Фернандес-Очоа, Бланка

Олимпийские награды
Горнолыжный спорт (женщины)
Бронза	Альбервиль 1992	Слалом

Бла́нка Фернандес-Очоа (исп. Blanca Fernández Ochoa, род. 22 апреля 1963 года, Мадрид, Испания) — испанская горнолыжница, единственная призёрка зимней Олимпиады в истории Испании. Младшая сестра олимпийского чемпиона 1972 года Франсиско Фернандеса-Очоа.

Спортивная карьера

Бланка дебютировала в Кубке мира в 1981 году. В марте 1985 года она одержала свою первую из четырёх побед на этапах, а в сезоне 1987/88 добилась лучшего результата в общем зачёте — заняла 4-е место вслед швейцарками Микелой Фиджини и Бригитт Ортли и австрийкой Анитой Вахтер. В том же сезоне Бланка заняла 3-е место в зачёте супергиганта, 5-е место в зачёте гигантского слалома и 4-е место в зачёте слалома. Также за карьеру Бланка была третьей в зачёте гигантского слалома в сезоне 1986/87 и третьей в зачёте слалома в сезонах 1990/91 и 1991/92.

На Олимпийских играх Бланка дебютировала в 1980 году в Лейк-Плэсиде, где она заняла 18-е место в гигантском слаломе. В 1984 году в Сараево испанка заняла 6-е место в гигантском слаломе. Через 4 года в Калгари Фернандес-Очоа стала пятой в слаломе. Наиболее успешно испанка выступила в 1992 году в Альбервиле. В гигантском слаломе Бланка была лишь 12-й, зато в слаломе выступила блестяще, принеся Испании всего вторую медаль в истории зимних Олимпиад. Первая была на счету родного брата Бланки Франсиско Фернандеса-Очоа в том же слаломе в 1972 году в Саппоро. В Альбервиле в слаломе испанку смогли опередить лишь Петра Кронбергер из Австрии и новозеландка Аннелиз Кобергер.

В том же 1992 году Бланка завершила свою спортивную карьеру, в последнем спуске в Кубке мира она стала второй в гигантском слаломе в швейцарской Кранс-Монтане.

Кроме Бланки и Франсиско ещё 2 брата и 1 сестра Фернандес-Очоа участвовали в соревнованиях по горнолыжному спорту на Олимпийских играх: Долорес (род. 1966, участвовала в Олимпиаде-1984 в Сараево), Хуан Мануэль (род. 1951, участвовал в Олимпиаде-1976 в Инсбруке) и Луис (род. 1965, участвовал в Олимпиадах 1984 и 1988 годов). Особых успехов они не достигли — никто ни разу не сумел попасть даже в число 15-ти лучших.

Победы на этапах Кубка мира (4)

№	Дата	Место	Дисциплина
1	3 марта 1985	Вейл	Гигантский слалом
2	26 ноября 1987	Сестриере	Слалом
3	22 декабря 1990	Морцин	Слалом (2)
4	1 декабря 1991	Лех-на-Арльберге	Слалом (3)

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=AL&competitorid=16892&type=result Бланка Фернандес-Очоа] — статистика на сайте FIS  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/fe/blanca-fernandez-ochoa-1.html Бланка Фернандес-Очоа] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Фернандес-Очоа, Бланка

– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.