллеры и чиллеры»):
…всех превзошла Энид Блайтон. В роли опытной сыщицы она вывела необыкновенно смышлённую восьмилетнюю девочку, которая своим интеллектом перещеголяла знаменитых сыщиков и регулярно оставляет в дураках профессионального полицейского Гуна. Книжка эта появилась в английском издательстве «Dragon» («Дракон»), которое печатает сыщицкие истории для малых детей от 6 до 8 лет («Синий Дракон») и от 8 до 12 лет («Красный дракон»).[2]
Наиболее известные произведения
- The Adventure
- The Barney Mystery
- The Circus
- Великолепная пятёрка
- The Magic Faraway Tree
- The Malory Towers
- The Mary Mouse
- Пять юных сыщиков и верный пёс
- The Naughtiest Girl
- The Noddy
- The Amelia Jane
- The Secret Seven
- St. Clare’s
- The Wishing-Chair
- The Willow Farm
Издания на русском языке
«Великолепная пятёрка»:
- Тайна острова сокровищ (1942)
- Тайна драгоценных камней (Новые приключения Великолепной пятёрки) (1943)
- Тайна старого подземелья (Тайна старого корабля, Тайна старого чемоданчика) (1944)
- Тайна вершины Контрабандистов (Тайна «Вершины Контрабандиста», Тайна туманных болот) (1945)
- Тайна бродячего цирка (Тайна мрачного клоуна) (1946)
- Тайна секретной лаборатории (Тайна стеклянной комнаты) (1947)
- Тайна поезда-призрака (1948)
- Тайна Совиного Холма (Тайна совиного гнезда) (1949)
- Тайна рыжего похитителя (Тайна двух блокнотов) (1950)
- Тайна мрачного озера (1951)
- Тайна разрушенного замка (Тайна пожирателя огня) (1952)
- Тайна прибрежных скал (Тайна берега скелетов) (1953)
- Тайна цыганского табора (1954)
- Тайна серебристого лимузина (Тайна девочки с пуделем) (1955)
- Тайна запутанного следа (1956)
- Тайна холма Билликок (1957)
- Тайна светящейся горы (1958)
- Тайна подземного коридора (1960)
- Тайна подводной пещеры (Тайна морских разбойников) (1961)
- Тайна золотых статуй (1962)
- Тайна золотых часов (1963)
«Пятеро Тайноискателей и собака» («Пять юных сыщиков и их верный пёс»):
- Тайна сгоревшего коттеджа (Тайна коттеджа, который сгорел) (1943) (англ. The Mystery of the Burnt Cottage)
- Тайна пропавшей кошки (Тайна исчезнувшей кошки) (1944)
- Тайна секретной комнаты (Тайна заброшенного дома) (1945)
- Тайна подброшенных писем (Тайна опасных писем) (1946)
- Тайна пропавшего ожерелья (1947)
- Тайна лесного дома (Тайна мерцающих огней) (1948)
- Тайна кота из пантомимы (Тайна актёра-грабителя) (1949)
- Тайна вора-невидимки (1950)
- Тайна исчезнувшего принца (Тайна похищенного принца) (1951)
- Тайна странного свертка (Тайна со дна реки) (1952)
- Тайна коттеджа «Омела» (Тайна полуночного фургона) (1953)
- Тайна коттеджа «Талли-Хо» (Тайна украденной картины) (1954)
- Тайна человека со шрамом (1956)
- Тайна загадочных посланий (Тайна похищенных бриллиантов) (1957)
- Тайна старинной башни (Тайна подземного хода) (1961)
- Тайна пропавшего ожерелья (сборник, илл.)
«Секретная семёрка»:
- Секретная семёрка (1949)
- Приключения «Секретной семёрки» (1950)
- Успех «Секретной семёрки» (1951)
- «Секретная семёрка» идёт по следу (Тайна пустого дома) (1952)
- Так держать, «Секретная семёрка»! (Тайна украденных псов) (1953)
- Удачи, «Секретная семёрка»! (1954)
- Полная победа «Секретной семёрки» (Тайна старой пещеры) (1955)
- Трижды «Ура» «Секретной семёрке»! (Тайна каштановой рощи) (1956)
- Тайны «Секретной семёрки» (1957)
- Загадка для «Секретной семёрки» (Тайна пропавшей скрипки, Тайна огородного пугала) (1958)
- «Секретная семёрка» устраивает фейерверк (1959)
- Старая добрая «Секретная семёрка» (Тайна подзорной трубы) (1960)
«Четверо друзей и попугай Кики»:
- Тайна мёртвого острова (1944)
- Тайна орлиного гнезда (1946)
- Тайна долины сокровищ (1947)
- Тайна голубой лагуны (1948)
- Тайна подземного королевства (1949)
- Тайна старой крепости (1952)
- Тайна подземной реки (1955)
«Барни»:
- Загадка пропавшего ручья (1949)
- Загадка ярмарки чудес (1950)
- Загадка старой колокольни (1951)
- Загадка магических чисел (1951)
- Загадка ожившего снеговика (1952)
- Загадка морской пещеры (1959)
Остальное:
- Жёлтая книга фей (1936)
- Знаменитый утёнок Тим (по мотивам этой книги был также снято два одноимённых мультфильма (1972 г. — Лентелефильм, 1973 г. — ТО «Экран»)[3], а также мультфильм «Утёнок Тим» (Киевнаучфильм, 1970 г.)
- Приключения Нодди (1991)
- Приключения Нодди (1993)
- Приключения Нодди в Игрушечном городе (2013)
- Рубиновая книга гоблинов
- Сказки страны фей
- Сказки страны эльфов
- Приключения волшебного кресла
Напишите отзыв о статье "Блайтон, Энид Мэри"
Примечания
- ↑ [databases.unesco.org/xtrans/stat/xTransStat.a?VL1=A&top=50&lg=0 Index Translationum]. ЮНЕСКО. [www.webcitation.org/65ne0yshZ Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012]. Данный перечень содержит сведения обо всех официальных изданиях переводов с 1979 года.
- ↑ [www.chukfamily.ru/Kornei/Critica/critica_new.php?id=121 Отдав искусству жизнь без сдачи… Критика Корнея Чуковского]
- ↑ [mults.spb.ru/mults/?id=3572 Посмотреть онлайн, скачать мультфильм «Знаменитый утёнок Тим»]
Литература
- Enid Blyton (1952) The Story of My Life
- Barbara Stoney (1974) Enid Blyton, 1992 The Enid Blyton Biography, Hodder, London ISBN 0-340-58348-7 (paperback) ISBN 0-340-16514-6
- Mason Willey (1993) Enid Blyton: A Bibliography of First Editions and Other Collectible Books ISBN 0-9521284-0-3
- S. G. Ray (1982) The Blyton Phenomenon
- Bob Mullan (1987) The Enid Blyton Story
- George Greenfield (1998) Enid Blyton
- Robert Druce (1992) This Day Our Daily Fictions: An Enquiry into the Multi-Million Bestseller Status of Enid Blyton and Ian Fleming
| ||||||
Отрывок, характеризующий Блайтон, Энид Мэри
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
